Никита Павлов - Чужаки
Едва сдерживая ярость, Алеша с ненавистью смотрел на Жульбертона. Этот «доблестный и бескорыстный» союзник был убийцей его отца, обманщиком и шпионом, ненавидевшим русский народ.
Прибытие иностранной делегации в Россию Алеша расценил как еще одну попытку чужаков толкнуть солдат русской армии на новое кровопролитие.
Когда командир полка закончил речь, Алеша попросил английского лейтенанта подняться на трибуну и рассказать, как он относится к русской революции.
Жульбертон отказался от выступления, заявив, что он не уполномочен говорить о революции.
— Но вы, господин лейтенант, сейчас находитесь на русской территории, а не на английской, — настаивал Алеша. — И если вы против революции, то нам с вами не по пути.
— Говорить о таких вещах в данный момент — безумие, — упорствовал Жульбертон. — Я прибыл сюда не за этим. Вы — солдаты. В нашей армии за такие дела расстреливают.
— И вы с этим согласны?
— Да. Конечно. Я офицер английской армии и бунтовщикам потворствовать не намерен. Вы должны воевать. Русский солдат всегда любил воевать. Митинги организовывают немецкие шпионы.
Через минуту Жульбертон пожалел, что так необдуманно высказался. Только обещание командира немедленно отправить англичанина с территории полка спасло его от неприятностей.
После этого инцидента все старания меньшевиков и эсеров привлечь участников митинга на свою сторону оказались напрасными. Они не смогли провести резолюцию о войне до победного конца. Было принято решение, требующее прекращения войны.
А через неделю после митинга Алексея вызвал военный следователь. Пожилой поручик с большими выцветшими глазами предъявил ему обвинение в измене родине и оскорблении союзников.
Слушая материалы обвинения, Алеша угрюмо смотрел в окно. Он думал о больной одинокой матери, ждущей своего единственного сына, видел тоскующий, полный любви взгляд умирающего отца и вспоминал его последние слова:
— Помни, Алеша, пока не отрубите голову гадине, житья вам не будет.
Он тяжело вздохнул: «Одну главную вроде и отрубили. Но это, оказывается, далеко не все. Временное правительство точно так же, как и царь защищает буржуазию и идет у нее на поводу. Все так же льется солдатская кровь».
Он повернулся к следователю:
— Союзники хотят, чтобы мы опять начали наступление? До победного конца чтобы лезли?
Следователь гневно посмотрел на Алешу.
— А почему «опять»?
— Да ведь царя-то, главного друга ихнего, вроде свергли?
— Видите ли, молодой человек, поскольку союзники помогают нам защищать наше свободное отечество, нашу народную революцию, постольку, значит, они делают доброе дело. Значит, стоять нам в стороне как-то неудобно. Как ни вертите, а немцы — наши общие враги, и пока они не будут уничтожены, мы должны будем воевать. Воевать за наше достоинство, за нашу честь и свободу. Вот, гражданин Карпов, как нужно понимать это дело! А теперь извольте все-таки ответить: кто вам помогал составить речь, которую вы произнесли на митинге? Я не имел чести там присутствовать, но, по утверждению очевидцев, она сбила с толку даже благоразумных солдат.
Алексей почти не понимал, что говорил ему следователь. Роились мысли о том, что будет через два-три дня. Измена… Военно-полевой суд. Судить будут офицеры. Где выход? Он вспомнил: если войти в среднюю дверь, напротив, в стене уборной дыра… Лес…
— Отвечайте на заданный вопрос, — строго повторил следователь.
— Да… да… сейчас отвечу, — горбясь от мнимой боли, пробормотал Алеша. — Разрешите только сходить до ветра. У меня с утра рези…
Следователь поморщился. Вызвал дежурного.
— Дайте двух солдат, пусть проводят его в уборную.
Да скажите, чтобы как следует смотрели.
Ночь была темная. Слышался грохот проходившего поезда.
Алексей вошел в среднюю дверь. Дыра в стенке еще не была заделана.
Через несколько минут взволнованные солдаты докладывали дежурному, что Карпов убежал через дыру в стене.
Пока дежурный докладывал об этом следователю, солдаты тоже убежали. Они решили не подвергать себя опасности и присоединились к тем многим тысячам дезертиров, которые теперь ежедневно убегали из армии.
