Руслан Киреев - До свидания, Светополь!: Повести
Аристарх Иванович не помнил, как тоже очутился в воде. Сын барахтался и кричал дурным голосом. Отец норовил схватить его в охапку, но Игорь яростно отбивался, пока не встал вдруг на ноги. По пояс было ему. Он хватал ртом воздух. В расширенных прозрачных глазах зиял ужас. Аристарх Иванович, скользя и оступаясь, потащил его к берегу. Игорь вырвался. Упал на берегу, но тотчас вскочил, с рёвом побежал прочь. С него стекала вода. Аристарх Иванович бросился следом. Догнал сына, но тот, толстый и скользкий, отбивался от него что было мочи.
— Не ушибся? Куда ты? Постой… Куда ты? Я все, я не буду больше…
Изо всех сил упирался Игорь мокрыми руками в грудь отца. Откинув голову, выкрикнул с яростью:
— Гад, гад! Торговец, мясник! Ненавижу тебя!
Толстое белое лицо перекосилось. Он рванулся и побежал — напропалую, через кусты.
— Куда? — пролепетал Аристарх Иванович.
Костёр занялся с первой спички. Игорь, укутанный в Петину куртку, сидел на корточках у самого огня. Бледное, в веснушках, лицо…
Петя ломал о голое колено ветки.
— Жаль, котелка нет! — сокрушался он. Будто и не произошло ничего. Будто затем и тащились сюда — сушить тряпки в километре от места рыбалки.
Валерка, всем туловищем подавшись вперёд, волок сушняк. Под мышкой зажал, а в руке — зелено–белый букетик.
— Ландыши! — обрадовался Петя. — Ну и отлично, ландышей наберём. Это первые самые, не распустились ещё. — Таким словоохотливым Аристарх Иванович ещё не видел его. — Сегодня какое, девятое? Через неделю их полно будет. Место запомни.
Это было обещание повторить вылазку в ближайший выходной. Мальчик сурово посмотрел на отца. Выпустив сушняк, отёр рукавом вспотевшее лицо. Оба работали в майках, и Аристарх Иванович, как ни заставлял его Петя, тоже не надел рубашки. Наскоро обогревшись у костра, взялся за хворост. Выбирал ветки потолще, ломал о колено — аккуратно, чтобы не повредить Петины брюки. Но в костёр не подкладывал: у него было такое чувство, будто он не имеет на это права.
Сели завтракать. Поначалу Игорь стеснялся есть, но потом осмелел. Смолотив яйцо, хотел ещё взять, и в то же мгновение за яйцом потянулся Аристарх Иванович. Обе руки замерли, как бы уступая друг другу. Длилось это не дольше секунды — Петя с сыном ничего не заметили.
Солнце пробило наконец облака, и ненадолго все вокруг засветилось и повеселело.
— Вот и погодка! — скорбно сказал Аристарх Иванович. — Самая ловля.
Петя поглядел на небо. С сомнением покачал головой.
— Лучше дождливая когда.
— Ну, ещё бы! — проговорил Аристарх Иванович. — Особенно — нам. В реке выкупались, теперь под дождичком.
Валерка глянул на него смеющимися глазами. Признался, не утерпев:
— А я думал сперва — вы плюхнулись. С таким шумом.
— Ну как, и я тоже, — важно ответил Аристарх Иванович.
— Спасали! — Валерка захохотал.
Игорь тоже смеялся, рассказывая, кгЦс–почудилось ему, будто ушел глубоко под воду, но взгляд его так и не встретился ни разу со взглядом отца.
В кабину грузовика, который остановил Петя, могли поместиться двое.
— Нет–нет, я в кузов! — запротестовал Аристарх Иванович. — Там ветерок и просторней. Нет–нет…
Он волновался, говоря это,*и в кузов полез первым — только бы не остаться один на один с сыном.
Дома сразу спрятал в кладовку мятую после сушки одежду. Будто уговорившись, матери о происшествии не обмолвились ни словом. А та поддразнивала:
— Я уж думала, уху есть будем, обед не готовила. — Сама же вовсю хлопотала у свежевыбеленной летней плиты. По двору растекался аромат фасолевого супа.
Аристарх Иванович сказал, что пора ехать. Мать растерянно повернула к нему раскрасневшееся лицо.
— Что уж, у тебя и выходного нет?
Каждый раз задавала этот вопрос, и каждый раз он лаконично отвечал: «Работа».
Мать вздохнула. Ну пусть хотя бы Игорь останется, вечером она посадит его в автобус… У Аристарха Ивановича стыдно и радостно забилось сердце.
— Ради бога. Если только уроки сделал.
Сын повернулся, но взгляд его не дополз до отцовских глаз, вздрогнул, убежал.
— На воскресенье не задают…
Выпив тёплого молока — маленькими, успокаивающими язву глотками, Аристарх Иванович поднялся. Одновременно с ним, продолжая рассказывать что‑то, встала из‑за стола мать. Он хмурился и мешкал. Долго поправлял перед зеркалом рубашку.
