Альберт Мифтахутдинов - Спроси заклинателей духов
— По документам нашей станции, такое лето было только в тридцать восьмом году. Да и чукчи вам, наверное, говорили об этом. Первый караван судов показался напротив нашей станции седьмого июля. Двадцать дней он стоял напротив станции, зажатый льдами, и мы ничего не могли сделать. Ледокол «Ленинград» ничего не мог сделать. Лед двухметровый. Он его крошил, но сильное сжатие все сводило на нет.
Витой шнур тек между пальцев, как вода.
— Потом пришел ледокол «Сибирь». Только двадцать седьмого июля караван пришел в Певек. Вы слышали об этом?
— Нет.
— Короче, самая трудная навигация Заполярья.
Мы понимаем, куда клонит Иван. Он встает, бросает шнур, уходит, к начальнику станции и возвращается с бланками прогнозов и метеосводок.
— Вот, смотрите.
Прогнозы самые плохие.
— Этот снег, — Иван кивает за окно, — уже не растает. Это зима. Вот так, мальчики. Идти на восток нет смысла.
Мы молчим. Если вернемся назад, то, значит, дополнительно прошли еще сто двадцать километров. Пятьсот за плечами. Жаль, что не закрыли побережье губы Нольде.
— Ничего, в следующий раз…
— Какое сегодня число? — спрашивает Виталий.
— Тринадцатое августа, — отвечает Ваня. — Выпьем за окончание экспедиции.
— Не только за это…
— А что еще?
— Сегодня день рождения Виталия, — говорю я Ивану. — Сегодня ему стукнуло двадцать шесть.
Послесловие
Этот участок побережья мы закрыли зимой на собачьих упряжках.
А перед этим походом за одну экспедицию было пройдено на собаках почти полторы тысячи километров.
В честь таких походов уэленские мастерицы-гравировщицы по кости выточили пластинки из моржевого клыка. Они вручаются только рыцарям ордена Костяной Пластинки.
Чтобы быть членом этого ордена, надо за одну экспедицию пройти на собаках тысячу километров или пятьсот пешком. Надо, чтобы экспедиция была в тайге или в тундре, в местах высшей категории трудности.
В уставе нашего ордена нет пункта об исключении, потому что в него принимаются только достойные люди.
Об этих людях я еще не раз напишу.
Отражение в реке
Отчет об одной экспедиции
1
Речное плавание вниз по течению описанию не поддается.
Олег Куваев. Дом для бродягКуваев прав. Вот почему в первых строках своего отчета мне хочется принести извинения товарищам за то, что не смогли их взять в это увлекательное путешествие.
2
И еще нам хотелось опровергнуть тезис О. Генри о том, что «Боливар не выдержит двоих». Известно, когда в экспедиции два пишущих, хорошего от этого не жди. Два отчета об одном и том же будут, как правило, разными. Просто потому, что нет двух одинаково видящих предмет людей Или одинаково реагирующих на конкретное обстоятельство. У немцев на этот счет есть интересная пословица. Переводится она примерно так: «Если двое делают одно дело, они делают не одно и то же».
Но в экспедиции нужен прежде всего человек, чья степень надежности не вызывает сомнений, а то, что он ко всему еще и писатель, что ж, бог, как говорится, простит.
Два участника сплава — молодой писатель Владимир Христофоров и инженер-геодезист Сергей Бурасовский.
Не помню точно, кому принадлежит очень верная мысль о том, что превратить слово в дело гораздо труднее, чем дело в слово.
Литератор, работая, одновременно превращает и дело в слово, и слово — в дело.
Может быть, эти слова помогут объяснить тягу большинства современных писателей к такому жанру, где четкую грань между документальностью и художественным вымыслом провести трудно, подчас невозможно, и объяснят повышенный интерес читателей именно к такого рода произведениям.
Вот и нами предпринята попытка взглянуть на «Дом для бродяг» Олега Куваева через призму Реки, как он называл Омолон. Он не давал координаты Реки, и Метеостанции, и Дома для бродяг, потому что, соединив документальность с художественностью, хотел расковать себе руки и быть чуть посвободней, чем в документе.
3
Этот материал посвящен Олегу Куваеву, но в равной мере его можно считать посвященным и Виктору Болдыреву. Оба они писатели, оба мои старые друзья, оба умерли в 1975 году Виктор Николаевич в феврале, Олег — в апреле. Виктору Николаевичу было шестьдесят лет, Олегу — сорок.
