Георгий Марягин - Озаренные
Наступила пауза. Логанов прошел к кафедре, взглянул в тетрадь, разложенную на подлокотнике, потом, захватив ее, вернулся к синьке и прежним тоном продолжал докладывать о неудачных подсчетах, больших или малых допусках. Узлы машины, детали ее крошились, ломались, срезались, встречая сопротивление угля. Но теперь Алексей спокойно улыбался: это ведь была игра в расчеты. «Ведь нет же еще теории резания углей. Нет», — торжествовал он, с благодарностью поглядывая на Верхотурова. Евгений Корнильевич сидел, углубившись в какой-то журнал. «Вся критика на допусках».
Логанов окончил неопределенно. Он ничего не предлагал, ни на чем не настаивал.
— Видите ли, — говорил выступивший затем главный инженер «Главгормаша», — конструктор ставил перед собой задачу высвободить людей от затрат мускульной энергии на выемке и транспортировке угля по лаве. Оформление машины находится на должном уровне, и можно предположить, что при поправках в кинематической схеме она должна показать известные результаты…
Он окончил, добросовестно использовав свое время.
Алексей внимательно слушал выступавших, изредка посматривая на Верхотурова.
Академик сидел, сосредоточенно глядя в какую-то незримую точку.
Слово получил Скарбеев. Он медленно поднялся со стула, вскинул голову, осмотрел зал.
— Можно извинить досадную ошибку бывших руководителей Наркомугля, пустивших в опытное производство это... это... ну, так сказать, самодельное произведение товарища Заярного…
Алексей почему-то почувствовал, что под маской покладистого добряка в Скарбееве живет человек «себе на уме».
— Известно, — продолжал Скарбеев, — что дело было на исходе войны, изучить предложение молодого инженера как следует не сумели. Что ж, ввели в заблуждение себя и его! — Скарбеев взглянул в сторону Алексея и улыбнулся. — Правда, тогда еще не были ясны судьбы, перспективы угольного комбайностроения; каждая ласточка делала весну. Но теперь, когда в ходу угольный комбайн «Донбасс», когда он показал себя, свои качества, — стоит ли испытывать эту явно ненадежную машину? Просмотрим детали и узлы этого изобретения. — Он перебрасывал одну за другой страницы лежавшего перед ним альбома, умело выискивал недоработки в расчетах передач, сцеплений, подающих механизмов. — Но самый главный недостаток машины в том, что она построена на принципе скалывания. Это эмпирей. Взлет фантазии! Скалывать можно сахар, но не уголь. Уголь резали, режем, будем резать! Все расчеты вслепую, все проектирование на ощупь. Спросите конструктора, почему он поставил мотор мощностью в шестьдесят киловатт? Он, конечно, не ответит. Может, следовало обойтись мощностью в двадцать киловатт?.. На каждой детали можно продемонстрировать эти выкладки «с запасом».
Выступление Скарбеева настроило многих присутствовавших против «Скола». Разбор дефектов машины был настолько убедительным, что в конце зала прошелестел шепоток: «Похоже, здесь и решать нечего. Убытки списать да новых не наживать».
— Я думаю, что Евгений Корнильевич тоже разделит эту обусловленную логикой точку зрения, — добавил Скарбеев, усаживаясь в кресло.
— А я, представьте, за скалывание, — с азартом выпалил Верхотуров, легко срываясь со стула, — и за... — он выдержал паузу, — за «Скол».
— М-м-м... Я понимаю вас, как ученого-горняка, — замялся Скарбеев, опешивший; от такого поворота. — Скалывание — перспективная вещь. Но оно не изучено. М-м-м, это предположение, так сказать, без опыта.
— Резание ведь тоже у нас мало изучено, — тихо, будто рассуждая сам с собой, проговорил Верхотуров.
— Но мы уже режем угли, режем, многоуважаемый Евгений Корнильевич! — расставаясь со своим спокойствием и вскипая, снова встал из-за стола Скарбеев. — А эта машина не могла скалывать! Ведь проводили испытания. Притом не работал конвейер.
— Конвейер, кстати, не нужен, — категорически заявил Верхотуров.
Все недоуменно переглянулись. Скарбеев пожал плечами:
— Уважая авторитет Евгения Корнильевича, я не стану спорить. — И, еще раз пожав плечами, сел.
— Да, не нужен, — обводя взглядом настороженную аудиторию, говорил Верхотуров. — Машину следует испытывать на крутопадающих пластах! И уголек пойдет самоходом без конвейера. Самоходом!
«Вот почему он перечеркнул вчера конвейер!» — обрадовался Алексей.
Все внимательно смотрели на Верхотурова.
