Иван Филоненко - Земные наши заботы
Засомневавшись, Мальцев задумался. Может, ошибся Вильямс? Обвиняя однолетние растения в ухудшении почвенного плодородия, не входим ли мы в противоречие с объективными законами природы, с диалектикой образования и развития почвы? Ведь они, как и многолетники, содержат в себе те же самые материалы, из которых природа и творит почвенный перегной. Никаких других веществ, тем более вредных, наука в них не обнаружила.
В том, что задача, выдвинутая Вильямсом, правильна, Мальцев не сомневался. А вот пути ее решения были ошибочны.
Снова он оказался лицом к лицу с природой, начал наблюдать и изучать ее.
И снова обратился за советом к мыслителям прошлого. Еще раз прочитал: «Что основано в самой природе, то растет и умножается». И совет услышал: «…смотрите на ее биографию, на историю ее развития — только тогда раскроется она в связи». О природе речь.
Еще и еще раз перечитал те строчки, где В. И. Ленин писал, что земля — это главное, весьма оригинальное средство производства. Его нельзя ни заменить никаким другим, ни произвести вновь, как машину Но если с ним правильно обращаться, то это важное средство производства не только не снашивается, а и улучшается
Записал Мальцев себе: если правильно обращаться, то земля не только не снашивается, но еще и улучшается. Вывод этот вытекал из учения К. Маркса, который утверждал (нашел Мальцев, где он это утверждал), что производительная сила, находящаяся в распоряжении человечества, беспредельна. Урожайность земли может быть бесконечно повышена приложением капитала, труда и науки.
Уяснив эти основополагающие взгляды классиков материалистического учения, Мальцев неминуемо должен был задать себе вопрос: чем же, в таком случае, мы мешаем природе, занимаясь хлебопашеством? Где, в чем мы поступаем неправильно? Почему это важное средство производства, находясь в нашем распоряжении, все же снашивается?
И вот первая дерзкая мысль. А не потому ли земля беднеет, что мы нарушаем условия, при которых природа творит почву? Да, многолетние травы улучшают ее плодородие — это факт. Но, высевая их, мы на три года исключаем обработку почвы плугом. Тогда как под однолетние пашем ежегодно, а то и несколько раз за сезон, и пашем с оборотом пласта, постоянно перемещаем при этом почву — верхний плодородный слой вниз, нижний — вверх. Не действуем ли мы этим себе во вред?..
Вспомнился Мальцеву случай из практики. Одно поле до того было засорено овсюгом, что никакой пахотой ничего с ним поделать не могли. Кстати, как подсчитали ученые (что только не подсчитали они!), на каждом квадратном метре пашни лежит в среднем 12 тысяч семян, брошенных разными сорняками. И почти все они (99 %) не прорастают тут же, а ждут — и ждут терпеливо! — когда земледелец, обрабатывая почву, создаст им, врагам своим, благоприятные условия. Тут–то и пойдут они буйно в рост. Но когда из глубины пробьются, их ни плугом, ни бороной не тронешь, потому что и злаки уже взошли. Вот на этом поле и решил Мальцев опыт заложить: не пахать, не прятать сорняки на глубину, а дисковыми боронами поработать — сначала спровоцировать их рост, а потом и уничтожить.
— Посеяли пшеницу на этом поле поздно, 26 мая. Без пахоты посеяли, в хорошо продискованную и проборонованную почву. И вот, как на диво, вопреки всем ожиданиям, именно на этом участке уродилась самая чистая и добрая пшеничка.
Тогда он не придал этому факту никакого иного значения, не сделал никакого вывода, кроме одного: с сорняками лучше бороться дисковкой, а не пахотой. Теперь вспомнил про урожай и задумался: а может, крестьяне были ближе к истине, объясняя понижение плодородия тем, что земля «выпахалась» и требует отдыха? От чего? Может, от пахоты, от постоянного оборота пласта, а вовсе не от однолетних культур? Ну конечно же, нужна безотвальная система земледелия, без оборота пласта!
Снова засел за книги. С карандашом в руках перечитал Вильямса. (Недавно листал я этот объемистый том — весь он испещрен, изрисован пометками на полях, а то и прямо по тексту.) Проштудировал Мальцев и многие другие книги. И нашел! Нашел подтверждение своим мыслям и опору. Подчеркнул и выписал на отдельную бумажку, чтобы с собой иметь на случай спора с противниками, с несогласными, которых не сомневался, будет достаточно.
Плиний: «При возделывании злаков та же самая земля, как это понятно, окажется плодороднее всякий раз, когда ей дать отдых от обработки».
