Петрусь Бровка - Когда сливаются реки
В последние дни у Адели настроение было плохое: она видела, как терзается отец после возвращения из Долгого. Особенно подействовала на него встреча с Янкой Никифоровичем.
— Загубит... Чует мое сердце, съест он меня, дочка, — жаловался старик.
— Да что это за человек такой? — И Аделя решила взглянуть на него сама.
А чтобы не бросалось людям в глаза ее появление на стройке, прихватила с собой кошелку, будто шла в магазин. Уже почти пройдя лес, на самом краю его, она увидела Алеся. Девушка вздрогнула от неожиданности... «Так это он, Алесь... Ходит и ходит по стежке взад-вперед, словно заведенный. Пришел на свидание? Не похоже, с таким кислым видом девушку не ожидают. Может, неприятности на стройке? — лихорадочно перебирала она различные предположения. — Может, обдумывает что? Но для этого незачем выбирать такие места. Влюбился, что ли? В кого?.. Если бы в меня!.. — И сердце ее обдало жаром от одной этой мысли. — Какой он интересный... Куда уж там Казюку! И на черта была бы мне эта Малиновка...»
Решив, что надо быть посмелее, Аделя вышла из-за кустов, откуда наблюдала за Алесем, воскликнула удивленно и задорно:
— Кого я вижу!
Алесь удивился. Подобной встречи он не предполагал, а кроме того, его поразила такая восторженная радость Адели Гумовской. Она уже протягивала ему руку, возбужденная и раскрасневшаяся, ее синие глаза смеялись и поблескивали. Алесь молчал, растерянный, а она сыпала и сыпала словами:
— Ах, как хорошо, что я вас встретила… Только отчего вы такой грустный?
Однако заметив, что это не производит на Алеся впечатления, притихла.
— Я, наверное, мешаю.
— Нет, почему?
По врожденной застенчивости Алесь не мог ее оборвать, хотя встреча и была ему неприятна.
Между тем Аделя, очень быстро оценившая обстановку, решила вызвать к себе сочувствие:
— Вы не знаете, Алесь, как мне тяжело.
— Я бы не сказал этого... судя по вашему виду.
— Можно быть с вами откровенной? — не отставала Аделя. — Я погибаю через отцовский хутор. Посоветуйте, что мне делать? Я молодая, хочу жить, хочу быть вместе со всеми, с вами, Алесь, и с вашими друзьями... Разве я придумала хутора, границы, прошлое? Мне хочется работать, как все, и песни петь... Чем я виновата, что мой отец такой? Я живой человек, а там у нас, как в могиле: совы кричат ночью, лес под самыми окнами, того гляди черти с болота в окошко стучать начнут... Лежишь ночью, слушаешь, как ветер шумит, и так страшно становится.
Алесь не знал, что ей ответить. В словах ее было много правды.
— Что-то я не замечал раньше, чтобы вы тосковали, — заметил он.
— Ах, Алесь, Алеська... Не знаете вы за вашими делами моего горя...
Он начинал злиться, напомнил:
— В войну на вашем хуторе было веселее, когда немецкие офицеры танцевали.
— Где хотели, там и танцевали... В Долгом тоже! Но и партизаны приходили на хутор за хлебом и салом… А мы с вами в это время были еще маленькими… Разве не так? — заигрывала Аделя.
Сославшись на неотложные дела, Алесь попрощался с ней и ускоренным шагом направился на строительство.
— Не злитесь на меня, Алесь! — не то попросила, не то посоветовала она вслед, когда он уходил.
В это же время в Долгое из «Пергале» ехали Каспар Круминь и Мешкялис. Говорили они о колхозных делах. Круминь заинтересовался планами постройки Дома агрикультуры, и на некоторое время это оттеснило думы о Восилене.
Мешкялис, всегда возбужденный и вечно торопливый, непрерывно говорил, а Каспар Круминь поддакивал короткими репликами.
— Ты видел мой лен? — наседал Мешкялис на Каспара. — Ну правда, в самую пору для выставки?
— Смотреть будут...
— Что? Смотреть? Как тебе не стыдно, Каспар, — не смотреть, а удивляться будут!
— Будут и удивляться, — спокойно соглашался тот.
— Ну и говоришь ты, словно заживо в гроб человека кладешь! — горячился Мешкялис. — Ты же знаешь, что такого льна, как мой, в целом сельсовете нету.
— Нету...
— И во всем районе...
— И в районе...
— Эх! С тобой поговоришь! — плюнул огорченный Мешкялис. Он не знал, что мысли Каспара были заняты Восилене. — А кто это так спешит? — показал Мешкялис кнутовищем на девичью фигуру впереди. — Кому надо быть в Долгом, так тот уже там, а кому не надо... Э, да это Анежка! — удивился он, когда они подъехали ближе.
Остановив лошадь, они помогли девушке сесть в телегу.
