Жанакаит Залиханов - Горящие сердца
— А как же! В колхозной ведомости всегда расписываюсь сам. Правда, кассирша у нас какая-то, извините меня, малограмотная, никак не может разобрать мою подпись и каждый раз ворчит на меня...
Ханифа снова начинает смеяться.
— Ясное дело, у нее ведь только среднее образование, куда ей до тебя!
На этот раз Батыр Османович тоже смеется от души. Но все же считает своим долгом подбодрить Конака:
— Не горюйте, отец! Девчата у нас прекрасные. Непременно помогут вам.
— Поможем, — обещает Фаризат. — С сегодняшнего дня берем шефство над Конаком.
Старый пастух забыл о своей обиде на Фаризат. Он ей даже благодарен за то, что она затеяла разговор о его намерении. По правде говоря, ему кажется, что сегодня его уже приняли в партию...
— Ну, а теперь, — говорит Баразов, поднимаясь, — перейдем к менее возвышенным, но не менее существенным вопросам. Покажите-ка мне график надоев.
Всей гурьбой вваливаются в маленькую комнату заведующей фермой. Здесь тесновато, но чисто и уютно. Чувствуется, что на ферме хозяйничают девушки.
— Боюсь, — продолжает начатый разговор Батыр, — как бы соседи не опередили вас. Быстро увеличиваются у них надои. Любо-дорого смотреть.
— Что ты, Батыр, если мы им уступим первенство, я эту шапку больше никогда не надену! — И Конак снимает с головы свою старую папаху.
— Серьезная угроза, уважаемый Конак, — подхватывает шутку Батыр. — И она, думаю, испугает ваших соперников. Но пока у них — по пуду молока на каждую корову, а у вас, я вижу, — поменьше.
— Но зато у нас надои все время повышаются! — В голосе Фаризат звучит уверенность. — Сейчас еще рано подводить итоги. Вот увидите: мы своего первенства никому не уступим.
Подруги поддержали ее.
Баразов еще долго пробыл на ферме. Просматривал отчетность. Поговорил с каждым в отдельности. Уже стемнело, когда он собрался уезжать.
— До скорого свиданья, друзья! — И, обращаясь к Конаку, прибавил: — Мне ведь, как ответственному работнику, надлежит кормить и поить того самого вола, на рогах которого держится мир.
Все засмеялись.
По горной дороге, прорезая ночь светом фар, мчится маленький газик секретаря райкома. Прошел еще один день.
4. ПРИЗРАКИ ПРОШЛОГО
Тетрадь уже подходит к концу, а письмо никак не получается. Ариубат перечитывает написанное, рвет на мелкие клочки, снова пишет и снова рвет ни в чем не повинную бумагу. На дворе глубокая ночь. Девушка опускает утомленную голову на руки.
«Что со мной? Не могу связать двух слов. Пять дней! Сколько бумаги извела — и все без толку. Что подумает обо мне Асхат? Я ведь и сама знаю, что это значит — каждый день, каждый час ждать письма. Наверное, и Асхат так долго не писал мне, потому что не получалось. Что же делать? Никогда не думала, что любовь — такая мука. Она — как болезнь, как внезапный пожар... Вспыхнет, будто сухая солома в летний зной на солнцепеке...
Ариубат вздрогнула. Ей показалось, что кто-то вошел в комнату. Нет, никого. Но вот послышался глуховатый бабушкин голос:
— С кем ты разговариваешь среди ночи, Ариу? И почему ты до сих пор не спишь?
Ариубат молча встала, пошла бабушке навстречу, стараясь не наступить на рассыпанные по полу обрывки неоконченных писем. Бабушка нагнулась поднять их, но Ариубат опередила ее и быстро собрала белые клочки. Должно быть, она задремала и разговаривала во сне. Бабушка от этого и проснулась. А вдруг она догадывается о том, что творится с внучкой?
— Ариу, родная, аллахом клянусь, ты нездорова. Ты вся горишь, бедняжка. Что с тобой? — И бабушка прикладывает прохладную ладонь к ее горячему лбу.
Ариубат стоит как вкопанная, судорожно сжимая в руках смятые листки... Старушка растерянно гладит ее по голове, потом, спохватившись, спешит к телефону. «Хочет вызвать врача. Зачем это? Среди ночи, и ведь я здорова. Только сердце сильно стучит».
— Не надо, бабушка, не надо! Я просто заснула за столом.
— Дитя мое, но почему ты вся горишь?
— Я же говорю тебе, что уснула за столом в неудобной позе...
— Ну хорошо, хорошо, дитятко, успокойся. Ляг, усни, может, и вправду все пройдет. Утро вечера мудренее.
Бабушка не ушла из комнаты, пока не услышала ровного дыхания заснувшей Ариубат...
Лучи утреннего солнца заглядывают в окошко. Длинными сверкающими полосами ложатся на пол, потом подбираются к постели, поднимаются выше, заглядывают в глаза. В ярких лучах пляшут пылинки. Комната полна света.
