Николай Стариков - Донольцы. Повесть о первых людях каменного века на Дону
ПСК с телескопическим прицелом, механизмами наведения под небольшим углом монтировался в специальном устройстве, которое станиной крепилось в железобетонном сооружении к полу, а верхней частью с бронеколпаком возвышалось над крышей. Ствол пулемета где-то на одну треть от дульной части конструктивно изогнут сверху вниз. С дальностью действительного огня восемьсот метров, при стрельбе на такое расстояние по щиту сто на сто сантиметров, кривоствольный дает до восьмидесяти процентов попаданий. Если огневая точка располагалась вблизи жилого дома, где жили семьи офицеров, женщины и дети могли укрываться в казематах бетонного сооружения на случай военных действий. В артиллерийских долговременных огневых сооружениях на крышах монтировались танковые башни со стодвадцатимиллиметровыми орудиями.
Обычно спрашивают: «Фортификационные сооружения возводили финны?»
Нет. Порккала-Удд до того времени, когда он перешел в ведение СССР, был финской военно-морской базой, финны, безусловно, поднаторели в строительстве подобных объектов на известной оборонительной «Линии Маннергейма». Однако возводили долговременные огневые сооружения наши военные строители. Круглые сутки самосвалы развозили бетон и арматуру на строящиеся объекты. Финские гравийные дороги от интенсивной эксплуатации неизменно имели вид стиральных досок. Никто их не ремонтировал, разве что иногда грейдер сравняет верхушки, но лишь на короткое время. Руль мотоцикла вырывался из рук, стоило хотя бы немного увеличить скорость.
Укрепрайон — это постоянная боевая готовность всех огневых средств, фортификационных сооружений, танковых и артиллерийских частей и подразделений, боевых кораблей с загруженными и подготовленными к стрельбе боеприпасами. При этом офицерский состав должен был проживать на таком удалении от места службы, чтобы смог по «тревоге» прибыть и войти в руководство подчиненными не позднее чем через полчаса. В зимнее время на прогрев и подготовку к выполнению задачи боевых и транспортных машин отводилось сорок пять минут.
Граница, как таковая, существовала. Технические сооружения включали колья в один ряд с натянутой колючей проволокой в единственную нить и систему автоматической сигнализации. Преодолеть границу сложности не представляло, но случаев перехода наших людей на территорию Финляндии не было. Произошло однажды подобного рода чрезвычайное происшествие в соседнем полку. Случилось это в одном из населенных пунктов, где граница базы проходила по речке, разделяющей его на две части. Один из вновь прибывших молодых офицеров в темное ночное время и нетрезвом состоянии перешел по мосту на сопредельную сторону. Местные полицейские сразу же схватили его и, не понимающего, что произошло, водворили в одиночную камеру каталажки. Когда гуляка утром проснулся на голых нарах и не смог выйти на свежий воздух, начал колотить в дверь, выражать недовольство матерными словами. Крепкого телосложения, он сломал стул, разбил деревянную посуду, в которой ему подали завтрак. Сбежались полицейские, попытались утихомирить дебошира. Но протрезвевший воин одного за другим отправил в нокаут трех стражников, забаррикадировался. К нему потом приходили люди из финской разведки, предлагали политическое убежище, деньги за сотрудничество. Однако визитеры с синяками и ушибами вынуждены были поспешно отступить. С подобным предложением к офицеру обратился с военной выправкой человек, назвавшийся американцем. Обещал златые горы. Однако под возгласы «Советские офицеры не продаются» гражданин США был вышвырнут за дверь с едва уцелевшими зубами.
Послом СССР в Финляндии в то время был дипломат Лебедев. Он часто посещал Порккала-Удд, был членом военного совета при командире базы. Именно его потребовал к себе на переговоры узник застенка. Событие произошло всего в нескольких десятках километров от Хельсинки, потому Посол великой страны прибыл в населенный пункт уже через пару часов и тут же оказался в объятиях доблестного воина. В связи с «геройским поведением» офицера в застенках сопредельного государства и полным признанием своей вины в наказание по партийной линии он получил лишь строгий выговор без занесения в учетную карточку, да десять суток ареста на гауптвахте с волейбольной площадкой внутри двора.
