Медеу Сарсекеев - Клад
— Знаете ли, ребята, что было шестьсот миллионов лет тому назад под этим самым местом, где стоит ваша школа? А ну-ка, кто скажет? Нет, не пытайтесь даже, ни за что не угадаете, — говорил он веселым голосом. — Как ни странно, здесь плескалось волнами огромное море. Не только здесь. Тарбагатайский горный хребет был дном необозримого океана. Когда вселенские воды отступили, на месте их обозначилась неровная поверхность. Геологи именуют, между прочим, эти времена эпохой палеозоя.
Бородач знал все на свете за тысячи и тысячи лет. То, о чем он так увлеченно рассказывал, было похоже на сказку, но пареньки понимали: им рассказывают историю возникновения их края. Горный Алтай, оказывается, не столь древен, как Тарбагатай. Да, родные места Казыбека насчитывали больше веков, чем соседний, Калбинский хребет. Кончился палеозой, миновало еще двести миллионов лет (подумать только: человек вел счет годам на миллионы!), стали появляться дугообразные островки. Они поднимались из воды так медленно, что к их возрасту прибавились еще миллионы. Между островками плескалась вода. Однако земная твердь оставалась не менее беспокойной, чем ее предшественница — вода. Время от времени воду вздымала изнутри огненная лава. Шлаки постепенно заполнили лоно бывших вод, выровняли углубления между островками.
— Так образовались наши степи, — продолжал геолог свой рассказ. — Вы сейчас в них живете…
И засверкали алмазами ребячьи глаза, и стали детям животноводов после этой встречи сниться по ночам земные клады. Рассказ бородача заставил юных степняков напрочь забыть обо всех иных профессиях. Никто из сверстников до той поры не уезжал от дома дальше, чем унесет его за день конь. Больше всего старшеклассники сельской школы были очарованы самим геологом. Он казался им истинным чародеем. Тем более что страховидный мужчина тот запросто вступал с подростками в разговор и обронил фразу о том, что крепкие, не боящиеся трудностей парни нужны в геофизическую партию и сейчас…
Казыбек и Елемес, сидевшие за одной партой, переглянулись, тут же расправили плечи. Они приняли решение посвятить себя геологии и служить ей, пока не откроют все тайны подземелья, которые, по словам этого кудесника, хранятся даже под их ногами. Стоит лишь приложить руки да проявить терпение. И еще в этой профессии пригодилось бы чуточку обыкновенного везения! Фарт, как говорят старатели.
Что и говорить, было время безрассудной молодости, когда несешься с распахнутыми глазами на какое-либо тобою же придуманное препятствие, бросаешься в бурную реку, плывешь, подбрасываемый волнами, или летишь меж облаков.
Сразу после выпускных экзаменов стайка восьмиклассников, влекомая своим ватажком Казтугановым, пришла пешком — так выпускники школы решили показать свою выносливость! — в отряд и запросились к геофизикам в помощники. Бородач сначала испугался их шумного появления, затем стукнул кулаком по коленке, грозя каким-то формалистам, и принял на работу всех.
Привычные с малых лет к любому труду, юные степняки получили в руки кто лопату, кто заступ… Одни копали канавы, били шурфы, другие перетаскивали кабели, забивали топосъемочные штыри. Всяк привыкал к новым для себя словам и понятиям о смысле обретаемой профессии.
Ни в чем не обманул их бородач еще тогда, в школе. Все здесь, и опытные разведчики и юное пополнение, были в равной степени одержимы жаждой добраться до рудоносных слоев. Бородач оказался человеком, умевшим заглянуть в будущее ребят. Пять наиболее смышленых и проявивших адское терпение в жаркие деньки парней получили в ту осень направление в геологоразведочный техникум. Среди них оказался ни в чем не раскаявшийся перед родителями Казыбек.
Много раз позже он задумывался: как это могло произойти? Ну, пришел в школу человек редкой, необычной профессии. Они и прежде появлялись. Однажды на зов директора откликнулся даже летчик из спецотряда, приезжал для встречи с детьми плавильщик, Герой Социалистического Труда Саябек Кудайбергенов. Казыбек после называл свой выбор случайным. Но с годами его интерес к главному занятию в жизни окреп, превратился в зов сердца, отраду души. Теперь при перекличке имен тех, кого называют хозяевами богатств рудного края, без имени Казтуганова не обойтись. Так просто разве скажешь обо всем пережитом очаровательной попутчице с ее умением вникать в суть разговора не только словами, но и глазами?
