Ильяс Эфендиев - Повесть о Сарыкейнек и Валехе
- "Предотвращение повторения" - это, конечно, хорошо. Но вам известно, что матроса осудили незаконно?
- Незаконно?
- Да, он допустил нарушение правил рыболовства. Но вовсе не такое, за которое сажают в тюрьму. К тому же, быть может, слышали, у него большая семья. Болели сын, мать.
- Но для суда разве это имеет значение - семья, сын?
- Представьте, имеет. Суд обязан, прежде чем вынести приговор, войти во все конкретные обстоятельства дела.
- Но ведь перед законом все равны - и холостые, и многодетные, и этот рыбак, и я, начальник управления. ..
- Равны, вы говорите?
- Да... А что? - Он почувствовал в моем голосе какой-то подвох.
- А то, что мы должны вас арестовать.
- Как?! - Балаами посмотрел на меня с нарочитым возмущением. - Дадаш украл, а я при чем?., Что за шутки, товарищ Мурадзаде?
- Я не шучу. Если хотите, Дадаша Гусейн оглы я за вора не считаю. А вас... О-о, вы страшный вор! Матерый преступник!
- Вы... Я... - Балаами с ужасом смотрел на меня.
- Откуда у вас столько денег, драгоценностей?!- Я бросил на стол перед ним цветные фото.
Груда золота, бриллиантов и алмазов, сотни колец, нити жемчуга. Большая часть золота в слитках. Открытый чемодан, набитый пачками сторублевок. Двести тысяч рублей!
- Вы, конечно, узнаете все это?
- Нет-нет, - промямлил Балаами.
- Напрасно. Не вы ли прятали эти сокровища в тайниках своей дачи?!
Еще несколько минут назад уверенный в себе, с самодовольной улыбкой на устах, Балаами на глазах постарел, увял, сник.
...Пожалуй, за всю свою долгую службу подполковник Бахманлы не обнаружил столько припрятанного добра, сколько его оказалось на даче Бабашева.
Но этим дело не кончилось.
Идя по следам преступления, Бахманлы вышел еще на одну шайку (помимо браконьерской). Балаами оказался и... одним из компаньонов цеха, выпускавшего косынки из ворованного сырья. Деньги тут загребали лопатой!
Зачем человеку столько денег?!
Во время одного из допросов я спросил его об этом, но Балаами пожал плечами. Этого он и сам не знал.
Живи Балаами в капиталистическом обществе, все стало бы на свои места. Материальному преуспеянию там подчинена вся жизнь. Никаких других идеалов, целей. Деньги - это все.
Но ведь у нас, в социалистическом мире, - иные цели, иные идеалы. Иной смысл человеческого существования вообще.
Для чего же копить деньги? Да еще встав на преступный путь мошенничества, обмана государства...
Я много думал над этим, пытаясь проникнуть в психологическую основу подобных преступлений. Хотя, наверное, ничего тут сложного нет. Мы имеем тут дело с примитивной хищнической страстью к накоплению, к вещам. Страстью неосознанной, звериной, которая не зависит от того, был преступник беден или богат, голоден или сыт, образован или невежествен. Когда волк нападет на отару, он душит много овец подряд, хотя в состоянии унести только одну. Вот так и Балаами - мало было ему наворованного, мало преступной связи с одной шайкой...
Несколько раз я допрашивал и жену Балаами Симузар-ханум.
Мне доводилось видеть ее в театре. Шикарно одетую - в длинном черном бархатном платье с открытыми руками и шеей, на которых сверкали драгоценности. Эта женщина напоминала утонченную, изнеженную аристократку прошлого века.
Когда она вошла в мой кабинет, я поразился, насколько может измениться человек. Симузар-ханум держалась приниженно, робко, то и дело оглядывалась на дверь.
- Не бойтесь... Ведь вы не участвовали в аферах мужа.
- Нет, но... - Она сделала какое-то птичье движение головой.
На ней было скромное платье из темной ткани, на руках ни одного кольца, даже обручального. Она как-то потемнела лицом, подурнела. "До чего женскую красоту портит страх", - подумал я.
- Что вы можете сказать, Симузар-ханум, о вашем муже? - спросил я. - Какие были между вами отношения?
Она пожала плечами.
- Если скажу правду, не поверите.
- Почему?
- Никто не поверит, знаю.
- Но, может, вы скажете. Я постараюсь понять.
- А зачем? Оплевывать Балаами сейчас, когда он арестован, низко. Выходит, я пытаюсь огородить себя... Правда, задолго до ареста я рассказывала о наших отношениях с мужем одному человеку. Вы его хорошо знаете... Ему можно верить.
- Кто же это? - с любопытством спросил я. Она помолчала, словно решаясь.
- Тот самый парень, чью жену хотел купить Балаами. Шофер Валех.
Я с удивлением глянул на женщину.
- Но как получилось, что вы доверились Валеху? Если не секрет...