Их, помимо всего прочего, объединяла река Омолон, любовь к ней, неосуществленное желание сплавиться по ней вместе, а приходилось работать врозь, но все равно река была их общим владением.
Виктор Болдырев настойчиво и мне предлагал спуститься с ним вместе по этой реке, но мои планы были связаны с востоком Чукотки.
И вот теперь, когда нет уже Олега и Виктора, захотелось приобщиться к их реке, словно выполнить завещание, как будто встретиться с ними, живыми. И может быть, мне (пока не поздно) удастся узнать, что же ты, Омолон, такое? Что в твоем экзотическом имени?
4
Во время войны студент биологического факультета МГУ Виктор Болдырев вместе с двумя товарищами был вызван в военкомат для особого задания и уже на другой день в транспортном самолете ночью летел в сторону, противоположную линии фронта.
Летели несколько дней.
Им популярно еще в военкомате разъяснили, что фронт теперь проходит всюду.
Приземлились в Якутии. С тех пор Якутия, Колыма, Центральная и Южная Чукотка навсегда вошли в работу, в жизнь Виктора Николаевича Болдырева.
Перед молодыми биологами стояла задача — проводить работу в тундре среди богатых оленеводов, вредительствующих шаманов, отыскивать скрывающиеся стада, поставлять оленье мясо северным приискам. От того, как будет налажено снабжение приисков, зависит добыча золота, а золото во время войны — это те же снаряды и пушки. От того, как будет налажено снабжение на местах, зависит, сколько материк оторвет от себя для фронта, а не для Севера.
Виктор был в числе первых организаторов совхоза «Омолон». Обо всех этих событиях им написаны повести «Гибель Синего Орла», «Геутваль» и другие. Он верен был этой теме до конца. И все, что было связано с Рекой, было для него родным и близким.
Дело чести омолонцев — увековечить память об этом человеке. Конечно, лучший памятник Виктору Николаевичу — это дело, которое им сделано. Но надо не забывать о молодом поколении, для которого вчерашний день — уже история. Чего греха таить, юный омолонец может прекрасно разбираться в истории Древнего Мира и не совсем четко представлять себе, кому он обязан сегодняшним днем.
Олег Куваев увидел эту реку спустя двадцать с лишним лет после того, как ее увидел Виктор Болдырев. Позже он напишет: «Вокруг реки сгрудились хребты: Торные горы, Остроконечные горы, Вулканный хребет, а один хребет носил название — Синий. С человеком, который дал это название, я подружился еще в Москве. Он был крупный, седоголовый и, если так можно сказать, настоящий».
Так Олег дает портрет Виктора Николаевича Болдырева.
А в самом начале Олег предупреждает, что более точного адреса Реки и Дома он не дает «…потому что все-таки это Дом для бродяг, а бродяги должны находить дома сами. Дом этот, повторяю, — пишет он, — есть на самом деле, а не выдуман для рассказа».
И вот мы втроем в июле 1976 года решили найти этот дом. И нашли его. Но об этом позже.
5
На окраине Магадана у самого моря стоит маленький домик. Комната, кухня и небольшая келья-спаленка, переоборудованная, очевидно, из кладовки. Домик на отшибе. Добирались сначала автобусом, затем долго пешком.
Хозяин дома дед Габарит. Откуда у него такая кличка, он нам не рассказывал. Но в километре от него тоже живет старик, его закадычный друг, под кличкой Мерило. Говорят, бывший работник торговли. Отмерял, может, чего?
Этой весной Габарит и Мерило поссорились. Черный пес деда Мерилы по кличке Компот задавил габаритовского ворона — огромный ворон с перебитым крылом давно жил у деда, и очень дед расстроился — не с кем вечера коротать.
В отместку дед Габарит поймал пса и выстриг ему шерсть, сделав прическу на манер львиной, оставив только гриву и пучок волос на кончике хвоста.
Мерило расценил это как личное оскорбление, поскольку насмешки народа над псом принимал в свой адрес, и посему ходили слухи, затеял против Габарита какую-то новую каверзу, но какую — держал в секрете. Ясно одно — в гости пока друг к другу они не ходили.
Мы посещали Габарита нечасто, но все же заглядывали — отдохнуть от трудов праведных, развеяться на свежем морском ветре, разговеться ранней свежатинкой — рыбой, нерпой да крабами. В этом деле он большой мастак: и добывать умел, и приготовить.