Жизнь офицера на закрытой от внешнего мира территории, в условиях постоянной боевой готовности, особым разнообразием не отличалась. Неженатые молодые парни жили в общежитии с кирпичной печкой для обогрева и туалетом на улице. «Гарнизон» из пяти человек по вечерам забавлялся шахматами, рассказами анекдотов, небылиц всяких, слушали радиоприемник с передачами из далекой Москвы и музыку близлежащих стран Европы. Пару раз в месяц, по субботам, «гарнизон», с разрешения командования полка, в полном составе отправлялся в Дом офицеров. Находился он в Киркканумми, командном центре базы. А это семь километров пешим порядком до станции Сиунтио, потом поездом еще полтора десятка. Развлечение в культурном центре базы — танцы в условиях большого дефицита девичьих душ. Изредка в полковом клубе показывала свое мастерство местная самодеятельность.
Отдельный вопрос о спиртном. Пьянства среди достаточно дружного сообщества офицеров не было, но праздники не отменялись. Без небольшой выпивки дело не обходилось. Желаниям воля не давалась условиями постоянной боевой готовности и ограниченными возможностями приобретения горячительных напитков. Возле магазина в Киркканумми, где они имелись, постоянно курсировал офицерский патруль. Задержанный с бутылкой водки военнослужащий без объяснения причин отправлялся на гауптвахту. Службу патрулей строго контролировала комендатура. Выручали женщины, для которых патрульные не представляли угрозы. На связи с «гарнизоном» имелся «агент» в лице официантки столовой. Сотню метров от своего места работы до магазина она успевала преодолевать несколько раз, пока посланец за спиртным неторопливо обедал. Так формировался чемодан, с которым до вокзала рукой подать. Подобная ноша проверке не подлежала.
Незамужних женщин на территории ВМБ было очень мало. Приезжали они на работу из Ленинграда, занимали не аттестованные должности в госпитале, полковых медсанчастях, школах, подсобных хозяйствах, столовых, магазинах. У мужчин они пользовались повышенным интересом, но конфликты на этой почве не возникали. Замужние женщины были под запретом. «Начальник гарнизона», как называли его офицеры-холостяки, требовательный, бескомпромиссный старший лейтенант, с первого дня пребывания в общежитии объявил о наложении «табу» на жен коллег-офицеров и потребовал называть их лишь по имени и отчеству. Условия соблюдались неукоснительно. Доходили слухи о случаях нарушения, но это было где-то в других частях. «В семье не без урода» — гласит пословица. В нашем пулеметно-артиллерийском полку функционировал «женсовет» при командире части. Сами женщины стояли на страже нравственных устоев в семьях. Вражда в офицерской среде в условиях постоянной боевой готовности, — дело далеко не личное. Еще до моего прибытия в Порккала-Удд был случай, когда по ходатайству «женсовета» и Особого отдела одну молодую семью, мужа и жену, с Балтики перевели для прохождения дальнейшей службы на Курильские острова. А парень недоумевал: «С чего бы такое?» Шофер командира полка забегал к женщине, когда проезжал в одиночестве мимо ее дома. Солдата посадили на гауптвахту на десять суток, потом определили на должность заряжающего в одно из артиллерийских долговременных огневых сооружений. Командир полка получил выговор.
— Ты не помнишь двадцать шестое июня пятьдесят третьего года? — спросил меня Михаил.
— Я недоуменно пожал плечами. — «Холодное лето пятьдесят третьего», фильм такой помню, а про июнь, нет.
— Событие государственной важности произошло этим днем. Для меня лично он стал незабываемым на всю оставшуюся жизнь.
— Напомни, склероз проклятый с годами наращивает «мое богатство», иногда хочется что-то вспомнить, а никак.
Вот что рассказал мне Кречет.
— Возвращались мы с механиком-водителем из командировки, учебно-боевую самоходную установку отвезли в капитальный ремонт. Путь пролегал через Таллинн и по Финскому заливу. В столице Эстонии, чтобы попасть на территорию закрытой ВМБ, следовало ожидать попутного военного транспорта и получить разрешение соответствующего отдела штаба Балтийского флота. Что значит ждать и догонять, известно. Если же ожидание у моря погоды, в полном смысле слова, длится не один день, да к тому еще с израсходованными ресурсами на житие-бытие, оно превращается в откровенные тяготы и лишения. Погода последние дни как по закону подлости: промозглый ветер, изморось балтийская, когда дождя как бы нет, а одежда мокрая.
На мачте штаба флота постоянно висели три черных шара, что означало запрет выхода в море всем, кроме боевых кораблей в экстренных случаях. Если появлялись лишь красные, плавай на здоровье, кому куда угодно.
