Александр Розен - Почти вся жизнь
— Верно, — сказал Ларин. — Этот лесок не зря сделан. Видимо, он скрывает там батарею.
— Так точно, — повторил Богданов.
Ларин быстро сделал расчет и велел Семушкину передать воробьевской батарее координаты цели.
В это время Ларин заметил приближавшихся к нему людей. В одном из них он еще издали узнал командира полка — высокий Макеев никогда не сутулился, и это делало его походку несколько напряженной. Спутник Макеева в плащ-палатке не был знаком Ларину. Вся группа подошла к ларинскому блиндажу. Ларин хотел доложить командиру полка, но в это время его спутник скинул плащ-палатку, и Ларин увидел незнакомого генерала.
Ожидая, что начальство пройдет вдоль фронта, Ларин встал у входа в свой блиндаж. Генерал улыбнулся:
— Мы к вам в гости, капитан, не возражаете?
Ларин быстро уступил ему дорогу. Приятное волнение охватило его. Наблюдательный пункт командира полка, на котором будет находиться и генерал, перенесен сюда, на НП командира дивизиона!
Через несколько минут учение началось. Макеев сразу же соединился с дивизионами по телефону и по рации, которую развернули бойцы взвода управления. Генерал, сев за стереотрубу, сказал:
— Хороший обзор.
— Тут есть очень интересные вещи, товарищ генерал, — сказал Ларин. — Возьмите влево ноль-семьдесят, товарищ генерал. Видите лесок? Настоящий лесок, не правда ли? Но это искусственный лес. Я полагаю, что там противник. («Это данные Богданова, — подумал Ларин, — и надо было бы назвать его фамилию. Но, в сущности, не это сейчас важно…»)
— Так вы разгадали? — спросил генерал, не отрываясь от трубы. — Я эту ловушку сам планировал.
— Я дал команду подавить цель, — сказал Ларин как можно равнодушнее. Он чуть повернулся и сразу же встретился с взглядом командира полка. Ему показалось, что Макеев смотрит на него неодобрительно.
— Я, товарищ генерал, планировал огонь с тем расчетом… — И Ларин продолжал приготовленную фразу, все время чувствуя на себе взгляд Макеева.
— И совершенно правильно поступили, — сказал генерал, когда Ларин кончил говорить.
Ларин покраснел от этой похвалы.
— Разрешите узнать, товарищ подполковник, — обратился он к Макееву, сдерживая охватившую его веселость. — Не будет ли ваших приказаний?
— Новых приказаний в настоящее время у меня нет, — сказал Макеев.
«Сухарь, — подумал Ларин. — Впрочем, сейчас старший здесь генерал, а он мной доволен».
— Полк хорошо провел подготовку, — продолжал генерал, обращаясь к Макееву. — Можно не сомневаться в результатах, если только стрелковые подразделения не подведут.
— Слушаю, товарищ генерал, — ответил Макеев.
«Даже спасибо не сказал генералу», — мысленно продолжал Ларин осуждать Макеева.
— Смелее поддерживайте пехоту, — говорил тем временем по телефону Петунину командир полка. — На вашем фланге оба батальона имеют успех. Энергичнее поддерживайте.
В центре, который поддерживал ларинский дивизион, движение пехоты было менее эффективно.
— Огонь по лесу! — скомандовал Макеев Ларину.
— Я, товарищ подполковник, уже приказал орудиям подавить батарею, — сказал Ларин.
— Не подавить батарею, а разбить дзот, — заметил Макеев.
— Да, да, — подтвердил генерал, — я приказал маскировать в лесу дзот.
Ларин бросился к телефону, нажав рычажок, крикнул позывные первой батареи.
Линия не отвечала.
— Семушкин! — крикнул Ларин.
— На линии Семушкин, товарищ капитан, порыв ищет, — откликнулся Богданов.
— Связист, товарищ генерал, золотой человек, — объяснил Ларин, стараясь быть как можно более непринужденным и потому говоря несвойственным ему тоном. — Случайно не получил Героя.
— Центр отстает, — не слушая Ларина, сказал генерал недовольно. — Надо помочь.
— Слушаюсь, — ответил Макеев и тотчас же стал передавать приказание.
— Связистов на линию! — крикнул Ларин. «Это мне-то помогать, — думал он, — и все из-за того, что Семушкин не может найти порыв». И хотя это было совершенно обычное дело, когда один дивизион помогал другому, и хотя сам Ларин в бою не раз просил о такой помощи, он сейчас, в присутствии генерала, в момент, когда ему хотелось показать, на что способен его дивизион, считал эту помощь необыкновенно унизительной.
