Север Гансовский - Гость из каменного века
Обзор книги Север Гансовский - Гость из каменного века
В немного переработанном виде издавался под названием "Младший брат человека".
Север Гансовский
Гость из каменного века
— Хотите послушать одну историю? За подлинность ручаюсь. Сам участник.
Все согласились. Подполковник посмотрел на нас и прикрыл дверь в коридор.
— Первый раз решаюсь рассказывать вот так, в компании. Вернее, однажды попытался, но приняли за сумасшедшего… Да. Так вот, это было лет двадцать назад. Точнее, в апреле 1941 года. Мы с товарищем потерпели аварию в Сибири. Петели из Эглонды на Акон, и нам пришлось сделать вынужденную посадку в тайге.
Не буду долго рассказывать, как это случилось. Я был пилотом, Виктор Комаров — штурманом. В метеорологической разведке сбились с курса — вышел из строя гирокомпас, потом попали в болтанку. В облаках самолет вдруг начал проваливаться: наскочили на нисходящее воздушное течение. Я взял штурвал на себя, задрал нос машины, чтобы набрать высоту. Но самолет уже стал вялым. Отдал штурвал, машина меня не слушается: начали обледеневать. Беру круто влево, но и тут никакой опоры, как будто весь мир падает вместе с нами. С двух тысяч метров покатились мы по наклонной. На высоте метров в сто пятьдесят выскочили из облаков. Снежная долина и реденький лес бешено несутся навстречу. Еще несколько попыток взять контроль над машиной — все происходит так быстро, что даже не успеваешь испугаться. Удар, треск, скрежет. Нас бросает вперед, ремни врезаются в плечи. Еще удар, стекла кабины вываливаются, пол становится стеной, и мы висим на ремнях.
А потом начинаются неприятные открытия. Чувствуем запах жженой резины: машина горит. Выкарабкались из самолета, Виктор сразу упал — сломана нога.
Пришлось оставить его лежать на снегу и прежде всего нырнуть в кабину за нашим «НЗ». Потом я оттащил Виктора метров на пятьдесят в сторону. И вовремя, так как через минуту огонь добрался до бензобака, и самолет взорвался.
Теперь представьте себе наше положение. До Акона километров триста. Мы в глухой тайге, где человека не бывало, может быть, от самого сотворения мира. Еды всего лишь на неделю, а у Виктора сломана нога. На то, что нас заметят с самолета, надежда плохая — ведь мы сильно сбились с курса. Рация погибла вместе с машиной, и связаться с людьми не можем.
А кругом таежная тишина, сыпал снежок, и приземистые корявые северные елки стояли, как приговорившие нас к смерти безжалостные судьи.
Я старался, чтобы мой голос прозвучал уверенно:
— Ну как, Витя?
Виктор пожал плечами, словно говоря: «Ерунда. Бывало и хуже».
На самом деле хуже у нас никогда еще не бывало. Мы ведь оба были совсем мальчишки. Ему двадцать четыре, и мне столько же.
Из веток я сделал лубки для ноги Виктора и устроил его на сложенном в несколько раз парашюте. Вечер и ночь мы провели у костра. У Виктора начался жар, нога распухла и побагровела. Он терпел. О катастрофе старались не разговаривать.
Утром я оставил товарищу разведенный костер, запас сучьев и пошел на разведку. Снег в лесу был рыхлый, я проваливался иногда по пояс.
Часа через три лес поредел, начался мелкий тальник, чахлые низкорослые березки. Потом и они кончились, передо мной раскинулась равнина. Снег сделался плотным, его утоптали ветры. Тут я почти не проваливался. Но радоваться оказалось рано: равнину прямо, справа и слева закрывала стена горного кряжа. Каменная гряда тянулась с запада на восток, как будто специально затем, чтобы закрыть нам путь на север, к Акону.
Я подошел ближе к горе. Кое-где снег осыпался, обнажились отвесные в трещинах скалы. О том, чтобы втащить туда Виктора, не могло быть и речи.
Помню, что в тот день я прошел километров пять и повернул назад по своим следам, лишь когда совсем стемнело.
Костер еще тлел. Виктор лежал в полузабытьи. Когда я рассказал о своем путешествии, он вдруг совершенно некстати улыбнулся:
— А ко мне мамонт приходил.
— Какой мамонт?
— Какой? Обыкновенный мамонт. Приходил, постоял тут. Поколдовал хоботом над костром.
Я подумал, что Виктор бредит, и, чтобы отвлечь его, заговорил о другом.
Он обиделся.
— Ты что, не веришь?
— Нет, почему не верю? Что тут особенного.
Виктор отвернулся и замолчал. Вскоре заснули. Ночью прошел снегопад, но погода стояла удивительно теплая.
Днем я снова искал перевал через горы. Теперь я пошел в другом направлении и прошагал километров десять, но каменная стена оказалась неприступной. Было похоже, что мы попали в ловушку — в огромную долину, из которой нет выхода.
Усталый и разбитый, я возвращался к Виктору и, не доходя до костра, увидел на поляне большую копну сена. Подавленный, я даже не удивился этому и мимоходом подумал, что вот, мол, Виктор раздобыл где-то сена, теперь тепло будет спать и не придется собирать топливо для костра. (Мне и в голову не пришло спросить себя, откуда могло здесь, в нехоженой тайге, взяться сено и как Виктор со сломанной ногой сумел его притащить.)
Огромный черный предмет, загородивший от меня костер и освещенный по бокам его красными отсветами, в самом деле издали походил на стог сена.
Я подошел ближе, сердце у меня быстро забилось, и я остановился, спрятавшись за небольшую ель.
На поляне стоял мамонт.
Гигантский зверь, не меньше четырех метров высоты. Он был неподвижен, только хобот извивался над костром, выделывая в нагретом воздухе какие-то петли, круги, восьмерки.
Помню, что первым моим движением было выхватить наган. Но, к счастью, я сдержался. Сообразил, что револьвером тут не поможешь.
Между тем в позе мамонта не было ничего угрожающего. И Виктор вовсе не выглядел обеспокоенным. Лежал на спине и улыбался, губы его шевелились, он что-то говорил мамонту.
Несколько минут я смотрел на них. Неожиданно живая гора двинулась, мамонт протянул хобот к Виктору. Замер я. Но ничего страшного не произошло. Виктор поднял руку, засмеялся и потрепал мамонта по хоботу. Мамонт снова качнулся и, повернувшись к костру, принялся описывать над огнем свои круги и петли.
Я обошел костер и поляну стороной и, зайдя за спину Виктора, опустился рядом с ним на парашют. У меня было инстинктивное чувство, что не следует самому подходить к мамонту, а Виктор должен меня ему представить, как очень важному и значительному гостю.
Виктор обернулся ко мне. У него было мокрое и совершенно счастливое лицо.
— Мамонт, — сказал он. — Видишь, мамонт.
Увидев меня, мохнатая громадина пришла в движенье. Тяжелые ноги переступили, глянцевитые увесистые бивни проплыли в воздухе и повисли надо мной. Протянулся хобот, розовый на конце, и откуда-то с самого верха горы посмотрели два маленьких старых и умных глаза.