- Если человек не выскажет кому-то своего горя, у него сердце может разорваться, разве не так?
... Выяснилось, что Симузар-ханум не очень вникала в то, откуда у Балаами средства для роскошной жизни.
А ведь Балаами, в сущности, совершил еще одно преступление - против этой несчастной жалкой женщины. Он - причина ее морального падения, превращения скромной труженицы в вельможную барыню, только и .знающую, что предаваться развлечениям и разврату. За бриллианты, квартиру в центре, за черную икру Балаами, .по сути дела, купил эту женщину. Хотел купить и Сарыкейнек, но... вышла осечка.
.. .Первое время после задержания Балаами у меня раздавались звонки с просьбами, а порой и с требованиями освободить его и... наказать строптивого шофера. После обыска на даче Балаами и ареста компаньонов подпольного цеха телефон замолк. Словно в лягушачье болото бросили камень. Потом телефон ожил снова. Теперь те же лица выступали с пламенными речами против Балаами, каялись в том, что не разобрались, ошиблись в этом человеке. Старались помочь следствию, называя все новые и новые факты, свидетельствующие о нечистоплотности бывшего начальника рыбного управления.
Но меня не проведешь. Вот закончу с Балаами, займусь всеми этими людьми. Защитниками, а затем хулителями. ..
Наказывая преступника, нужно, как сорное растение, вырывать его с корнем.
Глава четырнадцатая,
ОЧЕНЬ КОРОТКАЯ, ЧТО НЕ СЛУЧАЙНО:ЗДЕСЬ ПОВЕСТВУЕТСЯ О ТРУДНОМ ПЕРИОДЕ
В ЖИЗНИ ВАЛЕХА, А, КАК ГОВОРЯТ, ПЛОХОЙ ДЕНЬ ЫВАЕТ КОРОТКИМ
Валех
Ох и злым я вышел от Мурадзаде!
В общем-то, он прав. Самочинно наказывать людей, как я наказал Балаами, противозаконно. И мне, будущему юристу, это прекрасно известно.
Но мог ли я не потолковать с Балаами как мужчина с мужчиной?!
... Нет, что бы там ни было - верно, верно я поступил!
Но надо было работать. Где? В качестве кого?
Обращаться снова к соседу шоферу Вели я считал неудобным, да и бесполезным. На самосвал я бы охотно пошел, но еще в прошлый раз выяснилось: работа здесь сменная, случаются командировки на несколько дней, а то и на неделю... Нет, такая работа не согласовывалась с моей учебой в университете.
Что еще?
Парень из параллельной группы, узнав о моих затруднениях, сказал, что по соседству со студенческим общежитием, в жилом доме нужен кочегар с зарплатой семьдесят рублей. Помимо этого можно подрабатывать грузчиком в порту.
Я согласился.
Товарищ глянул на мое расписание занятий и записал дни и часы, когда у меня были "окна".
... Котельная размещалась в подвале нового девятиэтажного дома. Рядом высилась двенадцатиэтажная коробка НИИ.
В тот же день я принял немудреное хозяйство и познакомился со сменщиком.
Дядя Нусрет, сменщик, был на двадцать пять лет старше меня. Жил он в пригороде и приезжал на работу на мотоцикле.
И вот началась моя новая жизнь. Институт - дом - котельная. Котельная институт - дом.
Все эти три объекта находились в разных концах города. И я еле поспевал где на городском транспорте, где пешком.
Первая трудность, с которой я столкнулся в этой своей новой жизни, необходимость оставлять Сарыкейнек на ночь в доме одну.
- Ну, запрись крепко и ложись, - говорил я Сарыкейнек, собираясь на работу. - Никто тебя здесь не тронет. ..
Целуя жену, я видел ее лицо, и мне делалось не по себе. "Ничего, - говорил я себе, - плохой день бывает коротким". От нашего дома до котельной было километров пять. Ехать туда нужно было с пересадками, да еще приходилось ждать автобуса. Потому обычно я шел пешком.
"Слава крепким ногам! - приговаривал я на ходу.- Я Гулливер! Шаг, другой, третий, и - вот она, котельная!"
Когда я вот так быстро, с каким-то остервенением и упрямством шел (а приходилось идти и в дождь, и в ветер!), мне почему-то вспоминался Балаами с его жирным красным загривком. И я шел и приговаривал: "Чтоб ты сдох, чтоб ты сдох.., Мне все нипочем, нипочем, нипочем!"
Дойдя до котельной, я сбегал по лестнице вниз, распахивал дверь и кричал:
- Привет, дядя Нусрет, собирайся домой!
После того как Нусрет-киши уходил, я проверял приборы и доставал учебники.
Забыл сказать: я ведь вернулся на дневное отделение. И прямо после ночного дежурства бежал в университет.
Кончался март, но ночи были еще холодными. И в котельной я отогревался после длительных пеших маршей.