Глава сорок восьмая
На ближайшей станции, вместе с ранеными и дезертирами, Алексей забрался на крышу товарного вагона. Станции кишели солдатами. К фронту двигались поезда с новыми пополнениями. С фронта ехали раненые, больные, командированные, а больше всего дезертиры. На платформах станций то и дело возникали митинги. Они проходили бурно и часто длились по несколько часов. Везде чувствовалось меньшевистско-эсеровское засилье. Ораторы призывали солдат поддерживать временное правительство, ратовали за войну до победного конца. Слушая эти речи, фронтовики ругались, влезали на трибуны и требовали, чтобы эти ретивые «вояки» сами ехали на фронт и там доводили войну до «победного конца».
На одну из больших узловых станций Алеша приехал в самый разгар митинга. Было шумно. На путях стояли десятки воинских эшелонов. С трибуны до Алеши долетел знакомый голос. Вглядевшись в оратора, тоненького подпрапорщика, Алеша узнал в нем друга своего детства — Сеню Шувалова.
Он, по-видимому, только что окончил училище и имел вид, который обыкновенно появляется у людей, только что оперившихся и воображающих, что они все знают и все могут.
— Мы не покинем своих доблестных союзников, — кар тинно взмахнув рукой, кричал Шувалов. — Выполнение союзнических договоров — это наш священный солдатский долг. Я даю вам клятву в том, что наш полк, от имени которого я здесь выступаю, будет бороться с врагом до пол ной победы.
Когда Шувалов закончил речь, Алеша попросил слова.
— Мы с подпрапорщиком, — т указывая на Шувалова, сказал Алеша, — соседи. Одногодки. Вместе выросли. Разница только в том, что он сын богатея, кожевника, а я — рабочий. Воевать он только собирается, а я в армии с на чала войны. Три раза ранен — своими глазами видел те реки крови, которые русские солдаты пролили, спасая наших союзников. Подпрапорщик делает вид, что не знает, как эти союзнички прячутся всю войну за наши спины и как они издевались над нами в мирное время. Ну, что же…
Давайте напомним ему об этом.
И Алеша рассказал, как его, ребенка, заводчики-англичане обманом заставили убивать русских рабочих. Как они расправлялись со всеми, кто осмеливался выступить против их грабежа, как сослали на каторгу совершенно безвинных людей и как заставили его бедствовать и скитаться в поисках работы. Весь во власти нахлынувших воспоминаний, Алеша рассказал притихшим слушателям о своей жизни, о смерти отца.
— А сейчас эти кровопийцы хотят доказать, что они наши верные союзники! Но разве французские буржуи лучше буржуев германских или буржуев, которые сидят у нас в правительстве? Разве не все они одного поля ягоды? Английским и французским трудящимся эта война не нужна так же, как и нам. Если наши правители честные люди — почему они не расскажут нам, как французский и английский послы заставляют гнать на бойню безоружных русских солдат и как из-за этого гибнут миллионы русских людей? Не пора ли нам самим схватить палачей за горло, покончить с войной и свернуть шею временным правителям?! Неужели, товарищи, мы позволим им без конца лить нашу кровь и продавать за гроши чужакам? Нет! Не бывать больше этому!..
После митинга к Карпову подошел незнакомый солдат. Поздоровавшись, он погладил длинную рыжую бороду и, дружески улыбнувшись, как давно знакомому, сказал:
— Здорово, брат, ты их отделал! Прямо, можно сказать, молодчина! Вот так их, болтунов, и надо!
И тут же добавил:
— Зайди-ка в Совет. Председатель просил. Знать, нужно.
— Да я ведь здесь проездом, — пытался отговориться Алексей, но солдат оказался не из таких, от кого можно легко отделаться. Он шагнул к Алексею, положил ему руку на плечо и, показывая другой рукой на расходившихся с площади солдат, все так же дружелюбно сказал:
— Здесь все проездом, дружок. А на поверку если взять, все равно все наши. Не положено нам без агитации их пропускать. Вон сколько тут брехунов всяких, мигом с пути собьют солдат. Председатель-то сам слышал, как ты буржуев чехвостил. — Солдат шагнул в сторону Совета уверенный, что Карпов пойдет за ним.
Видя, что ему не отговориться, Алексей зашагал к Совету.
— Ты понимаешь, как ты нас поддержал? — говорил Алеше председатель. — В Совете нас только два большевика, а меньшевиков и эсеров восемь. На станции каждый день находится тысяч пять солдат. Одни уезжают, другие приезжают. Ты понимаешь, если бы мы их так каждый день пропагандировали, как сегодня, что бы тогда было? Ты понимаешь, каждый день пять тысяч. А?..
— Кто же мешает вам это делать? — не догадываясь, к чему ведет председатель, спросил Алеша.