С чего начать ответ? С трудностей, но они привычны. С романтики? Ответ прозвучит похвальбой. А говорить-то полагается правду, иначе студентка не определит значимости его сложной профессии. Если бы на месте Меруерт была некая особа, приехавшая проверить работу партии, дело другое. Геолог мог бы четко доложить: за сезон пробурено столько-то скважин, заложено шурфов и пройдено разведочных канав. Сложил бы работу сотен людей и представил все это на языке цифр и пущенных в дело средств. Возможно, признался бы с горечью, что сейчас люди, идущие в глубь земли, вплотную приблизились к девону…[10] Опять же, что такое девон для непосвященного человека?
— О, Меруерт-жан, — попытался он погасить очередной вопрос шуткой. — Вы начали непростой разговор о нашей профессии. Боюсь, не закончить нам его сегодня.
Меруерт, кажется, догадалась о действительной причине смущения геолога. На какое-то время в кабине микроавтобуса наступило молчание, отнюдь не ведущее к отчуждению между участниками беседы. Машина шла по асфальту ровно, посвистывая шипами. Путников убаюкивало легкое покачивание.
Девушка не выдержала долгой молчанки. Поначалу негромко, лишь для себя, потом все веселее стала напевать внезапно пришедшую на ум приятную мелодию.
— А вы не стесняйтесь! Можно и погромче! — еле слышно поддержал ее Казыбек.
Вскинув брови и поправив на шее косынку, девушка взглянула на попутчика и неожиданно примолкла.
Казыбек весь притаился в ожидании, боясь издать лишний звук. Но Меруерт почему-то медлила, что-то мешало ей в полный голос запеть. И вдруг она сказала с некоторым вызовом:
— Попытайтесь вы, Казыбек-ага. Не могу начать. Со мною это иногда случается.
Геолог всполошился:
— Пощадите, Меруерт! Пробовать голос, когда рядом такая певунья? Что вы?
— Напрасно вы скромничаете, — упрекнула девушка. — Я уже заметила, у вас отличный слух.
Странное дело: она настаивала.
— Ну, что вам стоит начать, только начать…
Казыбек почувствовал на затылке испарину. Вот это наказание! Да еще в пути, когда и скрыться от стыда некуда. Он на самом деле мог поддержать в компании некоторые мелодии, если под рукой окажется домбра. Но в кабине, да еще по просьбе такой ценительницы вокала, как студентка факультета музыки?.. И сидит-то она рядом, лишь руку протяни.
К ней бы губами прикоснуться невзначай, а не реветь над ухом хриплым басом… Казыбек даже в армейском строю никогда не был запевалой.
Однако Меруерт была неумолима. Казыбек постепенно приходил в норму, если можно назвать нормой спокойствие обреченного… Что же ей спеть? Может, «Аккум»? Эта сильная мелодия родилась в глубинах степей, на пастбищах. Она требует мощного и раскатистого голоса… Казыбеку песнь более-менее удается. Но не сочтет ли его девушка хвастуном? Вот, мол, сразу за какие шедевры берется? А исполнять в низком тембре он побаивался, здесь нужен поставленный голос. Джигит наконец решился предстать перед изысканной жрицей искусств в роли поклонника популярного поэта и песенника Касыма Аманжолова.
Я во сне и наяву,
Тебя, милая, зову…
Вначале Меруерт прислушивалась к словам песни. Наклонив голову и как бы глядя себе в колени, она теребила край косынки и по виду была вроде бы разочарована. Так казалось Казыбеку. Он даже прервал куплет, спев его половину, но тут же продолжил — будь что будет!
Отзовись, прошу, где ты,
Девушка моей мечты.
Внезапно Меруерт вскинула голову и, глядя туда же, куда Казыбек, на круглый окоем степи, перерезанный дорогой, подхватила припев нежно, прозрачно, чисто.
Так они, переплетая голоса, пели о двух влюбленных, потерявших друг друга в годы войны. Прозвучали последние строки, и Казыбек устало прислонился плечом к дверце, смолк, удивляясь своей смелости. А Меруерт начала эту песню снова, но несколько в иной тональности. У нее одной песня шла лучше, задушевнее, будто тосковала по любимому она одна и вся песнь была написана только для нее. Пела девушка замедленно, вроде не торопилась расстаться с посетившей ее грустью.
Когда она довела песню до конца, машина взобралась на перевал Айдарлы, где располагалась самая высокая точка Восточного Круга. На вершине открылась небольшая площадка. Здесь обычно делали себе передышку водители, идущие на Ускен, а также осматривали грузовой транспорт. Отдыхали люди и машины, преодолев крутой подъем. Казыбек не хотел нарушать заведенного порядка, а потому «рафик» приткнулся у края площадки. Меруерт сразу же выскочила из кабины и, коротко оглянувшись, неторопливо прошла к дальнему краю открывшейся равнины, где вздымалась густая гривка нескошенной травы, пестреющей от обилия цветов.
