Борис Мисюк - Час отплытия
Завидуя чайке, Витос глядел на нее до тех пор, пока под особо яростным порывом ветра она не исчезла, взмыв в черное небо.
Когда Витос возвратился в каюту, радио, пропищав свои шесть сигналов, возгласило: «Двадцать три часа московское время».
Он вытащил из-под подушки развернутую посредине книгу. Называлась она «Мимо течет Дунай. Современная австрийская новелла». Он клюнул на название. Дунай, да не тот. Рассказ про его ровесницу Катарину, Кати, которая работала трактирной прислугой в Вене. В какое же она болото вляпалась! Один — богатый и щедрый, комплименты рассыпал, цветы дарил, второй, который «с серьезными намерениями», жених, мечтал слепить собственный дом, хозяйство и превратить Кати в рабочую лошадь. Ну, а богатый, соблазняя ее, мысленно называл сучкой и, конечно же, бросил бы, если б жених в конце рассказа не убил его ночью на дунайском берегу. Отняли лошадь, собственность, потому только и убил. Любви, ревности там и близко не было. Как не было и выхода из всего этого болота.
Однажды отец, когда Витос высказал ему свое мнение о судовой библиотеке, достал из рундука (разговор происходил в отцовской каюте) небольшую книжечку с красным парусником на синей обложке. Отец сказал, что всегда берет ее с собой в море. Это был Александр Грин, «Алые паруса». Витос поначалу разочаровался; он ведь смотрел фильм года два или три назад. Но раз уж все равно читать было нечего, книжку он взял. Вернувшись к себе в каюту, нехотя раскрыл, посмотрел картинки и начал читать. А через какое-то время перевернул последнюю страницу, удивился и пытался даже обидеться на автора за то, что написал такую короткую книжку. Впрочем, оказалось, и ее хватило, чтобы протабанить ужин. Такое на «Удаче» с ним случилось впервые, но он вовсе даже и не жалел об этом ужине, он снова и снова прочитывал разные хорошие места в «Алых парусах» и в конце концов спрятал драгоценную книжечку поглубже под подушку, чтоб почитать потом еще.
С этого, собственно, все и началось. Витосу удалось заполучить ходившую по рукам, по каютам книгу «Моряк в седле» — про Джека Лондона. Он прочитал ее за два дня. Потом взял в библиотеке один из томов самого Джека Лондона и проглотил том за один день. Он читал и в обед, и весь вечер, и прихватил полночи. А потом достал еще том, и все повторилось — обед, вечер, ночь. Особенно понравились ему «Мексиканец» и «Мужество женщины». Больше в библиотеке ничего Лондона не было, и он попросил «что-нибудь про Север». Наталья Андреевна (матросы постарше звали ее Натаха) достала откуда-то из-под стола номер роман-газеты и, заговорщицки глядя на Витоса, протянула ему со словами: «Смотри — никому. Прочтешь — вернешь мне». В романе «Территория» магаданского писателя Олега Куваева ему понравилось не все, но молодой геолог-спортсмен, в одиночку одолевавший дикую тундру, пришелся очень по душе. Захотелось встретиться с таким, а может быть, и стать друзьями, несмотря на суровые нравы в Поселке. Да, совершить бы тоже какой-нибудь подвиг в оледенелой тундре и потом, на равных, подружиться.
С Натальей Андреевной он столкнулся в коридоре, она как раз шла открывать библиотеку. И с ходу спросил:
— Фантастика не появилась?
— Откуда, от качки, что ли?
Лицо у нее было бледно-зеленым, с каждой волной, поддающей в корму, библиотекарь охала и хваталась за переборку. И Витос тут же простил ей недобрый тон. Но спрашивать больше ничего не стал, а молча принялся копаться в стеллажах.
Витос нашел книжку с серебряным тиснением на корешке, прочел про себя; «Портрет Дориана Грэя». Это имя из «Алых парусов» пронзило его и, охваченный радостным предчувствием, он воскликнул:
— Запишите!
До самого обеда он читал «Портрет» и удивлялся, какие же они разные — гриновский Артур Грэй, который сбежал из родительского замка и пошел простым матросом (Витос давно уже провел мысленную параллель с собственной судьбой), и этот красавчик Дориан, всю жизнь слушавший старого лиса лорда Генри и всяких других подпевал-комплиментщиков. Во что, в какое чудовище он превратился в конце!
«Но ты пойдешь дорогою неверных, а я слезою орошу твой путь. И пусть мой вопль сотрясает сферы: Не слу-у-ша-а-ай!!! Сам! Собою! Будь!»
Еще в Рени прочел где-то Витос эти стихи и сейчас дивился свойству памяти — подсказывать в самый неожиданный момент именно то, что нужно, о чем ты вроде бы напрочь забыл…
— Матросу второго класса Апрелеву зайти к старпому!
