Всеволод Вишневский - Матросы: Рассказы и очерки
— А що же я буду клыкать, як воно и само идэ.
Щус подходит, матрос черноморский со «Свободной России», вторая голова повстанья. Венгерка на братке — ярко–синяя с золотом, фуражка — с ленточкой георгиевской черноморской и шпалеруха «Стейер» в пол–аршина.
— Здоров.
— Товарищки дорогие! Гостэчки дорогие!
Не знает, как принять, как посадить.
Матросы о командире Третьей бригады спрашивают:
— Як батько?
— Батько живэ.
— Ну, и добрэ.
Вежливость сначала. Теперь пора чуть–чуть и к делу:
— Щус, як воюетэ?
— Дякую, гадов бьемо, аж пыль лэтыть. Зараз бой хранцюзам даемо… У порту — эскадра…
«Мариуполь занят»… Но в порту французская эскадра. Не тороплива ли была телеграмма Третьей бригады?
Дальше разговор:
— Знаем. С того, друже, и летели сюда. Как там на эскадре?
— Ультимату́м — им — с Красной Армией дали, шоб убирались к боговой матери.
— Так, лихо им в рот!
— Порушимо. В двэнадцять годын по хранцюзам огонь откроемо з вашего бронепоезда, як з Мариуполя нэ повыкатяться. Вы тилько доглядайтэ за бронепоездом. Воны там аутономыю разводьят… Бис их знае, що воны думають… Ескадры, мабуть, пугаются…
Бронепоезд «Спартак» — недавно сформирован — по портовой ветке пошел. Партизаны глядят:
— О, идэ!
Три товарища с паровоза идут на «Спартак» и дают пакет командиру бронепоезда. Три товарища летели с пакетом потому, что прямые провода во фронтовом районе — нам не гарантия.
В двенадцать часов, в полдень, истекает срок ультиматума, от имени Красной Армии предъявленного командованию французской эскадры: «Красная Армия требует очистить Мариупольский порт. Красная Армия требует прекратить погрузку угля на французские суда. Уголь — достояние Украинской Советской Республики».
Ответ гласит: «Французская республика. Правительству России в свое время были предоставлены Францией суммы, кои не возмещены, и принимаемый по необходимости военного времени уголь из запасов Мариупольского порта является компенсацией, получаемой Францией за означенные выше невозмещенные суммы, как упомянуто и как подчеркивается повторно, в свое время предоставленные ею правительству России. К сему командующий французской эскадрой.
Рейд Мариупольский. 24 марта 1919 г.».
Ответ на ответ гласит: «Суммы, упоминаемые командующим французской эскадрой, предоставлены были правительству царской России, но не правительству Советской Республики. И потому за этими суммами надлежит обращаться именно к тем, кто эти суммы получал. Напоминаем свое требование: в 12 часов сего числа французским судам надлежит сняться с якорей и покинуть Мариуполь».
Ответ гласит: «Французская республика. Доводится до вашего сведения, что погрузка угля будет продолжаться. К сему командующий французской эскадрой».
«Спартак» стоит. Эскадра в порту. В бинокль видно — уголь грузят. А уголь донецкий, знаменитый. Угля этого в Балтике ждут, угля этого заводские кочегарки Украины и России ждут!
В двенадцать часов будет решение дела. «Спартак» поступит согласно революционной необходимости. Пакет–приказ доставлен. Три товарища об этом просили, и обещала команда — выполнить.
Щус спросил:
— Ну, як? Выполнят?
— Выполнят.
— Без аутономыи?
— Все будет в порядке.
На «Спартаке». Часы вынуты. Снаряды из гнезд погреба вынуты. На случай боя в городе, если будет французский десант, гранаты ручные вынуты. Пулеметные ленты из ящиков концами вынуты.
У носового орудия матросы стоят. На корабли Франции смотрят.
— Стоят, гады!
Матросы и ругаются и любуются кораблями Франции, скользят глазом по бортам, мачтам и трубам… Фартовые корабли! Дадут залп — бож–же мой! — пропадешь… Мысли сразу являются на этот счет…
— Сколько осталось?
— Без восьми.
— Охо–хо!.. Фартовые корабли! А наши — потопленные в Новороссийске лежат… Ы–ых!..
Стоят французы один в один — миноносцы и транспорта. Горят, блестят — красота, помереть можно! Комендоры спартаковские тихо на скрещение нитей прицела самую красоту эту и блеск уже взяли. Взяли исподтишка. Приходится… Да, вот: хорошо, удобно брать прицел, когда у противника блестят корабли, когда спасательные круги белеют отчетливо, когда медь горит.
— Ну как?
— Без семи.
К бронепоезду Щус подходит:
— Здоровэньки булы, хлопцы!
— Здорово, Щус.
Поглядел. Видит — готовятся. Улыбается Щус — боевой, дьявол!
— Гарнэнько. Як там, товарищки, скильки осталось?
