Константин Паустовский - Том 5. Рассказы, сказки, литературные портреты
– Так-то оно так! – согласился Фэрти. – Но что же я должен в этом случае делать, сэр?
– Каждый должен исполнять свой долг. Я молюсь о спасении заблудших душ человеческих. А вы, как я полагаю, должны действовать по инструкции.
– Но на этот случай нет никаких инструкций, – жалобно сказал Фэрти. – Этот случай никем не предусмотрен, сэр. И не может быть предусмотрен. Хорошенькое дело! Весь город уходит в одно прекрасное утро, отказавшись даже от чашки ячменного кофе, сэр. Это невероятно!
– Раз у вас нет инструкций, – ответил Кларк, – то получите их! И не мешайте мне молиться!
Фэрти тяжело вздохнул и вышел из церкви. По дороге он взял за шиворот старого кота доктора Конрада, вынес его на церковный двор, бросил на землю и затопал на него ногами, явно сознавая, что теряет время на пустяки, тогда как… О господи! Фэрти подтянул пояс и пошел к телеграфу.
Телеграфист Майкл был по натуре человеком унылым и насмешливым. В это утро уныние его еще удесятерилось тем обстоятельством, что он не мог вместе со всеми быть на маяке Дуг. Поэтому никогда еще внешние признаки уныния, свойственные Майклу, не бросались в глаза так заметно, как сейчас. Фэрти увидел Майкла, и сердце у полисмена упало: что может посоветовать этот развинченный джентльмен?
– Майкл! – сказал Фэрти. – Мне надо затребовать по телеграфу инструкции из самого Глазго.
– О чем? – равнодушно спросил Майкл и посмотрелся одним глазом, как в зеркало, в никелированное лезвие ножниц.
– О том, что делать. Ты же знаешь, что творится в Иверсайде.
– Мне все равно, – ответил Майкл. – Запрашивай хоть тронную речь короля. Инструкции! Это будет дурацким поступком с твоей стороны. Ну что ж ты? Садись, пиши телеграмму.
– Почему дурацким? – спросил, нахмурившись, Фэрти, не обнаруживая никакого желания писать телеграмму.
– Если ты будешь действовать по инструкции, то награду подхватит тот, кто даст тебе эту инструкцию. А ты получишь репейник за шиворот. А если ты будешь действовать без всяких инструкций, то награду получишь ты один. За сообразительность и смелость. Не будь коровой.
Эта простая мысль повергла Фэрти в полное замешательство. Он начал всячески напрягать свое воображение, чтобы найти способ самому прекратить беспорядки в Иверсайде. Но ум полисмена так же тверд и лишен гибкости, как и его дубинка. Поэтому Фэрти ничего не придумал. В дальнейшем он так жестоко за это пострадал, что даже вызвал некоторое сочувствие к себе у жителей Иверсайда. Но это обстоятельство уже выходит за рамки нашего рассказа, и потому мы не будем на нем останавливаться.
* * *В это время у маяка Дуг происходило следующее. Маяк был окружен толпой жителей Иверсайда, и человеку, склонному к преувеличениям, могло бы даже прийти в голову, что толпа осаждает маяк, чтобы взять его приступом.
Диксон приказал Джейн запереть ворота и пускать людей внутрь только с его разрешения. Этот приказ вызвал негодование мальчишек. Они свистели в два пальца и колотили кулаками в ворота, заглушая визг до сих пор еще не накормленного поросенка. Мальчишки надеялись, что их в конце концов пустят на маяк, и с его чугунного балкона они смогут рассмотреть советский пароход во всех подробностях и даже, чего доброго, увидеть на его палубе живых людей. Самые маленькие мальчики тихо плакали от досады. Но Диксон был неумолим. Он разрешил Джейн пропустить внутрь маяка только Кингли, доктора Конрада и Томаса Бэрна.
Все остальные жители Иверсайда стояли на обрывистом берегу и смотрели на пароход. Он вздымался на волнах, натягивая лязгающие якорные цепи.
Люди зябли. Кожа у них на лицах и руках была так стянута от зимнего ветра, что даже блестела. Но никто не собирался уходить. Все ждали, что произойдет какое-нибудь событие. И в ожидании этого события люди перекликались друг с другом под шум прибоя.
– Видали Джейн? Девчонка распухла от чванства. Будто ее уже принимали, как какую-нибудь волшебную фею, на борту этого парохода.
– Смотри, Мэб, как он близко! Кажется, можно перескочить.
– Если бы у меня были семимильные сапоги!
– А что бы ты им сказала, если бы попала туда!
– Не знаю… Я бы, наверное, расплакалась и ничего бы не сумела сказать.
– А я бы расцеловала каждого и сказала: «Это от всех бедных девушек Англии».
– Слушайте, девушки! Если вы будете болтать ерунду, то я расскажу об этом мистеру Кларку.
