Илья Штемлер - Универмаг
- Как же вы так, Дятлов? — Фиртич потрогал рубец. — Как же нам работать? Если люди готовы все предать, все продать... Что же осталось-то в вас, Дятлов?
Заведующий складом моргал ресницами. Человек недалекий, он все же уловил растерянность в голосе директора.
- А что я? Что я-то? — осмелел заведующий. — Сами-то куда смотрите... Рудина-то от вас бумаги приносила...
Но Фиртич его уже не слышал...
4
Длиннющий прямой коридор упирался в дверь обувного отдела. Облезлая эта дверь скрывала овальное помещение, разделенное на две части. Меньшую занимала заведующая Стелла Георгиевна Рудина. В большей размещались товароведы и вечно толкался народ: кладовщики, экспедиторы, транспортный люд. Нередко встречались личности, не имеющие никакого отношения к отделу: директора магазинов и аптек, косметички, железнодорожные кассиры, представители общепита и прочая бытовая «знать». Здесь, в бывшей гостиной бывшего Конногвардейского общества, они чувствовали себя как дома. Нередко клиенты приносили с собой всякие деликатесы и распивали кофе вместе с товароведами. Как эти три дамы, живой вес которых на круг был не менее четырех центнеров. Компанию им составляли три товароведа. В стареньких халатах, в одинаковых глухих свитерах. Товароведы нервничали, поглядывали на часы. Прислушивались...
- Стелле все можно, а нас на пайке держит, — произнесла старший товаровед. И добавила, глядя на одну из дам: — Три дня за тебя просила, цени!
Толстуха передернула широкими, точно подоконник, плечами. В знак некоторой несправедливости слов. Игра- то идет не в одни ворота...
Наконец дверь растворилась, и появилась Наталья-кладовщица в обнимку с тремя плоскими коробками.
- Ну даешь! Рожала ты их, что ли? — воскликнули облегченно товароведы. — Вот-вот Стелла вернется с обеда.
- А что, Стелла не знает? — замерла кладовщица.
- Да знает! Только что ей в голову взбрыкнет... Меряйте, девки!
Толстухи резво сбросили свою родную обувь и приняли из рук кладовщицы серебристо-белые сапожки на высоком каблучке. Сапожки крутили лебяжьими шеями, сопротивляясь коротким толстым ногам. Словно их топтали, а не мерили...
- Что они там, на ходулях ходют? Шкилеты несчастные. Мучайся из-за них, — шептала брюнетка, склонив к полу розовый затылок.
- Вам, подружки, две пары надо на один заход, — проворчала кладовщица. — Лопнет!
- Откупим! — коротко ответила за всех брюнетка.
- Все! Майке отдам, пусть носит, двоечница, — выдохлась блондинка. — Инфаркт получишь, к бесу... Забираю!
- Дома дожму, — сдалась брюнетка. — И не такие растягивала.
Дамы полезли за деньгами. Кладовщица за сдачей. Сверх тут не давали. Главное, связи. Сверх они с других возьмут, а тут — я тебе, ты мне. И все! Копейка в копейку. Деньги кладовщица пробьет через кассу секции. Все по закону, а выгода на обе стороны падает.
Кладовщица принялась заворачивать коробки. Но не успела — на пороге появилась Стелла Георгиевна Рудина... Товароведы казались спокойными, только у одной лицо пошло пятнами — молодая еще.
- Почему посторонние в отделе? — проговорила Рудина.
- Вы ведь обещали, Стелла Георгиевна, — жалобно протянула старший товаровед. — Месяц у вас просила.
Рудина вспомнила. И верно, обещала подкинуть что- нибудь сотрудницам для укрепления престижа...
Рудина скрылась в кабинете, хлопнув дверью. Все дружно показали двери язык. Дамы укутались в одинаковые кожаные пальто, нахлобучили шапки.
«Посторонние», — обидчиво передразнила брюнетка, запихивая коробку в баул. — Ей бы меня в свои записать. В масле б каталась.
- Рангом не вышли, — усмехнулась старший товаровед. — У нее директора толкаются. А вы кто? Сыр- масло... А пиво она не пьет.
- У каждого свой клиент, — согласилась блондинка.
- Пиво ноне водитель водой разбавляет, гад. Пока везет, — внесла ясность третья дама. Она, видимо, имела отношение к пиву.
Подпихивая друг друга, дамы двинулись к выходу, словно выносили коричневый рояль. И столкнулись на пороге с Фиртичем. Решив, что проник очередной проситель, захохотали.
- Мужчина, вы чей клиент? Начальницы? — бойко проговорила брюнетка и осеклась, увидев опрокинутые лица товароведов.
Фиртич редко наведывался в отдел. И еще с такой физиономией. Казалось, даже уши у него побелели. Дамы уперлись друг в друга спинами, образовав живой кожаный мяч.