Он не выпускал из рук телефонную трубку. Линия все еще не работала. «Послать Богданова», — решил он, но не успел приказать. Метрах в трехстах позади НП он увидел ЗИС с пушкой на прицепе. Несколько человек быстро отцепили пушку и поволокли ее по направлению к условному переднему краю.
Ларин выскочил из блиндажика и увидел Новикова, который вместе с другими тащил пушку и что-то кричал. Какую-то долю секунды Ларин не понимал, что здесь происходит; наконец он понял, глубоко и шумно вздохнул. Если бы не присутствие генерала и командира полка, он тоже помог бы орудию Новикова стать на прямую наводку. Но теперь Ларин вместе с генералом и командиром полка лишь смотрел, как Новиков и его бойцы устанавливают орудие. Послышалась команда, и орудие ударило по замаскированному дзоту.
— После стрельбы — командира орудия ко мне, — сказал генерал Ларину. — Красиво сделано, Макеев, а? — обратился он к командиру полка.
— Полагаю, что дзот теперь разбит, — отвечал Макеев спокойно.
Лицо генерала выражало полное удовлетворение. Макеев молча смотрел на расчет, стрелявший прямой наводкой, и его рука отбивала такт на телефонном аппарате. Разжав губы он крикнул:
— Отстреляли — в укрытие!
— Сейчас центр выровняется, — сказал генерал, — что и требовалось доказать.
Когда Новиков вошел в блиндаж, генерал кивнул ему головой:
— Хорошо стреляли!
— Служу Советскому Союзу, — как-то растерянно проговорил Новиков.
— Что вас заставило принять решение стрелять прямой наводкой? — спросил Макеев.
— Перед боем получил приказ разбить замаскированную батарею противника.
— Дзот, — поправил Макеев.
— Так точно, дзот… С закрытых позиций это не удавалось, — говорил Новиков, словно в чем-то оправдываясь.
— Давно служите? — спросил генерал.
— Я… я еще не служу, — запинаясь, сказал Новиков. Лицо его густо покраснело.
На лице генерала выразилось полное недоумение. Ларин вмешался:
— Извините, товарищ генерал, это оговорка. Младший лейтенант Новиков служит в армии восемь месяцев. Шесть месяцев в школе младших лейтенантов и два месяца в нашем полку. Он хотел сказать, что еще не участвовал в боях.
Генерал покачал головой, но ничего не сказал. Ему было смешно, и Ларин видел, что он едва удерживается от смеха.
— Оговорка, которая заслуживает порицания, — сказал Макеев.
— Нет, нет, — сказал генерал, — то есть да, конечно, заслуживает порицания, но я прошу учесть, что младший лейтенант проявил инициативу в бою.
— Слушаю, товарищ генерал, — сказал командир полка.
«Противник» отступал. Пехота, поддерживаемая огнем полка, наступала стремительно. Ларин тоже шел вперед, иногда припадая к земле, и, соединяясь с командирами батарей, руководил огнем. Связь теперь работала хорошо, но Семушкин все еще не появлялся на НП, и Ларин спросил о нем Богданова.
— «Убит» наш Семушкин, — сказал Богданов. — Такая шляпа! — прибавил он раздраженно. — Шукал, шукал по полю, ну, а тут посредник.
Ларин негромко выругался.
Наконец они достигли рубежа, на котором приказано было закончить учения.
Тяжелый шар солнца снижался, трогая огнем орудия. Потом огонь по стволам медленно спустился на землю.
Генералу подали машину. Вместе с ним на разбор учений уехал Макеев.
Появилась кухня с обедом. Забренчали котелки. Обедали весело, обмениваясь впечатлениями интересного дня. Но Ларин не принимал участия в общем разговоре.
«Что же плохого случилось?» — спрашивал себя Ларин. «Ничего не случилось, — отвечал ему чей-то спокойный, хорошо натренированный голос. — Твой дивизион отлично стрелял. Там, на исходном рубеже, была, правда, заминка — этот замаскированный дзот не был вовремя разрушен. Но в этом никто, собственно, не виноват. А то, что связь была нарушена, — так ведь Семушкин был условно убит. Новиков потом все выровнял. На то и бой. Здесь не все идет гладко…»
«Почему же, почему же я не чувствую себя счастливым?»— спрашивал себя Ларин. «Потому что, — отвечал ему другой голос, — потому что ты помнишь свое поведение там, на исходных позициях, и оно тебе очень не нравится. Это поведение, разумеется, не нарушило хода учения, но оно могло все нарушить, потому что, если все люди заняты большим и сложным делом, а одни человек любуется собой и смотрит на общее дело как на выгодный для себя фон, он обязательно повредит делу, которое, как ему кажется, он очень любит».