– Тихо! – крикнул Джон Старое Ведро, стоявший у самых ворот. – Есть новости: мистер Кингли разговаривает по радио с русскими.
Все стихли, как будто они могли услышать слабый и прерывистый гул радио за толстыми стенами маяка.
В первую очередь говорил с русскими доктор Конрад. Он осведомился, нет ли на борту больных, – помощь можно оказать путем советов по радио. Русские поблагодарили и ответили, что у них на борту есть свой врач.
– Передайте им, – сказал доктор Конрад Диксону, сидевшему около передатчика, – что я удовлетворен тем удивительным явлением, что даже на таком небольшом советском пароходе есть свой врач. Я очень удовлетворен. Да! Очень!
Никто еще не слышал от доктора Конрада такой длинной тирады. Поэтому все немного помолчали.
Потом говорил с русскими Кингли. Он очень волновался.
– Жители Иверсайда собрались около маяка Дуг, чтобы приветствовать вас, наших друзей, и хотя бы издали взглянуть на вас. Мы счастливы, что наши бесплодные скалы, воспетые Оссианом, помогли вам спастись от шторма. Очень сожалеем, что полный шторм, равно как и другие, небезызвестные для вас обстоятельства не дают нам возможности посетить вас и в свою очередь принять вас у себя.
– Все? – спросил Диксон.
– Нет. Передайте еще, что все мы верим в добрую волю народов. Они поймут, что я хочу сказать.
«Ждите ответа», – передали русские.
– Что это значит? – спросил встревоженно Кингли.
– Это значит, что надо ждать, – ответил Фрэд Диксон. – Джейн, сейчас же отнеси похлебку этому осатанелому поросенку. Иначе я не ручаюсь за себя!
Джейн вышла во двор, но тотчас ворвалась обратно на маяк и закричала: – Отец! Они отвечают!
Все бросились к окну. Русские подымали на мачте разноцветные флаги по международному морскому коду. Каждый флаг означал определенную букву.
Жители Иверсайда были потомственными моряками, и потому они хорошо знали этот старинный язык мореплавателей всех континентов и всех стран. И на маяке и на берегу люди, шевеля губами, читали про себя надпись из флагов, неистово натянутых штормовым ветром:
«Привет трудящимся Англии!»
Когда был поднят последний флаг, высокая струя пара взлетела около трубы советского траулера, и мощный – в два тона – гудок загремел над скалистым побережьем, воспетым Оссианом. Эхо вернуло его обратно в океан и снова понесло вдаль, через вересковые пустоши, туда, где лежала в туманах большая страна. И, может быть, этот гудок, этот приветственный голос докатился от побережья океана до маленького деревенского дома, где умер великий крестьянский поэт Шотландии Роберт Берне. Утверждать это мы, конечно, не можем, но, возможно, что было и так.
Толпа на берегу обнажила головы. А Джейн сорвала с головы платок, закрыла им лицо, и плечи ее затряслись, должно быть, от слез.
О чем пел гудок? Должно быть, о том, о чем мечтал другой великий, но не шотландский, а русский поэт. Жители Иверсайда не могли знать его сокровенных мыслей, выраженных в стихах, но многие из них знали его имя. А он мечтал о том, что «народы, распри позабыв, в великую семью соединятся». И можно с уверенностью сказать, что эта мысль владела всеми, кто в этот час стоял, обнажив голову, под холодным ветром на берегу около маяка Дуг.
* * *К рассвету шторм начал заметно утихать. Бледный свет, похожий на чуть разбавленную синькой воду, заливал восточную часть горизонта. Он возникал над бесплодными холмами, где косо носились и плакали, припадая к земле, краснолапые чайки.
Траулер начал выбирать якоря. В это время из-за скалы волной вынесло старую шлюпку. Два человека гребли на ней, видимо, выбиваясь из сил. Один человек был стар. Рваную свою шляпу он нахлобучил на уши. Второй человек в промокшем насквозь пиджаке был молод и рыжеват. На корме сидела девушка в теплом платке. Из-под платка выбивались ее русые волосы. Девушка держала в руках маленькую круглую корзину.
– Шлюпка по левому борту! – прокричал вахтенный.
Команда траулера столпилась у борта. Со шлюпки что-то кричали, но ничего нельзя было разобрать.
Шлюпку наносило на борт парохода. Когда от шлюпки до борта оставалось всего несколько метров, девушка встала, размахнулась и ловко бросила корзину на палубу траулера. Ее подхватило несколько рук.
Волна тотчас отбросила шлюпку, и гребцы начали торопливо уходить под прикрытие скалы, Там, в безопасности, Кингли и Джон Старое Ведро остановились и вместе с Джейн долго следили, как траулер, выбрав якоря, двинулся против волн и начал медленно огибать скалы Рокхилл.