- Три грации, — прошипел Фиртич. — Что у вас здесь, филиал секции? — Он как-то особенно посмотрел на выглянувшую из-за двери Рудину.
В этом взоре Рудина прочла нечто более серьезное, чем недовольство присутствием в отделе блатников.
- Я их в первый раз вижу. — Рудина отступила в глубь кабинета.
- У вас прекрасное самообладание, Стелла Георгиевна. — Фиртич шагнул вслед за ней, плотно прикрыв за собою дверь. — У вас прекрасное самообладание, — повторил он. — Садитесь. Надо поговорить.
Фиртич приблизился к окну. Вода от растаявшего снега стекала из старинного отстойника — головы бога. Из разверстого немого рта капли после короткого раздумья бросались на ржавый подоконник с прозрачным весенним стуком... У богов был страдальческий вид.
Гнев колобродил в сознании Фиртича, затрудняя дыхание, доставляя даже какое-то сладостное удовольствие тем, что он знает подоплеку огромных неприятностей, которые обрушились на него мощным обвалом, а она, Рудина, пока не подозревает, что он все знает...
Рудина села, опершись о подлокотник и подперев кулаком красивое увядающее лицо, пряча подбородок. Зеленый платок атласно обтянул круглые плечи. Она не знала причины визита директора. Но холодок догадки уже коснулся ее легким ознобом-
- Я жду, Стелла Георгиевна, — проговорил Фиртич. — Расскажите, как вам удалось так подвести Универмаг.
Тень легла на ухоженное лицо Рудиной. Мешки под глазами набухли, потяжелели. Она старела. И чувствовала это физически, как можно чувствовать жару или холод... Нет, она не молчала, она отвечала своему директору. Что брала обувь из боязни штрафов за не- выборку фондов, что была уверена в продаже обуви, что допустила слабость, не устояла перед просьбами руководства фабрики о завозе большого количества товара. «Олимп» есть «Олимп», и она надеялась, что все будет в порядке, скоро сезон, а на складах мало сезонной обуви — весенней и летней...
Фиртич знал, что она лжет, хотя напрямую ее уличить нельзя. Все можно отнести за счет служебной оплошности. Фактов-то нет! Нет фактов! Да и Рудина сама сейчас почти искренне верила в то, что происшедшее — следствие какого-то абстрактного греха. Промашки, если угодно. Но постепенно голос Рудиной терял упругость, слова блекли от беспрестанного повторения. Точно хлопья снега, вяло падающие на давно занесенный и уже бесформенный предмет...
Рудина подумала о том, что все ей здесь надоело. И если пронесет, немедленно уволится и уедет к мужу. Должно пронести! Она ничем не рисковала, вступая в сделку со старичком Платоном Ивановичем. Кто докажет, что тут злой умысел? Кто?!
- Когда-то я хотел вас уволить. — Фиртич умолк, пытаясь справиться с гневом. Его разум еще подавлял бешеные, идущие изнутри нервные толчки. Он ничего не мог с собой поделать. Сколько было срывов и неприятностей на пути к тому, что он считал своим гражданским и профессиональным долгом! Сколько унижений стерпел! И все летит к черту из-за глупости этой женщины... А похоже, не из-за глупости. Но все, о чем поведали девочки, надо еще доказать. Иначе навет. Мало ли какая кошка могла пробежать между сотрудниками отдела.
- Вот что, Стелла Георгиевна... Всю продукцию Второй обувной фабрики разбраковать и вернуть обратно. Всю! Транспортные расходы переложим на фабрику. Через арбитраж. И на ваш отдел. От продавцов до заведующей. Вот так.
Рудина выпятила подбородок и прикусила губу мелкими зубами. Это был самый наихудший вариант для фабрики. В нее вгрызутся инспектора и ревизоры. Особенно после такого ЧП. А там выплывут махинации и Платона Ивановича, и тех, кто стоит за ним... Да, это был наихудший вариант! И вряд ли скандал обойдет стороной Рудину...
Стелла Георгиевна смотрела на Фиртича потяжелевшими глазами. От ее поведения сейчас зависело многое. Надо что-то сделать, что-то предпринять, пока решение Фиртича еще не обрело силу приказа. Пока он здесь, в этом кабинете. Еще мгновение — и Фиртич переступит порог...
Рудина вырвала себя из кресла и загородила Фиртичу дорогу.
- Отмените это решение, Константин Петрович, прошу вас.
Фиртич с изумлением поднял брови. Что за наглость?!
- Прошу вас. Отмените решение. Так будет лучше. И для вас. — Рудина перевела дыхание. — И для вас тоже, поверьте!
Лоб Фиртича полоснули две ломаные морщины.
- Вы не святой. Вы грешный, как и все. Даже больше всех. Почему же вы так жестоки? Себе вы простили, себе вы все прощаете.
