Григорий Кобяков - Кони пьют из Керулена
— На бритом и тощем лице Шагдасурэна выступали красные пятна. Он снимал очки и, смыкая створочки глаз, недоуменно спрашивал: — Вы смеетесь, Алтан-Цэцэг?
— Нет, не смеюсь, дарга Шагдасурэн, — оставляя шутливый тон, отвечала Алтан-Цэцэг. — Мне приятно от вас слышать о научном мышлении и призвании исследователя, только готовилась я к практической работе. К тому же у меня нет ни педагогических знаний, ни способностей. А без этого…
— Русские говорят, — не давая досказать, перебил Шагдасурэн, — не боги горшки обжигают.
— Лучше, если свое дело будут делать все-таки боги.
Шагдасурэн был настойчив. И Алтан-Цэцэг его понимала. Давно уже поговаривали — слухами, как известно, земля полнится — что сельскохозяйственный факультет отпочкуется от университета и вот-вот начнет развертываться в самостоятельный институт. А для него нужны научные и преподавательские кадры и, прежде всего, свои, национальные. Где их брать? Конечно, в самом университете из наиболее подготовленных и способных выпускников.
Особую настойчивость и усердие в хлопотах, как догадывалась Алтан-Цэцэг, декан проявлял еще и потому, что у него к ее персоне в последнее время появился не только научный интерес. Но до крайности стеснительный и конфузливый, он не осмеливался и заикнуться о своих чувствах. Впрочем, вопрос этот глубоко интимный, и о нем обе «высокодоговаривающиеся стороны» деликатно умалчивали.
Словом, предложение было лестным. Однако Алтан-Цэцэг его не приняла. Она и сама себе в то время не могла ответить — почему. Не было педагогических знаний? Но знания — дело наживное. Нет способностей? Но, будучи студенткой третьего курса она прочитала в родном техникуме несколько лекций о новых открытиях в зоотехнической науке. Ребята аплодисментами провожали ее. Директор, побывав на двух лекциях, сказал: — Закончишь университет — приходи к нам. Нужен завуч.
Говорят, трудно степняку привыкать к большому городу с его душным и пыльным воздухом, суетливостью и толкотней на улицах и в магазинах. Но Алтан-Цэцэг нравилась суматошная городская жизнь. Нравилась благоустроенная квартира, она любила ходить в театры, в библиотеки. В городе она не тосковала ни по широким степным просторам с их розовыми долгими закатами, обещающими устойчивую ветреную погоду, ни по неторопливому, как у степных речек, течению жизни.
И все-таки она отказалась остаться в городе. Позднее поняла — почему. Ее неудержимо тянуло дело — живое, хлопотное, любимое. То дело, которое она начинала и которое стало ее жизнью. Когда-то еще в техникуме, размышляя о жизни, Алтан-Цэцэг записала в своем дневнике: «Дороги юности, куда они ведут и куда приведут?» И ответила: «К солнцу!» Красивые, высокие слова. Когда говоришь, пишешь, думаешь о чем-то высоком и благородном, то и слова должны быть соответственные. Вялыми, дряблыми и бескрылыми словами высокую мысль не выразишь.
Работая в «Дружбе», Алтан-Цэцэг немногое успела сделать. Но едва ли смогла бы сделать больше в ту трудную военную пору. У нее тогда не хватало ни знаний, ни опыта. Однако это нисколько ее не смущало. У юности — и она это прекрасно понимала — есть свои преимущества: желание все узнать и уверенность в своих силах.
После окончания первого курса-летом, Алтан-Цэцэг снова побывала в «Дружбе». Ехала туда с нескрываемой тревогой: в ее памяти были еще свежи трагические события прошедшей зимы. Казалось, все случившееся тогда — смерть Ванчарая, страшная болезнь, занесенная с той стороны, гибель скота — надломит людей и надолго затемнит их жизнь. Этого не случилось. Горе не согнуло, оно сблизило и закалило их, как огонь и вода закаляют металл.
Приятной была тогда встреча с молодыми специалистами, сменившими ее.
Председатель Самбу угадал: птенцы-желторотики оказались упрямым народцем. Позднее до Алтан-Цэцэг доходили вести, что сразу после войны по настоянию зоотехника Хандху и ветеринара Дуламжав объединение приобрело несколько алтайских мериносов и быка-производителя белоголовой казахстанской породы. Молодые специалисты совместно с животноводами начали работу по улучшению породности скота. К Алтан-Цэцэг ребята обратились с просьбой прислать литературу…
Вот туда-то, где наука шагала в обнимку с практикой, и тянулась Алтан-Цэцэг после окончания университета.
— Значит, окончательно и бесповоротно вы решили вернуться к прошлому? — с грустью спрашивал Шагдасурэн, прощаясь с Алтан-Цэцэг. — Очень жаль, что наука потеряла способного человека.
