Григорий Терещенко - Гранит
— Ну, как знаешь, Любочка. Честно говоря, я сама в своих чувствах еле разобралась, а пришла уже советы давать. Ты извини, если обидела. Я хотела как лучше. Предупредить, по-хорошему...
— Нет, я не обиделась, — сказала Люба, но на глаза у нее навернулись слезы.
— Не сердись, прошу тебя! Ну, я пойду...
Зоя ушла, а Люба долго не могла прийти в себя. «Ну кому нужны такие разговоры? Долго в кабинете директора сижу!.. Никогда лишней минутки там не задерживаюсь! И только по служебным делам. Может, мне все же уйти с комбината? Промфинплан составлен и утвержден. Самое время. И Григоренко отпустит. Вот только — что я членам бюро, всем комсомольцам скажу? Что-нибудь надо придумать. Но как не хочется врать. Не трусостью ли такое называется? Услышала сплетни — и скорей убегать...»
Так и сидела в раздумье Люба, пока не стали собираться сотрудники отдела.
5
Григоренко вызвал Бегму в бытовку. И, даже не поздоровавшись с ним, начал сразу отчитывать:
— Вы, товарищ Бегма, идете на поводу у разболтанных людей своей бригады. Это становится нетерпимым. Пьянки, прогулы... У нас не хватает сварщиков. А ваши рабочие делают заготовки для водопровода в частных домах.
Бегма таращил глаза и молча пожимал плечами. «Не иначе как досталось в Москве директору за полированные плиты, вот он и не в духе».
— Вы в армии служили? — спросил Григоренко.
— Да...
Бегма не знал, что никакого нагоняя Григоренко в Москве не было. Начальник главка, внимательно выслушав его, сказал, что машины уже отгружаются и министерство ждет гранитные плиты во втором квартале. На строительство нового карьера отпустили не четыреста тысяч рублей, как просил комбинат, а всего сто тысяч. Денег по этой статье у главка осталось мало, значительную сумму вложили в строительство нового комбината в Сибири. Услышал Григоренко и о том, что изготовление полированных плит поручили и Карельскому комбинату, где имеется месторождение розового гранита. Григоренко сообщил, что на его комбинате есть небольшой засыпанный карьер, действовавший до войны. На нем комбинат и начнет добывать гранит для плит. Шер согласился: «Смотрите сами. Вам на месте виднее».
Ничего этого Бегма, конечно, знать не мог. Он стоял растерянный перед Григоренко и не знал, что делать.
— Вы у нас своего рода командир взвода, — продолжал отчитывать его Сергей Сергеевич. — Отвечаете не только за боевую подготовку, но и за дисциплину. А что у вас получается? Нет дисциплины, нет плана. Вам на все это наплевать. Участок пополнили новыми людьми, а толку...
— Да пришли тут разные... — начал было оправдываться Бегма.
— Что значит — разные?
— Ну, вот Лисяк, например...
— А что Лисяк?
— Драку на днях затеял.
— Прораб знает?
— Знает.
— Вызовите прораба.
Бегма вышел из бытовки и крикнул:
— Прораба сюда, к директору!
Остап Белошапка пришел сразу же.
— Что тут с Лисяком произошло? — встретил его вопросом Григоренко. — Вы разбирались? Почему мне не доложили?
— Разбирался, Сергей Сергеевич. Каменщик Конопля принес в обеденный перерыв бутылку водки. Лисяк разбил ее. Ну, и началось... Едва разняли.
Григоренко молча выслушал прораба и, словно в раздумье, произнес:
— Что же получается, товарищ Бегма? Лисяк хотел порядок навести, выступил против пьяницы, а вы говорите, что нарушил дисциплину, драку затеял.
— Мне рабочие так сказали, что Лисяк начал первый...
Но Григоренко, будто и не слышал этих слов Бегмы, продолжал рассуждать вслух:
— Значит, Лисяк нарушил «порядок», установившийся в бригаде, и кому-то не угодил. А мастер покрывает пьяниц и разгильдяев! Подчиненные скоро на нем воду возить будут. Мастер забыл, какими качествами должен обладать руководитель.
— Почему? Знаю, — хмуро отозвался Бегма.
— Знаете?.. Так вот, не наведете порядок — отстраню!
На другой день, после работы, на участке состоялось профсоюзное собрание. На него пришла и секретарь комсомольской организации Люба Зинченко. Она сидела в уголочке, листала книгу и, казалось, вовсе не слушала, что говорят выступающие.
А выступления были горячими.
Сначала мастер Бегма рассказал об итогах работы участка за прошедший месяц, отметил, что в последнее время «наблюдается тенденция к невыполнению производственных заданий», потом слегка пожурил пьяниц.