Ариубат не хочется вставать. Она лежала и вспоминала все, что случилось ночью. Кажется, напугала бабушку. Как теперь показаться ей на глаза? А письмо так и не написала...
Ариубат откинула было одеяло, но тут вошла бабушка.
— Ариу, детка, как ты себя чувствуешь?
Девушка вскочила с постели, крепко обняла старушку.
— Очень хорошо я себя чувствую! Нигде ничего не болит.
— Аллах с тобой, ночью я до смерти перепугалась.
Но Ариубат больше не хочет ничего слышать о вчерашнем. И, словно догадавшись о том, что творится у нее на сердце, бабушка умолкает и направляется к двери. Ариубат одевается.
Во дворе вдруг отчаянно закудахтала курица-наседка. Ариубат глянула в окно. Ах ты! С неба камнем падает коршун, мгновенно подхватывает с земли маленький желтый комочек и стрелой уносится ввысь. Бедная квочка металась, кричала, хлопала крыльями — да поздно. Напуганные цыплята жались к матери и только один, отброшенный в сторону, беспомощно барахтался у крыльца.
Все случилось так быстро, что Ариубат не успела ничего сделать. Девушке до слез жаль пушистого желтого цыпленка. Только вылупился из яйца, грелся на солнышке, клевал какие-то крошки — и вот уже нет его на свете. Какое, должно быть, несчастье — родиться слабым и неразумным. Налетит какой-нибудь коршун — и поминай как звали!
Стоявшая у порога бабушка тоже видела разыгравшуюся во дворе мгновенную драму, но отнеслась к ней спокойно.
— Не заметила, куда улетел разбойник? — спрашивает она у внучки. — Проголодался, видно, вот и осмелел.
Но Ариубат успела увидеть лишь огромную тень птицы, скользнувшую по камням.
— Ты, бабушка, как будто жалеешь этого вора, а мне цыпленка жаль. Вон у Шаваевых во дворе собака, к ним коршун не залетит. И нам надо сторожа завести.
— Не люблю я собак, — отвечает старуха, бросив недовольный взгляд на соседский забор. — Скажи лучше, ты почему коршуна не прогнала?
— Не успела.
Ариубат пора собираться на работу. Умывшись, она входит в дом. Прохладный ветер колышет занавески, солнечные лучи с пола перебираются на стену — утром время летит быстро.
— Что подать на завтрак, Ариу?
Ариубат обнимает бабушку и усаживает за стол.
— Сядь, родная, посиди, я сама все приготовлю. — И зажигает газовую плитку.
Сколько уж времени прошло, а бабушка до сих пор все дивится этому чуду — газовой плите здесь, в горах. Вспоминаются ей старые, темные дома, сырые жилища, стены которых были всегда покрыты толстым слоем копоти. То и дело, бывало, дрова и кизяк не разгораются, шипят, дым ест глаза... Грех вспомнить: торопишься, дома гости, нужно их поскорее накормить, а ты никак очаг не разожжешь — хоть умри на месте! То ли дело теперь: не успеешь посуду на стол поставить — все уже кипит на плитке. Правду говорят люди: никто не уйдет из жизни, не испытав всего, что ему судьбой положено. Пусть приезжают гости — милости просим. И за водой не надо далеко ходить, а уж за дровами — тем более...
Задумалась бабушка; она следит за быстрыми и легкими движениями Ариубат, и старое сердце радуется. Белая кофточка ловко облегает стройный девичий стан. Белые босоножки — Ариу ступает в них, как на пружинах. Щеки разрумянились — день теплый, а тут еще плитка горит. Внучка варит кофе. Вот она разлила его по чашкам, одну себе, другую — бабушке и села к столу.
— Попробуй, бабулечка, хорошо получилось? — спрашивает она, намазывая хлеб маслом.
— Хорошо, внученька, все у тебя получается хорошо.
Две женщины — старая и молодая — сидят за столом.
Им уютно вдвоем. Маленькими глотками прихлебывает бабушка кофе. Покупного печенья, с которым пьет кофе внучка, она есть не станет.
— Да ешь ты, бабушка, печенье, слово даю, что его не на сале пекут, а на сливочном масле!
— Откуда ты знаешь? А если у них сливочное масло кончится? Не останавливать же из-за этого машину.
Ариубат смеется. Этот разговор повторяется у них каждое утро... Через несколько минут девушка уходит.
«Как приеду в библиотеку, сразу сяду писать Асхату», — думает Ариубат по дороге на работу. Нужно отправить письмо с автобусом, который идет в Нальчик. Назиру отдавать не стоит — он может всем рассказать.
Ариубат поспешно отпирает дверь. Со стены на нее смотрит портрет Ильича. Ласковый взгляд чуть прищуренных глаз. «Доброе утро», — мысленно здоровается девушка, и ей кажется, будто Ленин на портрете отвечает ей теми же словами.
