Журнал современник - Журнал Наш Современник 2009 #1
Государственное руководство восточноевропейских стран одумалось несколько ранее, чем это происходит в России. Так, в Румынии и Болгарии дальнейшая приватизация была приостановлена еще в 1995-1996 гг. Характерно, что именно после этого в них наступил перелом от отрицательной динамики ВВП к положительной.
К моменту завершения реформационного процесса доля госсобственности в экономике стран Восточной Европы оказалась существенно выше, чем в России. В наиболее продвинувшейся в реформировании системы социализма Польше к 1996 г. частный сектор составлял лишь 56%. В более консервативной Румынии он и вовсе находился на отметке 35%. И это при том, что, по сравнению с СССР, уровень этатизации экономики был в восточноевропейских странах ниже, а ниша частной собственности, пусть и в крайне ограниченном масштабе, существовала и в дореформенный период.
Негативные последствия имело разрушение кооперативной системы в аграрном секторе. Кооперация, представлявшая собой универсальный путь аккумуляции ресурсов в сельскохозяйственном производстве, была отнесена реформаторами к порокам социализма. Возникшие в ходе реформы мелкие наделы частных хозяев отличались крайней неэффективностью. Для большинства из них была характерна инволюция от товарного производства к натуральному. Вектор развития был задан, таким образом, не в сторону перехода к рыночной экономике, а в противоположном направлении реанимации дото-варного уклада. До настоящего времени в аграрном секторе некоторых из восточноевропейских стран все еще сохраняется (вот уже более 15 лет) отрицательная динамика9.
Начало перестроечного процесса и реформ в Восточной Европе проводит четкую грань в соотношении динамики ее развития с мировыми показателями. Если еще в середине 1980-х гг. восточноевропейские страны опережали в целом по темпам роста ВВП западноевропейские, то к началу 1990-х гг. соотношение уже принципиально изменилось. Запад Европы продолжал развиваться в прежнем ритме, тогда как на Востоке случился обвал10. Не в этом ли сбое экономического развития одной из конкурирующих сторон в глобальном соперничестве двух систем стоит искать истинные причины реформационного радикализма, стремление навязать восточноевропейским странам и России советы по использованию неолиберальной модели, которая в таком виде не существовала ни в самих США, ни в западноевропейских государствах?
Казалось бы, посткризисный восстановительный рост в 1990-е гг. должен был, по меньшей мере, компенсировать отрицательную динамику периода "шоковой терапии".
Однако этого не произошло. Посткризисные темпы роста ВВП оказались в целом ниже по отношению к переломному в направлении спада году функ-
ционирования социалистического хозяйствования соответствующих госу-дарств11. Могут возразить, что для оценки подлинной эффективности реформ недостаточен указанный временной лаг. Тогда компенсационный подъем должен бы быть зафиксирован с несколько большей задержкой во времени. Но и с началом второго постреформенного десятилетия бурного развития восточноевропейских экономик не последовало. Доля Восточной Европы в мировой хозяйственной системе последовательно снижается. Ее геоэкономическая роль падает12. В ранжировке экономик по общему объему ВВП все восточноевропейские страны сместились на более низкие по отношению к советскому периоду места13. Таким образом, можно констатировать, что либеральные реформы ни в одной из стран Восточной Европы себя не оправдали. Их цели не были достигнуты. Траектория постреформенного развития принципиально отличалась от прогнозируемой.
Еще более катастрофические последствия для национальных экономик имел опыт неолиберального реформирования на постсоветском пространстве. Большинство бывших республик СССР, включая Россию, по сей день не достигли показателей общего объема ВВП советского времени. Для части из них даже уровень 1980 г. пока остается недостижимым ориентиром.
Напомним, что после окончания Великой Отечественной войны для восстановления довоенных показателей развития экономики Советскому Союзу хватило пяти лет. С начала же неолиберальных реформ минуло уже, выражаясь госплановской терминологией, более трех пятилеток. Характерно, что среди тех республик бывшего СССР, которым всё же удалось перекрыть экономические показатели 1990 г., находятся Белоруссия, Узбекистан и Туркмения - государства, избравшие наименее радикальную модель интеграции в рыночную систему. Представляя Советский Союз, его субъекты имели значительно более весомые экономические позиции в мире, чем после обретения государственной независимости. Их доля в мировом ВВП и места, занимаемые в мировом ранжировании национальных экономик, существенно понизились по отношению к советской эпохе. Только Туркменистану (традиционно критикуемому за недостаток демократизма) удалось удержаться в итоге на той же позиции, которую он занимал прежде14.
