П. Березов - Михаил Васильевич Фрунзе
К шуйским рабочим, выехавшим в Москву во главе с «Арсением», по дороге присоединились дружинники Иваново-Вознесенска и Кохмы. В Москве они влились в рабочий отряд, который вел ожесточенный бой с царскими войсками на Тверской улице в районе Садово-Триумфальной площади.
«Арсений» проявил большое мужество и отвагу. Благодаря ему, рабочий отряд вышел из весьма опасного положения. Отряд попал в окружение и, будучи отрезан царскими войсками, три дня провел без сна и пищи. Дружинники не раз пытались прорваться, но мешал вражеский пулемет, подвергавший их губительному обстрелу. Тогда «Арсений» вместе с несколькими дружинниками пробрался в неприятельский тыл и захватил пулемет. Под прикрытием уже своего пулеметного огня отряд смог в порядке, и без больших потерь отойти к Красной Пресне.
Разгром московского вооруженного восстания не подорвал у «Арсения» веры в окончательное торжество трудящихся. По возвращении в Шую он еще с большей настойчивостью продолжал подготавливать рабочих к дальнейшей борьбе.
Популярность «Арсения» ширилась. Рабочие верили ему во всем, охотно шли за ним, прислушивались к его словам. Большим авторитетом пользовался он и в партийной организации. От ее имени он не раз выступал на партийных конференциях.
В апреле 1906 года в Стокгольме созывался IV (Объединительный) съезд РСДРП. И на этот съезд своим делегатом иваново — вознесенские и шуйские большевики послали «Арсения». Это был самый молодой делегат съезда: «Арсению» едва исполнилось двадцать один год. На этом основании меньшевики в мандатной комиссия пытались даже опорочить достоверность делегатских полномочий «Арсения», указывая на то, что такая крупная организация, как иваново-вознесенская, не могла делегировать такого «юнца».
Но вскоре меньшевикам пришлось убедиться в том, что этот «юнец» был уже закаленным большевиком, искушенным в тактике и стратегии партийной борьбы, с твердо сложившимися большевистскими убеждениями. На всех заседаниях съезда он ни разу не изменил своих большевистских позиций, всегда голосовал вместе с большевиками. И хотя при голосовании большевики терпели одно поражение за другим, так как на съезде они оказались в меньшинстве (при разгроме русской революции 1905 года пострадали главным образом большевистские кадры, и потому во многих городах меньшевики смогли провести своих кандидатов на съезд), тем не менее «Арсений» оставался убежденным в своей правоте и продолжал стойко отстаивать большевистские взгляды.
На этом съезде Фрунзе впервые увидел Ленина и лично познакомился с ним. Когда на трибуну поднялся Владимир Ильич, чтобы сделать доклад по аграрному вопросу, Фрунзе встрепенулся. Ведь это была его давняя мечта — услышать самого Ленина!
Фрунзе и прежде целиком покоряла неотразимая логика ленинских статей, глубоко волновала их страстность. Но теперь, слушая Ленина, он еще сильнее почувствовал захватывающую силу ленинских высказываний, неоспоримую правоту и величие ленинских убеждений.
Большое впечатление произвели на Фрунзе и выступления товарища Сталина («Ивановича»), прямота и принципиальность его речей, решительная и смелая поддержка им ленинских позиций. Молодой Фрунзе внимательно прислушивался к его словам. На съезд он смотрел, как на самую высшую школу политического воспитания. Слушая Ленина, Сталина и других испытанных большевиков, Фрунзе проверял себя, свои взгляды, учился быть принципиальным, целеустремленным.
Здесь же, на съезде, Фрунзе подружился с Ворошиловым («Володиным»), Они часто в перерывах между заседаниями сходились, делились впечатлениями, припоминали наиболее важные высказывания Ленина и Сталина. За месяц совместной жизни в Стокгольме они близко узнали друг друга. А общая непримиримая борьба с меньшевиками спаяла их дружбу навсегда.
Участие в работах съезда, непосредственное знакомство с вождями и выдающимися деятелями партии еще более укрепили боевой дух молодого большевика, еще более закалили его волю к борьбе, помогли стойко, по-большевистски встретить мрачные годы наступившей черной реакции.
Теперь, в условиях всеобщей реакции, партийная работа в Шуе значительно осложнилась. Приходилось бороться не только с царизмом и буржуазией, но и с враждебными политическими партиями и группировками. Прежде и в Шуе и в Иваново-Вознесенске большевики пользовались исключительным признанием рабочих масс. Влияние меньшевиков и эсеров было ничтожно. После же разгрома революции соглашатели стали пытаться завоевать доверие шуйских и иваново-вознесенских рабочих.