Витос, задрав голову, посмотрел на колокол палубного громкоговорителя, рявкнувшего прямо над его головой, и пошел по вызову. Он не ждал от него ничего и не думал о причинах вызова, занятый своими мыслями, тем более, что входил в надстройку через заветную дверь. Но увы, камбузная дверь была закрыта: в такой ветруган свежего воздуха и без нее хватает. И разочарованный матрос второго класса проследовал прямо к старпому.
Эдуард Эдуардыч с интересом оглядел его с головы до ног. Фуфайка, рабочие джинсы, сапоги с отвернутыми краями голенищ — все сидело на парне ладно, по-рабочему просто и в то же Время красиво.
— Садись, — чиф кивком указал на диван, обтянутый прозрачным полиэтиленом специально для посетителей в робах. — Ты чем сейчас занимаешься?
Говорил он спокойно, размеренно, как хозяин, знающий цену своему хозяйскому слову.
— К боцману пойду, работать, — отвечал Витос тоном, как бы говорящим: ежу понятно, было бы о чем спрашивать.
— Не надоело работать у боцмана? — красивые, правильные черты чифова лица тронула улыбка, классически благожелательная, покровительственная. Ему нужен был рулевой на вахту, а из рабочей боцманской бригады кого возьмешь: один — сорокот, необходим там, другой — молод, но бестолков, пробовали уже на руле — не получается у него, ну а третий — Апрелев.
— Д-да нет, — независимо произнес Витос. — Не надоело.
— Та-а-к, это хорошо, что не надоело, — чиф смотрел на Витоса. — Ну а… сменить работу не хотелось?
— На какую? — быстро спросил Витос.
— Ну-у, например, — чиф улыбался этой наивной непосредственности, — стать рулевым.
— Конечно хотелось, — Витос ответил сдержанно, но тут же почувствовал, как разжалась где-то внутри пружина, невесть когда и откуда возникшая. — Хотелось, — повторил он и улыбнулся, глядя прямо в глаза чифу.
Хотелось, ишь какой шустрый, подумал Эдуард Эдуардыч, черта с два я бы тебя взял на свою вахту, если б не помполит: Апрелев у него, видите ли, учитель, ему нужны свободные вечера. Я бы тебя, пацан, подсунул третьему на вахту, а Худовекова вернул бы себе…
— Ну, вот, — до того сидевший, облокотившись на стол, чиф откинулся в кресле, — я же понимаю, каково интеллектуально развитому человеку работать под началом боцмана.
Уши Витоса вспыхнули, и он поспешил возразить:
— Да нет, мне просто интересно рулевым.
— Это естественно, — снова подтвердил чиф, — штурманская рубка, приборы, карты — это ведь не то что пеньковые хвосты крутить. Вот боцману с его церковно-приходской школой оно в самый раз, выше ему не прыгнуть.
— Почему? Он в восьмом классе учится, — Витос снова посмотрел чифу прямо в глаза, но Эдуард Эдуардыч глядел поверх него, почти что в подволок.
— В сорок с лишним лет? — И помолчав, добавил. — Мне приходилось бывать в Канаде… Ходил на транспортном судне, капитаном. — Чиф достал из стола сигарету и прикурил от газовой зажигалки. — Так вот, там с малолетства учат во всем уважать порядок. Там даже на загородном шоссе не найдешь окурка. Там везде все культурно и чистенько… А Храповик он и есть храповик (это фамилия Василия Денисыча). Он будет стоять, плевать в переполненную урну и еще хамить в ответ на замечание.
Витос сразу вспомнил, как они тогда стояли в шесть утра возле столовой команды, отогреваясь после швартовки, как чиф, проходя мимо, ткнул пальцем в урну и сказал «вынести», вспомнил Витос и что говорили тогда про уборщицу Лизу-Луизу и старпома, все вспомнил и сказал:
— Так это же обязанность уборщиц — урны…
Слегка стукнув в дверь и тут же широко ее распахнув, в каюту стремительно влетела кокша Жанка, румяная, только, видно, от плиты, но уже не в поварской куртке, а в нарядном красном платье.
— Эдик! — вскричала она, но, увидев Витоса, поправилась. — Эдуард Эдуардыч, у меня новость есть для вас.
— Потом, Жанна Оскаровна, — недовольно покосился на нее чиф, вы видите, я занят.
Он смотрел на нее явно в ожидании, что она выйдет, но Жанка шутливо махнула на него рукой, сказала:
— Да ладно, я вам не помешаю.
И прошла в глубь каюты, к креслу, стоявшему возле стереомагнитофона. Чиф проводил ее сложным, не поддающимся описанию взглядом, смутившим, во всяком случае, матроса второго класса Апрелева.
— Н-ну, ладно, Апрелев, — стукнул он по краю стола кончиками длинных красивых пальцев, — вы свободны.