Каспар Круминь обрадовался этой встрече. Он знал, что Анежка работает и живет вместе с Восилене, и надеялся кое-что разведать о ней у Анежки...
Показалось Долгое, и каждый из них подумал о предстоящих встречах. Захара Рудака в правлении не нашли, и Каспар Круминь остался доволен этим.
— Поехали на строительство, — с необычной поспешностью предложил Каспар. — Видно, он там...
Колеса застучали по каменистой дороге, и долговские хаты с цветами на окнах начали убегать назад. У Анежки часто и тревожно стучало сердце. Вот и последняя хата села скрылась за бугром, показался барак с желтой крышей. Анежка неожиданно для себя испытывала такое чувство, словно возвращалась домой. Это удивило ее. Даже рокот бульдозера, к которому она долго не могла привыкнуть, не раздражал, а радовал ее. Глазами искала она Алеся, с которым ей хотелось как можно скорее поговорить.
Однако больше всех повезло Каспару Круминю. Когда они подъезжали к столовой, их весело приветствовала Восилене.
— Целый обоз председателей колхозов! — смеялась сна. — Анежка, я ж по тебе соскучилась!
— Конечно, нас ты не ожидала! — укорил Юозас Мешкялис.
— Вас ждать — глаза проглядишь... А приехали — милости просим...
— Ну, если так, то принимайте! — вставил свое слово Каспар Круминь.
— А где Рудак? — спросил Мешкялис.-
— Там! — махнула рукой Восилене в направлении котлована.
— Так я пошел к нему, — кинул уже на ходу Мешкялис.
— И я с вами, Юозас! — крикнула Анежка и побежала догонять его.
Она надеялась там найти Алеся.
Каспар и не ожидал, что все так удачно сложится. Но, оставшись с Восилене наедине, растерялся. Он топтался около воза, пока Восилене не позвала его:
— Идите в дом... Что вы крутитесь около телеги, как черт возле церковного старосты?
— Спасибо за комплимент! — усмехнулся Каспар. «Все пойдет на лад, побольше смелости», — подбадривал он себя.
Восилене привела Каспара в маленькую комнатку, где они жили вместе с Анежкой. «Сразу видны женские руки», — заметил Каспар. Кровати аккуратно застланы белыми покрывалами, в изголовьях — взбитые подушки с загнутыми уголками, на окнах — занавески, на белой скатерти стола — глиняный горшочек с цветами...
— Садитесь, — пригласила Восилене. — Может, хотите попить с дороги? — И она поставила бутылку квасу.
— Это можно, — согласился Каспар.
Пить ему не хотелось, но и отказаться он не посмел.
Он тянул время, чтобы подыскать слова для начала разговора, и, вероятно, успешно справился бы с этой задачей, если бы не побаивался острого языка Восилене. К тому же он вдруг почувствовал себя неловко в этой чистенькой и прибранной комнатке.
Каспар посмотрел на свой неуклюжий костюм, тяжелые сапоги и застеснялся еще больше.
Выручила его сама Восилене.
— Как ваши дети? — спросила она с искренним сочувствием.
— Спасибо, здоровы, — ответил он, радуясь, что разговор переходит к тому, ради чего он сюда приехал. — Только сами знаете, плохо им, некому досмотреть.
— А что ж вы не подумаете об этом?
— Что ж тут придумаешь…
— Ну, не маленький, сами знаете.
Каспар вздохнул и решился:
— Если уж зашла об этом речь, то я осмелюсь просить вас стать хозяйкой в моем доме...
Он подошел к ней и взял ее за руку, но Восилене мягко высвободила руку.
— Что вы, Каспар? Это вы серьезно?
— Серьезно...
— Нет, как же это так — ни с того ни с сего? — удивилась она.
— Почему это ни с того ни с сего? А если я об этом давно думаю? — признался он и сел, опустив голову.
Восилене, несмотря на свой боевой и решительный характер, растерялась. Она давно знала и глубоко уважала Каспара, но даже подумать не могла о том, что произошло. К тому же все было так внезапно.
— Вот не думала, что вы такой шутник, Каспар! — смущенно улыбнулась она, избегая ответа.
Каспар хотел сказать, что он, конечно, не молод и не умеет говорить, но что он не раз об этом думал, словом, хотел сказать многое, но скрипнула дверь и вошли Рудак с Мешкялисом.
— Ишь ты, недурно устроился! — выпалил Рудак,
Каспар боялся одного, что Восилене расскажет председателям колхозов все, что здесь происходило, приняв его предложение за шутку. Но она промолчала, и это обрадовало его.
Мешкялис развивал свои мысли о постройке Дома агрикультуры. Все знали, что, загоревшись какой-нибудь новой идеей, он лез, как трактор, напролом, пока не израсходует горючее. Каспар подготовил едкое замечание относительно того, что для выставки его льна хватит и амбара, но воздержался, не рискуя обострять разговор в этих условиях. Что касается Рудака, то, как говорится, на костер вдохновения пергалевского председателя он лил воду сомнения.