— Ну, чтоб не поздно, — выговорил наконец и скользнул по сыну взглядом.
— На семь десять автобус, — тотчас с почтительностью ответил Игорь.
Аристарху Ивановичу стало вдруг жаль мальчика. Он кивнул и вышел.
У калитки мать, смолкнув, обняла его, прильнула — горячая, мягкая, маленькая. И в то же мгновение живая, какая‑то детская обида затопила Аристарха Ивановича. Словно бы не десятилетний сын оскорбил его, а чужой, взрослый человек.
Он поцеловал мать и, быстро отвернув лицо, зашагал прочь.
* * *Блеск орденов и медалей, возбуждённые голоса, возбуждённые лица — празднично выглядел павильон. Пиво ещё не кончилось, но бело–зелёная струя фыркала, пропадала, снова фыркала. Очередь нервничала.
На витрине оставалась лишь потемневшая сельдь с винегретом, и Аристарх Иванович, преодолевая усталость, взялся за закуску. Торговать ещё три часа, пива — последние капли, а вино без закуски не пустишь, тем более в праздник. Ноги болели, и он работал сидя. Нарезал сыр, колбасу, открыл скумбрию. Консервы считались сугубо витринным товаром, и реализовывать его было вовсе не обязательно, но Аристарх Иванович приноровился использовать все. Он любил, чтобы у него была хорошая закуска, и, пожалуй, единственный из заведующих охотно брал овощи и даже зелёный лук — товар, с которым много возни и который почти не даёт «мяса». В других павильонах ограничивались крутыми яйцами, сыром и сухой колбасой. Пиво — вот из‑за чего шумели баталии.
Гордился Аристарх Иванович, что его заведение выделяется не только ассортиментом, но и внешним видом: цветы в миниатюрных горшочках на стене, элегантная витрина, плакатики с аппетитно нарисованными дымящимися блюдами — он приобрёл их у загадочного субъекта в холодном светлом плаще, заглянувшего как‑то зимой погреться.
Висел и типографский плакат: бутылка шампанского в ведёрке со льдом и бокалы. Но все это — декорация; не держалось в заведении Аристарха Ивановича ни горячих закусок, ни шампанского, ни бокалов. Кружек — и тех не хватало. Но когда‑нибудь, надеялся он, все изменится. Он мечтал о будущем «Ветерка» — тихая музыка, чистота и не вульгарное пиво, прелестей которого он лично никогда не понимал, а сухое вино, коньяк, черный кофе. Клиент тогда тоже станет иным — не посмеет в такой обстановке выругаться или плюнуть на пол. Он непременно заведёт фирменное блюдо — что‑нибудь простое и неожиданное. Некоторые соображения на этот счёт уже были у него…
Из зала доносился монотонный гул. Аристарх Иванович прошёл за прилавок, принялся аккуратно раскладывать тарелки в витрине. Что‑то заставило его поднять голову. Педагог — прямо перед ним, в очереди, с насмешливой нетрезвой ухмылкой. На груди — орденская колодка. Заведующий подобострастно наклонил голову.
— К нашему шалашу?
Словно кто‑то со стороны, невидимый, распоряжается им…
Пиво кончилось, и очередь растаяла, но зал по–прежнему гудел, полный. Попова вылила в чайник остатки вина, молча поставила пустой кувшин на прилавок. Сунув в бочку шланг, Аристарх Иванович придирчиво оглядел павильон. Педагог пристроился в противоположном конце зала.
— А я с Алексеем Алексеевичем Жигулиным воевал, он меня уж как‑нибудь знает, Алексей Алексеевич, — с жаром говорили за соседним столиком. — В шестьдесят шестом встретился, в Сухуми. Узнал! Двадцать три года прошло, а узнал, первым подошёл. Здравия желаю, товарищ Краков, говорит.
— Ну уж, такую фамилию не забудешь…
Собеседник рассердился.
— При чем здесь фамилия! И. так помнил, слава богу! Двенадцать суток в окопах! Двенадцать, не вылезая! Клин, выступ, — он передвинул по мокрому столу солонку и пустой пластмассовый стакан для салфеток. — Важнейший стратегический объект. Под контролем ставки. Связь прервана, снаряды на исходе, а он, зараза, головы не даёт поднять. Алексей Алексеевич не приказывал мне, нет. «Вот пакет, говорит, не доставим к вечеру — каюк нам». Отчества его я тогда не знал: товарищ майор, как полагается. Выглянул из окопа, а он чешет. Заиграло у меня, чего там! Пополз. Гляжу — консервная банка. Из‑под бычков в томате. Ещё довоенных. Черт её знает, откуда она там. А мне так вдруг бычков захотелось. И тут — дзинь! По баночке прямо. В трёх сантиметрах от меня.
Аристарх Иванович устало присел на бочку. Чем жили бы сейчас эти люди, не будь в их жизни войны? Футболом? Он часто думал об этом и часто жалел, что не родился на два–три года раньше. Не было в его жизни ничего такого, о чем бы он мог с гордостью поведать сыну. Ничего…
