Руслан Киреев - До свидания, Светополь!: Повести
Тогда, в сорок шестом, все, и прежде всего сам Аристарх, считали, что магазин — мера временная, впереди бесконечная вереница лет, и ничто не помешает ему стать, как дядя, адвокатом. Загадочной и благородной рисовалась ему эта профессия. Сколько раз дядя говорил при нем, что спас человека, и сколько раз сам Аристарх был свидетелем подобострастного отношения к дяде! Почему отличали его отца, он понимал: баян, тёмные очки, умный разговор, ноты, которые он не умел читать, — все это околдовывало простодушных громовских жителей. Дядя Федор внешне тоже выделялся среди полусельского населения Громовки, но ценили его за другое, за то таинственное и сложное, что свершал он в хилом деревянном зданьице суда. Что происходило там? Каким образом толстый и медлительный дядя спасал людей, — ведь для того, чтобы спасти человека, требовались сила и ловкость? Что за процессы выигрывал он и как это — выиграть процесс? Даже много позже, когда аромат таинственности улетучился, профессия адвоката не утратила для Аристарха своей притягательной силы. Он говорил себе, что ему все равно, на кого выучится его сын, но в душе ему хотелось, чтобы он стал юристом.
Пришли мать с Игорем и Маргарита с дочками, но без мужа; муж пил, жили они скверно, и он демонстративно не ходил с женой к её родственникам, потому что без конца тыкали ему в нос благополучных семьянинов—дядю Федю и Аристарха. Один Аристарх Иванович находил с ним общий язык и втайне гордился этим: кто‑кто, а уж он‑то знает душу пьющего человека!
Сегодня он и сам выпил немного водки. А почему бы и нет? Он чувствовал себя превосходно. На него смотрели, его слушали, его шуткам смеялись. После дяди Феди он был вторым человеком здесь. А третьим? Третьим — Игорь. Все восхищались его остроумием, и даже Аристарх Иванович находил в его словах наблюдательность и не по годам развитый ум.
— Между прочим, Оксаночка, — произнёс дядя Федя, обращаясь к невзрачной и смешливой жене дремовского соседа, — могу вам конфиденциально сообщить, что мой племянник Аристарх в августе едет в санаторий. Один, — многозначительно прибавил он и положил в рот ломтик горячей жареной печени.
Оксана, откинув голову, громко засмеялась — может быть, незнакомому слову «конфиденциально»? Дядя Федя неторопливо прожевал печень и поднял палец, требуя тишины.
— У меня есть возможность достать ещё одну путёвку. В тот же санаторий. Вы, часом, не нуждаетесь в курортном лечении?
Теперь уже смеялись все, кроме невозмутимого дяди Федора. Аристарх Иванович тонко улыбался.
— Они вместе поедут! — догадливо выкрикнул Игорь, и это вызвало новый взрыв хохота.
Обе девочки Маргариты, тихие, затурканные пьяными выходками отца, смотрели на своего двоюродного брата с пугливым восторгом. Они были худы, некрасивы и застенчивы, как их мать, и, как мать, чувствовали себя неуютно в этой шумной компании. Маргарита вежливо улыбалась, пригубливала пиво, но мысли её были далеко отсюда — в её скорбном доме. Родственники привыкли к это/чу. Её жалели, о ней говорили в сочувственном тоне, помогали ей материально, но бесконечная однообразная череда бед раздражала и утомляла близких. Неудачный первый брак — ранний и бездетный, неудачный второй…
Ещё не было десяти, а она с девочками собралась домой. Аристарх Иванович поднялся, чтобы проводить их. На дворе было темно, пахло палёной шерстью. За локоть придержал он сестру. Девочки, одинаково тоненькие, в одинаково светлеющих в темноте платьях, спустились с крыльца. Аристарх Иванович сунул руку в карман, где у него припасена была десятка.
— Не надо, Арик… — Но он уже вложил деньги в её покорную руку. — Зачем? У тебя своя семья…
— Ничего–ничего! — Он похлопал сестру по худенькому плечу. — Ты только в руках его держи!
Маргарита безмолвно смотрела на брата. То ли падающий из окна свет необычно озарял её, то ли в самой было что‑то необычное, а он, упоенный собственной персоной, ничего за столом не заметил, но ему вдруг почудился в её глазах робкий укор.
— Ты это… Ты не обращай внимания на нас, — хмурясь, пробормотал он. — Выпили, то–се.
— Что ты, Арик! — ласково сказала сестра. — Что ты говоришь такое.
Теперь её глаза смотрели преданно и влюблённо. Как добр, как умен и порядочен её старший брат!
Торопливо нащупал он в кармане бумажник, но она поняла и придержала его руку.
— Нет–нет… И не думай даже.
— У меня есть… У меня хорошо в этом месяце. Праздники…
— Нет–нет…
Она быстро поцеловала его и сбежала с крыльца. Аристарх Иванович растерянно держал бумажник.