От обработки! Не от злаков!
Д. И. Менделеев: «Что касается до числа паханий, то очень многие впадают в ошибку, полагая, что чем больше раз вспахать, тем лучше»
Опять Плиний: «Сеять же бобы и вику по невспаханной земле — это значит без ущерба для дела экономить труд».
П. А. Костычев. «Вполне разумно поступают степные хозяева, производя посев во второй год по непаханой земле и заделывая семена только бороною».
Это мнение великого русского ученого относительно хозяйствования на целинных землях Мальцев вспомнит и напомнит еще не раз. Эта мысль пронижет его открытое письмо, с которым он в феврале 1955 года обратится к ученым страны и всему обществу:
«Если мы целинные земли будем разрабатывать плугами с отвалами, а потом каждый год их снова будем пахать с оборотом пласта, то, по правде говоря скоро мы эти новые земли превратим в старые, и скорее там, где сравнительно небольшой гумусовый слой; от такой работы и структура почвы скоро разрушится, скоро разрушатся и органические вещества».
Целине нужна иная агротехника, без «паханий»!
Но приведу еще одну выписку.
А. А. Измаильский; опыты «показали, что пылеобразная почва под влиянием развития корневой системы пшеницы вновь получает зернистость».
— Понимаете? Под влиянием пшеницы! — воскликнул Мальцев, словно не три десятилетия назад вычитал он эту мысль, а только вот сейчас, во время нашего разговора. — Однако мы именно ее обвиняли в разрушении структуры, в ограблении и обеднении почвы. Нет, не разрушает она, а формирует даже пылеобразную почву! Разрушает не она, а мы — плугом! Пшеничка может и нас кормить, и почву обогащать, только надо не мешать ей в этом, а помогать.
Да, чужие мысли, как верно сказал кто–то, полезны только для развития собственных. И Мальцев, развивая их, занялся опытами — сеял по непаханой стерне.
— Втихомолку сеяли, вслух говорить об этом нельзя было.
Нельзя, потому что агрономическая наука была до того убеждена в непреложности теории Вильямса, что и мысли не допускалось о какой–либо ревизии его учения. Уверовав в верность принципов травопольной системы земледелия, она продолжала утверждать, что однолетние сельскохозяйственные растения ни при каких условиях не могут накапливать в почве органические вещества, что они только разрушать ее способны, ведут к абсолютному ее ограблению.
Ой как много надо было иметь твердости, чтобы дерзнуть на разрыв с устоявшимися взглядами, на критику этой теории, всеми признанной и исповедуемой, на то, чтобы сказать: наука хоть и правильно подняла задачу, но с выводами поторопилась и пошла по ложному пути, в конце которого — тупик. Однако не меньше твердости требовалось и при утверждении нового пути. Величайшая заслуга Мальцева заключается в том, что он приступил к делу. И приступил не с тем, чтобы оправдать наперед заготовленную мысль, а чтобы научиться, найти истину. Не для того (воспользуюсь здесь выражением Ф. Энгельса, которое подчеркнул в книге Мальцев), «чтобы внести диалектические законы в природу извне, а… чтобы отыскать их в ней и вывести их из нее».
И Мальцев — неугомонная натура — овладел этой истиной, отыскав диалектические законы природы!
Первая истина. Все растения, как многолетние, так и однолетние, оставляют в почве гораздо больше органических веществ, чем они за свое кратковременное существование успевают из нее взять и в переработанном виде использовать на создание своего «тела». Если бы растения не обладали таким свойством, то на земле не было бы и почвы как таковой. Так что в истощении почвы вовсе не злаки виноваты, а плуг и мы, нарушающие закон взаимодействия почвы и растений бесчисленной пахотой. Это мы, нарушая естественный ход почвенных процессов, рубим тот сук, на котором сидим, а точнее — плугом пресекаем полезные нам действия матушки–природы.
Не правда ли, основная мысль этого вывода до того проста, что с первого взгляда даже мудрено понять всю ее важность. Однако, вспомним: до познания всех простых истин человечество шло тысячелетиями и обнаруживало их усилиями величайших гениев.
Итак, Мальцев дерзнул, отверг одно учение, вернулся к началу пути, по которому наука зашла в тупик, и пошел совсем по другому, по которому никто до него не ходил.
А что делать теперь? Молча продолжать опыты? Молчать только потому, что учение, которое оказалось в тупике, принадлежит авторитетному имени? Нет, Мальцев помалкивать не мог. И он едет в Москву, стучится в кабинет министра сельского хозяйства СССР Ивана Александровича Бенедиктова.
