Александр Русов - В парализованном свете. 1979—1984 (Романы. Повесть)
— Несколько позже, Дина Константиновна. Несколько позже.
— Прямо вот так, не переодеваясь?
— Я намерен выступить в особом роде.
К ним подошел один из распорядителей.
— Сергей Павлович, пожалуйста. Вас ждут в президиуме.
— Потом, — отмахнулся Звездочет.
— Вы не знакомы? Это Инна Владимировна, аспирантка Сергея Сергеевича.
— Нет, с Инной Владимировной мы не знакомы…
Та, вторая, что была в облачении королевы, как-то вдруг растерялась и сделала неловкий книксен.
— Очень приятно познакомиться. Всегда готов служить благородным дамам.
— Надеюсь, — отвечала в тон Бедная Лиза, отводя Сергея Павловича в сторонку и скромно потупив взор, — что при случае вы окажете заслуженное благодеяние одной бедной, оскорбленной душе.
— Только прикажите, сударыня.
— Ну что ж! — На губах Бедной Лизы забрезжило нечто знакомое Сергею Павловичу с того достопамятного дня, когда Дина приходила к нему в дом. — Тогда приказываю.
Звездочет задумался. Взгляд застыл. От него вдруг пошли такие холодные волны, что у Бедной Лизы даже затрепетала шелковая лента на шляпке.
— Все ваши затруднения будут непременно устранены.
— Каким образом? — чего-то вдруг испугалась Бедная Лиза. — Вы не видели, кстати, Сергея Сергеевича?..
— Заботы уж предоставьте мне, сударыня…
Тем временем торжественное заседание началось. Из репродуктора поползло что-то колючее и нечленораздельное. Акустика была отвратительная — слов не разобрать. Народу в холле все прибавлялось.
Гурий в кустарном, на живую нитку сшитом костюме пажа стоял чуть позади Инны. Правая рука его нервно теребила грубо раскрашенный деревянный кинжал, укрепленный на поясе.
Ласточка, которого они ждали, опаздывал. Наконец с виноватым видом, на ходу извиняясь за опоздание, он появился в своей кургузой курточке поверх расстегнутой на груди белой рубашки. Уголок воротничка был, как всегда, неловко заломлен и загнут. Гурий критически оглядел товарища.
— Галстук бы догадался надеть.
— Я ведь никогда не ношу.
— Тебя же не пустят на маскарад в таком виде.
— Почему? — удивился Ласточка, будто понятия не имел о строгих карнавальных правилах и о требованиях специальной инструкции.
Судя по характеру очередных аплодисментов, смешанных динамиками в сплошной невообразимый шум, торжественная часть заканчивалась. Нужно было поторопиться. Они спустились вниз, взяли в гардеробе свои пальто, оделись и вышли на улицу.
Над Лунином раскинулась светлая звездная ночь. Поскрипывал снежок под ногами. Где-то очень далеко, за лесом, гудела электричка. По узкой тропинке, ведущей к скромно освещенной боковой дверце недостроенного корпуса, уже бежали трусцой участники карнавала. Тряслись, покачивались на бегу ослиные уши, хвосты, искусственные букли, перья, шпаги, и все это проваливалось в черную дыру — под самое «Добро пожаловать!».
Они тоже нырнули в темный подъезд, поднялись по маленькой холодной лестнице и открыли еще одну дверь в душный, жарко натопленный коридор, охраняемый комсомольцами с красными повязками. Один держал список, другие стояли по обе стороны от входной двери.
— Ваш номер?.. Так. Королева. Есть. Проходите… Ваш?.. Паж. Есть такой… Ваш номер?
— Не помню, — смутился Ласточка.
— Костюм мальчика? — участливо спросил один из дружинников.
— Ладно, пропусти, — сказал молодой человек со списком. — Я помню. Мальчик был.
Сзади напирали, слышались шутки, смех, нетерпеливое повизгивание, и вот, сбросив пальто и шубы прямо на какие-то стулья, они уже неслись по гулкому иллюминированному тоннелю, подхваченные веселым вихрем.
Когда тоннель кончился, все трое оказались в огромном, слабо освещенном зале. Там и здесь прогуливались костюмированные фигуры и фигурки, наподобие шахматных. Пол тускло поблескивал, как если бы это был гладкий залитый лед или влажный, отполированный камень. Из таинственной темноты нависали подвешенные к цепям люстры. Окутанные клубящимся наверху мраком, они словно парили в воздухе. Некое подобие сцены возвышалось в дальнем углу, а напротив того места поднималась широкая пологая лестница, скрадываемая сумеречным пространством. По обе стороны от нее расходились полукругом массивные колонны, сделанные как будто из того же серого материала, что и пол, возвышение, лестница.