Все сидели притихшие, словно ожидали грозы. Но Бегма говорил, не называя фамилий, говорил вообще. Однако гроза разразилась. И совсем не оттуда, откуда ее ждали. После Бегмы слово взял Македон.
— Критикуя положение сегодняшних дел, — сказал он, — я критикую и себя. Я тоже работаю на этом участке...
Говорил Македон о «шабашниках», о левых заработках, о том, что некоторые «сачкуют», ругаются. О мастере тоже сказал без прикрас.
Македона слушали внимательно, молча. Только Конопля и Верхогляд иногда выкрикивали: «Неправда!», «Брешет он!»
Бегма сосредоточенно что-то искал в складках своих широких ладоней. Да-а, не видать ему теперь квартальной премии. Он часто кивал головой или хватался вдруг рукою за лоб, щурился. В душе мастер все же радовался — Григоренко на собрание не пришел.
Были и такие строители, которые безразлично улыбались или смеялись, будто Македон рассказывал анекдоты. Их, видимо, ничуть не волновало то, что творится на участке.
Лисяк смотрел в окно. Губы его были плотно сжаты. Лишь изредка на них появлялось подобие улыбки. Этой улыбкой он как бы подбадривал Македона.
Не обошел Бегму и председатель завкома Коваленко.
Крепких слов наслушался мастер и от прораба.
«Да, взялись за меня, — стал нервничать Бегма.— Похоже, что Комашко прав, меня хотят выставить. А на мое место поставить Сабита».
— Я не хочу вас, хлопцы, запугивать, — сказал в заключение Бегма, — вы взрослые, кажется, — и усмехнулся при этом. — Но мы должны свои мозги «развернуть» на сто восемьдесят градусов.
Оставшись один, Бегма почувствовал, как все дрожит в нем от злости. Критиковали его вроде бы и за дело, но все равно обидно. Да, кое-кому он припомнит это собрание!
6
Зоя встретила Остапа у порога. Он посмотрел ей в глаза, нежно провел рукой по ее волосам.
— Что случилось, родная? Говорят, ты меня повсюду разыскивала по телефону?
Зоя прислонила голову к его груди, поймала руку, крепко сжала ладонями и сказала:
— Хотела скорее обрадовать тебя, милый. Я буду... матерью.
— А я?
Зоя улыбнулась:
— Глупенький, ты — отцом!
Остап подхватил ее на руки и закружился по комнате.
— Да пусти ты, уронишь!
— Я уроню? Я силен, как Геркулес. Сильней Геркулеса. Это ты меня сделала таким!
Остап стал целовать Зоины щеки, влажные полные губы. И снова закружился с нею по комнате.
— Я знаю свои силы, Зоенька. Знаю!.. — Его глаза были широко открыты и смотрели так, словно видели сквозь стены — все вокруг. — Людям дана короткая жизнь, и они сами иногда делают ее еще короче. Но надо жизнь сделать такой, чтобы она продолжалась после нас, во всем том, что живет вечно: в домах и садах, в хлебе и песнях, в детях и смехе детей. Мы будем слышать смех наших детей. Понимаешь Зоенька!
— Понимаю, понимаю, только пусти меня. Уже голова закружилась.
Остап бережно опустил Зою на диван и сам сел рядом. У него тоже закружилась голова. От счастья.
Да, это любовь! Ему нужна только Зоя, и больше никто, никакая другая женщина в мире, будь она в тысячу раз красивее. Да и есть ли кто красивее?! Ему захотелось именно сейчас сказать Зое все это. Сказать, что она — единственная на свете и он будет любить ее вечно.
— Ты хорошая! Ты самая хорошая в мире!.. — прошептал он.
Глава седьмая
Город начал погружаться в синие сумерки. Но звезд не видно. Их закрывают тучи, похожие на груды черной ваты. Они движутся навстречу друг другу. Те, что ближе к земле, — в одну сторону, а те, что повыше,— в другую, словно перестраивают свои боевые порядки перед грозой. Где-то далеко на западе, как огонек отсыревшей спички, изредка вспыхивают молнии, доносится глухое ворчание грома.
Первая весенняя гроза!.. Еще совсем недавно повсюду лежал снег. И вот гроза. Придет ли она сюда?
Весна!.. Как она прекрасна! Пора ожиданий, пора пробуждения всего живого. И дышится весною совсем иначе. Весной с особой силой чувствуешь всю полноту жизни.
Лисяк шел из города порядком нагруженный. Сетки у него не было, одни кульки и свертки. Кольцо копченой колбасы, полдесятка сырков, банка консервов, любимые конфеты, буханка хлеба... Одним словом — после получки.
Ростислав взглянул на небо — завтра должна быть чудесная погода. После грозы всегда так бывает.