— Маша! — окликнул он. Он догнал её уже за калиткой. — Мы не увидимся завтра. С утра на рыбалку, а в два поедем. Мне в павильон надо.
Девочки неподвижно стояли рядом.
— На какую рыбалку? — спросила Маргарита.
Удивленный, он тревожно вглядывался в неё. За столом столько говорили об этом, дядя Федя подтрунивал, и Маргарита смеялась вместе со всеми.
— Не помнишь?
Она не ответила, прижалась к нему, виноватая; ласково провёл он рукой по её завитым волосам.
Она подняла вдруг голову.
— Арик… У тебя все хорошо?
Он почувствовал, как изменилось его лицо.
— Конечно. Почему ты спрашиваешь? — Чем‑то странно напугали его эти, полные бесхитростной любви слова.
Не отвечая, она смотрела на него снизу.
— Идите, — сказал он. — Идите, а то свежо. — Он поцеловал девочек. Все трое послушно двинулись и растворились в темноте, как три призрака.
Аристарх дрожал. Свежо, очень свежо…
Раздался взрыв хохота — сказанул что‑то дядя Федя. Или, может быть, Игорь. Аристарх Иванович отвернулся от окна. Какой пошлый вечер! Какие грубые шутки! Какое сытое равнодушие к его сестре! Её принуждали смеяться вместе со всеми и давиться горячей кровяной колбасой. А после он сунул ей подачку…
Вспомнилось, как в сорок шестом, когда он впервые принёс домой кусок ветчины, она долго не решалась притронуться к ней. «А вы?» — «Мы уже, — заверил он браво. — Ешь, ешь. Это тебе все». Она недоверчиво смотрела — худенькая больная девочка, его сестра…
На крыльцо вышел Дремов, позвал его, и Аристарх Иванович, щурясь от света, медленно вошёл в комнату.
— Нам пора, — сказал он Игорю. — Завтра вставать рано.
Жирные губы сына оттопырились. Он блистал весь вечер — как смеет отец говорить с ним в таком тоне! Дядя Федор погмыкал.
— Оксана тут вздумала тоже выйти на воздух, — произнёс он. — Что‑то, говорит, Аристарха Ивановича долго нет.
Оксана залилась, проказливо погрозила Федору пальцем.
Все в весёлом ожидании смотрели на Аристарха Ивановича. Как парирует он? Аристарх Иванович молчал, но губы его, ему не подвластные, обещающе улыбнулись. Он провёл по ним языком.
— Дядя Федя непременно вышел бы следом.
Все засмеялись, только благообразное, с нездоровыми мешками лицо старого адвоката оставалось невозмутимым.
— Боишься конкуренции, племянник?
Аристарх Иванович закусил губу — в знак того, что отдаёт должное противнику. Взяв рюмку, бросил на дядю косой ироничный взгляд. Он вовсе не признает себя побеждённым!
3Легли поздно, но к четырем он был уже на ногах и будил Игоря. К его удивлению, сын проснулся легко; сел, насупленный, на кровати, молча принялся натягивать брюки.
— Рыбак! — подморгнув, прошептал Аристарх Иванович.
Игорь сопел и не отвечал ему.
У калитки их ждали с зачехлёнными удочками Петя и Валерка.
— Чего ж не зашли? — удивился Аристарх Иванович.
— Мы здесь… Свет горит — значит, в порядке все, встали. Сапоги вот, — Петя протянул большущий свёрток. — Две пары. Без сапог нельзя — я забыл вчера… Только портяночки… — прибавил он с неловким смешком.
Аристарх с сыном вернулись в дом. Игорюч сапоги пришлись впору, а отцу малы были. Спеша и нер1Йщчая, натянул без портянок.
Шли молча. Городок, живущий своей полудеревенской жизнью, исподволь просыпался: в оконцах вспыхивал свет, то там, то здесь мычала корова.
По душе была Аристарху Ивановичу деловитость, с какой топали они по пустынной улице. Тёрли сапоги, побаливал желудок после вчерашнего, но все это лишь усиливало чувство мужской молчаливой солидарности. Забыть, забыть о своих неудобствах!
Петя протянул сигареты, и некурящий Аристарх Иванович, помешкав, взял одну.
— На дождь похоже! — Он небрежно кивнул на низкие, грязно–белые, лохматые облака.
— Самая рыбка в такую погоду, — сказал Петя.
— Да? Ну, тогда пусть хлещет. Лучше вымокнуть, чем без добычи возвращаться. А, Игорь?
Сын промолчал, и это тоже понравилось Аристарху Ивановичу. Впереди вышагивали они — рослые, по–походному одетые подростки в резиновых сапогах.
— Рыбаки! — шепнул Петя.
У растроганного Аристарха Ивановича перехватило дыхание. Два отца, два немолодых человека любовались своими самостоятельными детьми.