Ласточка изъявил желание поближе познакомиться со всей этой бутафорией. Сказал, что скоро вернется, исчез, и больше его не видели.
Рядом с Гурием Инна чувствовала себя так просто, естественно, будто не было на ней громоздкого, непривычного платья, подол которого чуть слышно шуршал, касаясь пола. Они направились в сторону лестницы и шли долго, а лестница с расходящимися от нее в бесконечность колоннами так и не приближалась, будто огромная гора Ошхамахо, до которой сколько ни иди — она по-прежнему рядом и по-прежнему недосягаема. Обернувшись, Инна с удивлением обнаружила, что видит перед собой все ту же картину или ее зеркальное отражение: небольшое возвышение в дальнем конце зала, ступени, бесконечный ряд колонн.
Народ в центре зала не прибывал, скапливаясь по краям. Где-то вдали мелькнула маленькая фигурка Нины Павловны из технического отдела в скромном костюме Дюймовочки.
Вдруг словно судорога исказила пространство. Вспыхнул ослепительно яркий свет, все пришло в движение. Алебастрово засветился пол, колонны стали бесплотными, замерцали увешанные золотым и серебряным дождем многочисленные елки. Зал разом наполнили люди в диковинных костюмах, грянула музыка, и маскарад начался.
— Все-таки не приехал, — сокрушенно вздохнул кто-то рядом. — А мы так рассчитывали!..
— Еще приедет.
— Ну что вы, Сергей Павлович! Куда уж теперь?
— Да вот буквально минут через пять…
Оглянувшись, Инна увидела Звездочета и Никодима Агрикалчевича Праведникова, недоверчиво покачивающего своей большой мушкетерской шляпой, из-под которой тяжело спадали на огненный бархат смоляные кудри парика.
Официант поднес запотевшие бокалы. Что-то янтарно пузырилось в них.
— Провожаем старый год, — объяснил всем, кто оказался в этот момент рядом, Никодим Агрикалчевич. — Угощайтесь, товарищи.
— В минувшем году планеты благоприятствовали вам, — сказал Звездочет, обращаясь к Инне. — Идемте танцевать. Вы разрешите?
Не успел Гурий опомниться, как тот ловко подхватил его даму и унес в стремительном вальсе на середину зала.
У Инны кружилась голова, а нога послушно скользила, и хотелось болтать всякий вздор, и молить небо, чтобы в будущем всегда было так же легко, свободно и весело.
— Так и будет. Все так и будет у вас, — шепнул на ухо Звездочет.
Инна с испугом заглянула в остановившиеся зрачки кавалера.
— Вам нехорошо?
— Нет-нет… Напротив…
— Знаете, это был ужасный год. Случилось все плохое, что только могло случиться. И не у одной меня. Мы все потеряли в этом году друга…
— Ошибаетесь, — возразил Сергей Павлович, виртуозно, никого не задев, проведя свою даму по узкому лабиринту между танцующими. — С ним как раз все в порядке. Он часто вспоминает о вас.
— Это невозможно!
— Возможно, возможно, уверяю вас…
Музыка кончилась. Звездочет вернул Пажу его драгоценную Королеву, а сам опять заговорил о чем-то с Никодимом Агрикалчевичем, возле которого постоянно крутился официант с полным подносом прохладительного.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В это время у входной двери недостроенного корпуса появились двое рыжеволосых. Одеты они были и выглядели совершенно одинаково.
— Ваши номера?
— У нас, приятель, единый номер.
— Какой?
— Ну, скажем, Близнецы.
— Нет таких, — отрезал дежурный со списком. — Был Рыжий, и того заменили.
— За что же его так? — дурашливо воскликнул один из прибывших и попытался пройти, но дружинники преградили путь.
— Пропустите, мы гости.
— Гости все там, — кивнул на дверь комсомолец.
— Получается, что мы опоздавшие гости.
— Может, костюмы мальчиков? — опять вступился сердобольный дружинник.
— Одного такого уже пожалели. Я проверил. Никакого мальчика в списке не было.
— Вот чудаки! — не унимался Рыжий. — Моя фамилия Добросердов. Нас приглашали. Ей-богу, ребята. Ну что вы?!
Товарищ с красной повязкой провел указательным пальцем по списку и нехорошо взглянул на Рыжего.
— Да за такие шутки…
— Мы не шутим.
— Давайте парни, валите отсюда, — миролюбиво заметил один из дежурных, почуяв запах скандала. — Давайте по-хорошему. Вы что, соображаете? Добросердов — академик.