Нет, не прав был молодой ученый. Алтан-Цэцэг совсем не тянулась к прошлому, хотя оно было для нее дорогим.
— Не возвращаюсь к прошлому, а еду к будущему, — сказала она своему учителю и наставнику и, вспомнив давнишнюю дневниковую запись, блеснула своей белозубой улыбкой. — К Солнцу еду!
— Хорошо, если так…
В управлении сельского хозяйства Восточного аймака, куда Алтан-Цэцэг явилась с направлением, ее встретил Самбу, в недалеком прошлом председатель объединения «Дружба», а ныне начальник управления.
Приезду Алтан он обрадовался.
— О, ученый зоотехник! — воскликнул Самбу и сразу же, с места в карьер, предложил должность. — Будешь работать здесь, Алтан, в управлении. Держу для тебя место главного!
— А если здесь я не хочу работать?
— Что? — от изумления у Самбу расширились глаза и дернулся шрам, пролегающей через всю щеку. Он жестко глянул на Алтан-Цэцэг, нетерпеливо побарабанил пальцами по столу. Наконец, резко и в то же время как-то растерянно, бросил:
— Ты того… не переучилась, брат?
Алтан-Цэцэг засмеялась: Самбу до сих пор не бросил смешной привычки всех называть словом «брат».
— Или должность главного зоотехника не устраивает?
— Не устраивает. — чистосердечно призналась Алтан-Цэцэг.
— Что же устраивает? Куда ты хочешь?
— В «Дружбу».
— Так и знал. «Дружба» тебя, видать, приворожила. И не только тебя. Во сне ее часто вижу…
— Кого во сне видите? — будто не поняв, о чем идет речь, спросила Алтан-Цэцэг. Она давно знала, что Самбу не равнодушен к Цогзолме. С виду грубоватый и резкий, он был до удивления робким в делах сердечных. Человек далеко уже не юный, он страшно боялся оказаться в положении лошади, которую наездник берет под узцы и во всем подчиняет себе.
Самбу погрозил пальцем и засмеялся:
— Понял намек. Цогзолма, ну и я, конечно, просим тебя сегодня вечером быть нашей гостьей.
— Вы — уже?..
— Да, мы — уже, — засмеялся, в ответ Самбу и непритворно вздохнул:
— Зоотехник в «Дружбу» действительно нужен. Хандху теперь председательствует. Хоть и молодой, но толковый мужик. И настойчивый, как черт. Работать с ним интересно.
— Спасибо, товарищ Самбу! — взволнованно сказала Алтан-Цэцэг.
— Постой, постой… Ты же понимаешь, брат, что послать в объединение зоотехника с университетским образованием для нас пока непозволительная роскошь. Ты здесь нужна: или в управлении, или в сельхозтехникуме. Директор техникума во всех руководящих органах пороги обил…
Ребром ладони начальник управления резко провел по горлу:
— Вот как нужна!
Поглядел на Алтан-Цэцэг хитрыми глазами, спросил:
— Слышал я, что тебя там в науку приглашали?
«И здесь уже известно», — усмехнулась Алтан-Цэцэг, но ничего не ответила.
Приняв ее молчание за согласие, Самбу поднялся и, хлопнув ладонью по бумагам, в беспорядке раскиданным по столу, воскликнул:
— Ох, и дела скоро у нас начнутся — небу жарко станет!
Быстрыми маленькими шажками Самбу подбежал к стене, на которой висела большая географическая карта Монголии, утыканная красными, зелеными и синими флажками. Флажки погуще теснились вокруг столицы, а на востоке и юге страны сидели отдельными гнездами. В войну такими картами пользовались для обозначения линии фронта.
Показывая пальцем сначала на одну группу. флажков, затем на другую и на третью, Самбу заговорил горячо и страстно, будто профессор, увлеченный своей лекцией:
— Смотри, Алтан: здесь созданы государственные хозяйства — госхозы, тут сельскохозяйственные объединения, а это МЖС — машинно-животноводческие станции. Пока их немного. Но если мы крепко потрудимся, то создадим новую экономическую систему аратской Монголии. Социалистическую систему. Условия для кооперирования теперь вполне созрели. И опыт кое-какой накоплен…
Самбу взял в руки ленинский томик, договорил: — Все идет так, как советовал когда-то нам, монголам, Ленин.
Постоял, как бы прислушиваясь к себе, помолчал. Потом поглядел на Алтан-Цэцэг и тихо спросил:
— Ну, как?
— Хорошо, — похвалила Алтан-Цэцэг и подумала о партийном комитете, который, видимо, всерьез занялся теоретической учебой кадров. Самбу заговорил словами отца.
— С назначением — как? — резко спросил Самбу.