— Пьять минут.
— Поковиряемо! (Видит — лица боем не горят.) Хлопцы, вы не бойтэсь… Вы ще нэ бачили, яки ми бои на Украине приймали! Потроха хранцюзам пораскидаемо. Никому угля не дамо. Партизаньский уголь. Ми им нагрузимо!
— Щус, дай по банке!
— Могу усю команду угостыть. Тилько постарайтэсь.
Дернули по банке, кишки ожгли. Хорошо!
Балакают со Щусом, на часы поглядывают.
Партизаны берегом вперед выдвигаются — на эскадру цепью идут. Лихие хлопцы!
Петр Попов к прицелу орудия прилип. Минута осталась.
— Глаз выдавишь, Петро!
— Не бойсь.
Глядит Щус на эскадру. Оценивает. Сам моряк. Петру Попову командует:
— Наводь, на полный!
— Есть.
Коротка минута. Поглядишь и дашь приказ — и истекла минута.
На часах двенадцать.
Полдень!
Полдень!
Корабли французские уголь грузят. Полдень!
Даже не видно, чтобы на палубах кто–нибудь к концам вышел.
«Спартак» стоит, не дымит — кочегары дело знают в совершенстве. Тут за один дымок — с кораблей плевок, и ваших нет. Действуют поэтому кочегары как надо. Пропадать неохота. Из трубы только теплый воздух, а дыму нет. Уметь надо.
Щус командует:
— Хлопцы, а ну, вдарьтэ!
У–ух, считай остаток жизни, французский адмирал!
Щус — матрос черноморский, рука повстанья Украины, — огонь с бронепоезда открывает, всей Антанте вызов бросая!
— Вдарьтэ, хлопцы!
Даже не шевелятся матросы.
— Огонь, кажу, хлопцы!
И не глядят матросы.
— Огонь, хлопчики! Партизаны ждуть!
И не глядят матросы.
— Що ж вы — не подчиняетэсь? А?
— Не кричи. Ша!
Помолчал Щус, и желчь в рот пошла.
— Измэна! Пострелять усих. Пьянии?
— Не кричи на ветру. Простудишься.
Щус командира бронепоезда в грудь бьет. Долой такого командира!
Щус командование берет на себя. Во имя повстанья! Во имя вольности Украины!
Щус другого в грудь бьет:
— Кацапы!
Попов от прицела отходит. Щусу нос на сторону сворачивает, сурик из этого носа пускает, за волосы держит, в ухо дает, в морду Щуса, как в бубен бьет, о броняшку стукает и просит:
— Не авраль.
— А–а–а–а–а!..
— А не кричи.
— А–а–а–а–а!..
— А не кричи.
Приказ штаба Третьей бригады не выполнен матросами.
Ты улыбаешься, враг? Ну, кричи: на командование бригады матросы руку подняли! Ну, кричи: предательство!..
Кого побили? Щуса — второго в Третьей бригаде, руку повстанческих сил Украины побили!
Ой, быть человечьей смерти! Ой, быть человечьей смерти! Гнев качает Щуса…
А матросы меж собой разговаривают:
— Выкинь его за борт.
Сбросили.
Потом:
— А ну, подымись! Подыми головку, скажи «а».
И тут сорвали с фуражки Щуса ленточку. Оскорбили насмерть.
Ой, быть человечьей смерти!..
Гнев качает Щуса!
Щус бежит, кровь свою пьет.
В штабе повстанцев зубами скрипят: кого побили — Щуса!
И к повстанцам весть бежит: «Измена!»
12 часов 10 минут.
Эскадра стоит. Уголь берет. На ультиматум Красной Армии крест кладет.
——Что делать, товарищи? Сейчас — прикинув — будем действовать…
Щус в штабе бригады шумит:
— Продалы! На часы смотрите! Двэнадцать часов пятнадцать минут! Продалы матросы.
12 часов 16 минут.
В штабе бригады решенье; диктует командир Третьей бригады Нестор Махно:
— Бросай бригаду на бронепоезд. Давить изменников всих чисто!
Кричит сигнальщик на «Спартаке»:
— Сходни убирают!
— Так!
— К концам идут!
— Так!
Корабли французские покидают порт.
Дым стелят черный и уходят в него. Не видно в дымовой завесе кораблей.
Прикинуть, я говорил, надо. Ведь могут же часы у французов отставать или у нас спешить. Бывает же?..
Действовать, я говорил…
Спартаковцы тихо и не спеша садятся обедать на палубе — орудийной площадке. Сегодня макароны. Ну, и макароны наварили, ай, макароны!
Сели товарищи. Лица их безмятежны… Боем не светят…
Чья–то мысль в эти лица бьет: «Боязливо выждали!»
Не надо, товарищ! Кто сидит, знаешь? Ведь не видно, не написано… Коммунары сидят, военные моряки Волжской военной флотилии, старые матросы.