Китайская модель
В целях оправдания реформаторской практики в России в общественное сознание активно внедряется концепт о невозможности при проведении реформ обойтись без временного спада. Масштабы этого спада будто бы запрограммированы степенью болезни реформируемой системы. Для более продвинувшегося в реализации коммунистической доктрины СССР объективно предполагалось якобы и более глубокое кризисное погружение, чем для сохранивших элементы частнокапиталистического уклада восточноевропейских государств15.
Однако опыт реформирования Китая, связанного, как и Советский Союз, с традицией экономики огосударствленного типа, показывает, что кризисы при переходе от административно-командной к рыночной модели вовсе не обязательны. Напротив, умелое проведение реформ может само по себе явиться стимулирующим фактором, катализирующим экономическую динамику. Процесс реформирования в КНР растянулся уже на треть столетия и по сей день еще не завершен. За весь этот период не было зафиксировано ни одного экономического спада. А между тем большая реформа по переходу Китая к рыночной экономике включала пять этапов (1978-1984, 1984-1992, 1992- 1997, 1998-2002, с 2002 г.), каждый из которых обладал в рамках единой долгосрочной стратегии среднесрочным замыслом16. Конечно, за 30-летний период имелись и некоторые естественные замедления в темпах роста, но ничего подобного обвалу экономик стран Восточной Европы Китай за это время не знал17.
Россия имела реальный шанс избрать для себя китайскую модель реформирования. Предпочтение, как известно, было отдано неолиберальной монетаристской схеме. Ответ на вопрос, какая из альтернативных моделей реализации единой, казалось бы, стратегической установки перехода к рыночной системе более эффективна, наглядно иллюстрирует сопоставление динамики развития китайской и российской экономик в период реформ. К началу ре-
форм КНР отставала по показателю ВВП от РСФСР на 23%. Менее чем через десять лет, к 1997 г., - уже превосходила российский уровень в 6,5 раза. Последовавший затем в России дефолт позволил КНР обойти ее на некоторое время и по уровню душевого валового продукта18.
В отличие от России, волновой эффект восточноазиатского кризиса не так сильно затронул китайскую экономику. Если в 1980 г. Китай по объему ВВП находился на 10-м месте, то в 1990 г. - уже на 3-м, а в 2000 г. вышел на вторую строчку, потеснив Японию. Прогнозируется, что китайская экономика в ближайшее десятилетие обгонит американскую. В действительности она ее уже обогнала. 83% в структуре валового продукта в США составляют услуги - сектор условного производства, фиктивного капитала и фантомных величин. Так вот, при обоюдном вычете ВВП, связанного со сферой сервиса, Китай окажется выше в мировой экономической иерархии, чем Соединенные Штаты19.
Одной из монетаристских установок, реализуемых в экономических реформах стран Восточной Европы, являлась борьба с дефицитом госбюджета. Китайские реформаторы, на их счастье, не были связаны стереотипами монетаризма. Бюджетный дефицит признавался не только нормальным явлением, но крайне необходимым условием для динамичного развития экономики. Такая ситуация сохраняется в КНР на всем протяжении реформ, коррелируя с высокими темпами экономического роста. Характерно, что именно с началом реформ, стартовавших в Китае с ноябрьского пленума ЦК 1978 г., расходы в бюджете стали превышать доходы, хотя до этого поддерживалось положительное сальдо. Китайская бюджетная политика могла бы дать основания современным представителям высшей государственной власти в Российской Федерации серьёзно задуматься о целесообразности доктрины профицита любой ценой20.
"Осторожность, постепенность и настойчивость" явились базовыми качествами китайской модели реформирования. Установка на сочетание плана и рынка была провозглашена в КНР ещё в начале 1980-х гг. Причём в лозунговой стратигеме пояснялось, что "плановая экономика - главное, а рыночная - второстепенное". Разграничивались сферы различных уровней планирования - полного директивного регулирования, частичного и направляющих плановых заданий. Возникший в ходе реформ частный сектор не был предоставлен стихийной саморегуляции. Механизм управления рыночным хозяйством поясняла следующая формула: "Государство регулирует рынок, а рынок ориентирует предприятие". Рынок, таким образом, не противопоставлялся, как в Восточной Европе, государственному управлению, а определялся в качестве одной из важнейших ее ниш21.