Ввиду этого «Арсению» пришлось усилить борьбу против соглашателей, особенно против эсеров, заславших в Шую своих видных агитаторов. Выступая в диспутах и на рабочих собраниях, «Арсений» разоблачал всю несостоятельность эсеровской политики, всю лживость и порочность эсеровских взглядов.
Труднее стало работать и вследствие усиления полицейских преследований. Жандармы охотились за большевиками, Царская охранка засылала в партийную организацию провокаторов. Участились случаи провалов и арестов. Многих уже судили, а затем отправляли на каторгу и в ссылку.
Под постоянной угрозой ареста находился и «Арсений». Его партийные друзья не раз предлагали ему переехать в Иваново-Вознесенск, предупреждали, что в Шуе он на примете у полиции, и потому работать там опасно. Но «Арсений» не соглашался. Ело тянуло к шуйским рабочим, он сжился с шуйской партийной организацией, в которой было уже не семнадцать, а около пятисот членов — больше, чем в Иваново-Вознесенске. «Арсений» чувствовал, что в это трудное время надо поддерживать и сплачивать их ряды.
Но чем активнее работал «Арсений», тем большую ненависть и озлобление он вызывал у царской охранки. Ее агенты день и ночь гонялись за ним, тем более, что за его арест была назначена большая награда — в тысячу рублей. Не раз они нападали на его след. Но «Арсению», благодаря находчивости и самообладанию, удавалось ускользать из их рук.
Особенно усердствовал полицейский урядник Перлов, жадный до наград. Он всюду преследовал «Арсения». И вот однажды, в феврале 1907 года, «Арсений» и его партийный друг Павел Гусев, столкнувшись с Перловым, обстреляли его. Это еще более озлобило полицию. Она усилила слежку. В ночь на 24 марта 1907 года «Арсений» и Гусев, выданные провокатором, были арестованы.
IV. В камере смертников
Сначала их заключили в местную тюрьму. Но опасаясь вооруженного нападения шуйских рабочих, Фрунзе и Гусева на второй день после ареста отправили во Владимир. Начались допросы.
Фрунзе и Гусева как особо опасных «преступников» разместили по одиночным камерам, а следствие повел сам прокурор Владимирского окружного суда. По законам того времени, за вооруженное нападение на полицию приговаривали к смертной казни. Поэтому прокурор, желая расправиться с Фрунзе, всячески пытался вырвать у него признание в покушении на урядника Перлова. Но Фрунзе, зная, что у прокурора против него нет прямых, достаточных улик, категорически отрицал свое участие в этом покушении. Он лишь признал свою принадлежность к большевистской организации.
Уже за одно это его ожидало суровое наказание — каторга. Но прокурору этого было мало. Он надеялся сломить упорство Фрунзе, и потому следствие затянулось надолго.
В марте 1908 года состоялся суд над Гусевым. На суде Перлов сумел представить доказательства того, что в покушении на него участвовал и Фрунзе. Ввиду этого после дополнительного расследования в январе 1909 года во Владимирском военно-окружном суде вторично рассматривалось дело о покушении на Перлова.
Суд был скорый и пристрастный. Без достаточных юридических оснований, с явным нарушением правил судопроизводства, обвиняемых Фрунзе и Гусева признали виновными и приговорили к смертной казни через повешение.
Стойко, мужественно выслушал Фрунзе жестокий приговор. С возмущением он отклонил совет своего адвоката обратиться к царю с просьбой о помиловании.
Под усиленным конвоем отвели осужденных опять в тюрьму, переодели в арестантские халаты, заковали в кандалы и бросили в камеру смертников.
Гробовым, жутким безмолвием пахнуло из нее на Фрунзе. В камере были люди. Но они молчали с открытыми глазами, полными смертельного страха и тоски.
Наступили для Фрунзе тяжелые дни томительного ожидания. Здесь, среди смертников, было тяжелее, чем даже в одиночной камере. Невыносимо тяжело смотреть, как смертники судорожно и безнадежно метались по камере, потом вдруг застывали, прислушиваясь к каждому шороху: не скрипнет ли дверь и не войдет ли палач за кем-нибудь из них. И нередко тюремщики приходили и на глазах у всех уводили обреченных на казнь. Жалобно звенели в последний раз их кандалы. И больно, до жути больно было сознавать бессилие: нельзя ничем ни утешить уходивших навсегда, ни приободрить оставшихся.