— «Скол» — это машина с большими задатками, — продолжал он. — А нам теперь нужна не любая машина, а та, которая войдет с нами в будущее. Все недостатки «Скола» — пустяк по сравнению с тем, что в нем заложено... Пока еще машина слепа. Но можно сделать ее зрячей.
— Привить импульсы, — не без ехидства произнес Ветлужников.
— Да, импульсы! Чтобы она видела породу, уголь, осязала их, сама находила дорогу.
— В общем, создать новую машину? — сдержанно спросил Скарбеев.
— Машина есть! По-моему, отличная машина! — уже с запалом воскликнул Верхотуров. — Нужно видеть ее. Самое страшное — опровергать рутину. Мы привыкли все резать: металл, дерево, минералы, уголь. Его дробит горное давление. Отжимает. А мы режем. Горное давление должно работать на нас. Этот принцип прекрасно использован в машине Заярного. И нам нужно помочь сделать ее зрячей, научить ее чувствовать, находить дорогу — вот о чем надо говорить сегодня... Тогда мы через несколько лет спустим в шахты механических забойщиков.
— Автоматического короля Марка четвертого!..
— Да здравствует король, — произнесли два голоса одновременно за колонной.
Все громко рассмеялись. Намек был прозрачен: у всех в памяти сохранился фельетон, разносивший ученых, которые увлекались новой отраслью техники — кибернетикой.
— Не знаю, как назовут такую машину, — упрямо продолжал Верхотуров, — но ее пошлют в шахту. И пошлют не архаисты и фельетонисты, проспавшие новую технику, а Заярные. «Скол» — это уже часть механического забойщика.
— Евгений Корнильевич, да ведь машина Заярного с электрическим мотором, — раздался тенорок Ветлужникова, — как же вы ее поставите на пласты с таким обилием метана? Это все равно, что зажженную спичку в пороховой погреб вносить. Заискрит мотор — и заказывай панихиду. Помните, что в шестнадцатом на Калиновке было?
— Это не проблема. Мотор можно изолировать, — не сдавался Верхотуров.
И началась словесная дуэль.
Ветлужников доказывал, что в Донбассе все крутопадающие пласты обильно насыщены метаном — газом, воспламеняющимся от ничтожной искорки. Каждому горняку было понятно, что испытывать в них машину с электрическим приводом опасно. Верхотуров предложил электрический привод заменить пневматическим.
Скарбеев и Ветлужников упорствовали — они были убеждены, что пневматический мотор не «поднимет» нагрузки, «Скол» не будет действовать. Евгений Корнильевич настаивал провести испытания сперва с электрическим приводом на наиболее безопасной шахте, а затем установить на «Сколах» пневматические приводы.
— Не выйдет! — уже горячась как студент, возражал Скарбеев. — Законы газоносности нам не подвластны.
— Изучим — себе подчиним эти законы, — спокойно парировал Верхотуров. — Познавать ленимся. — Это был прямой упрек многим представителям институтов. — Да, да, да, ленимся, — ловя их недовольные взгляды, саркастические улыбки, утверждал академик. — Есть у нас карта газоносности пластов? Есть у нас научные прогнозы выделения метана?.. Газ — это лисица: он хитрит, он мечется из норы в нору, из щели в щель. Нужна облава! Методическая облава. Ее не организовали... Крохоборничаем, сверлим дырочки, скважины, думаем — выпускаем газок на поверхность из пластов... а он от нас в норки. В щелки! В закоулки! Куда, как, почему — не знаем. Не знаем и, признаться, не желаем...
Но дело повертывалось все же не в пользу Алексея и его авторитетного покровителя. На пути «Скола» вырастал огромный вал. Его дружно насыпали Беликовы от науки.
Кто-то за спиной Алексея переговаривался:
— Чудит Верхотуров. Заболел техническим филантропизмом.
— Новаторов поддерживает. Слава не дает покоя.
Алексей вышел по темному переулку к Москве-реке.
Было тихо. С низкого неба лениво тянулась пушистая снежная пряжа. В вечернем сумраке огромной елочной игрушкой светился МОГЭС.
В памяти возникла сцена из «Кремлевских курантов». Кажется, где-то здесь Ильич беседовал с матросом. Припомнился и другой эпизод: Ленин поручает нашим торгпредам собрать прейскуранты горных машин. Может быть, вот в такую ночь, там, за стенами Кремля, гениальный кормчий мира продумывал, какие машины должны освободить шахтеров от тяжелой, изнурительной работы.
— Все! — с ожесточением произнес вслух Алексей, останавливаясь у решетки набережной. — Приговорили. На пологих не вышло, на крутые нельзя пустить — опасно. Правы? Безусловно. Случайная искра от мотора — и все к чертям. На воздух.
