Евгений Белянкин - Садыя
Только поэтому она не хотела ребенка от него? Неужели так?
Зачем грудь раздирает такая тоска, такая безысходность и такая неудовлетворенность жизнью, которую она так любила.
И Ксеня снова зарылась лицом в подушку. Не плакала. Просто приятно было ощущать темноту.
63
Сережа смотрел на себя в зеркало: «А чего — ничего».
— Елки-палки, лес густой, а Серега холостой…
Аграфена вошла в это время на кухню, подобревшая и довольная, оглядела Сережу, усмехнулась, наблюдая, как он приглаживает смоченные водой волосы, не вытерпела:
— У нас на деревне тоже один был, холостой. Зарок, что ль, дал не жениться, да родители порешили женить парня; заперся в чулан, голодовку объявил: не женюсь, и все тут… Папаша уезжал, он и выкобенивался. А приехал — выпорол, тем и кончилось: женили. Девка попала гулящая, не то от него, не то от соседа народила… Уж не сходи с ума, женись.
Сережа разрумянился:
— А я при чем?
— Убери бесстыжие глазищи — женись, и все. Для всякого свое время, перезреешь — копаться начнешь. Уж гулящая попадется, как в точку, не то от тебя, не то от другого народит.
— А я вот встречу сегодня Лильку и уезжаю… В командировку, горком посылает, Бадыгова.
Сережа торопился. Времени в обрез. А Лиля, как всегда, в неподходящее время приезжает. Не могла пораньше. Сколько было времени, походили бы, поболтали. Славка и то подшучивает: «Забыла тебя Лиля. Забыла черноглазая…»
— Не ворчи уж… Ой! Мишутка заплакал, Марья в магазин пошла, такие костюмчики вязаные продают.
В этот день у Сережи было много дел. Встретить Лилю, забежать в институт, в горком, позвонить Славке — тот очень просил.
Прямо закрутился. И все равно вышло все не так. Лиля приехала с опозданием на целых четыре часа.
— Понимаешь, вот тебе ключ. Я уезжаю. Ты не обижаешься?
— Так и будем разъезжаться, — улыбнулась Лиля, — ты в одну сторону, я — в другую.
Ну и Лилька! Язва…
Но тем не менее в автобусе, облокотившись на чемоданчик, он думал о ней. И разложив на коленях инструкцию и читая знакомые строки: «… пересмотреть проекты телефонизации промышленных новостроек…», — думал о ней. Еще думал о Садые — как просто и толково она ему разъяснила его задачу и совсем как со старым и близким знакомым посоветовалась: «А кого еще можно из молодых инженеров привлечь к этой работе?»
«Добрая, и взгляд у нее материнский, голос бархатный, и прервать трудно, льется, как родник, так и пил бы, пил…»
Для Сережи всегда казалось, раньше, конечно, что секретарь горкома и вообще всякий ответственный человек, наделенный властью, — строгий, недоступный… он не разговаривает, а выслушивает, не советуется, а только указывает.
Садыю он полюбил с первой встречи. Она для него была особенным человеком, особым секретарем.
— Скажи, — как-то он спросил Славика, — а мать твоя когда-нибудь плакала?
И когда услышал утвердительный ответ, даже растерялся: плачет?
Нет, Славкина мать человечная женщина, о ней писал Лиле в письмах, и та однажды приревновала: «Если у тебя новое увлечение… то я ставлю вопрос о наших взаимоотношениях…» Такое с мужчиной никогда не случается, а с женщиной всегда: женщина недоверчива и ревнива. Об этом Сережа слышал не раз, и от них же самих.
И теперь, перед своим приездом, Лилька прислала странное письмо: «Я думаю, что ты не будешь откладывать в долгий ящик женитьбу (хоть сегодня!)… Ведь знаешь, чтобы нам быть вместе, надо пройти немало препятствий (!), которые могут занять долгое время… Мы должны быть вместе, ты с образованием, работать умеешь, да и я не без рук…»
Как будто это и не Лилька писала. И выкрутилась же, приехала и выкрутилась.
— Не сердись, Сережа, просто так, делать нечего, я и марала, ради шутки.
Недаром ее в детстве звали Коза.
Но один инженер из их группы как-то сказал и другое: «Если девушка тебя любит, но тянет время, то обрати внимание на другой «предмет» — и у нее не хватит сил больше держаться. Даже стальные крепости в таких случаях сдаются; так уж — где хитра, а где и дура».
Вот, пойми характер женский.
А Лиля так и думала, что Садыя — девушка, до тех пор пока он не разъяснил, что дружит с ее сыном.
…Город давно остался позади. По бокам мерцали огоньки вышек, Сережа старался угадать огонек Андрея Петрова.
64
Телефон разбудил Марата. Но сон так владел им, что казалось, звонили в дверь. Приподнял голову. Из кухни донесся бой часов: полчетвертого. Прислушался. Встал и, шлепая босыми ногами, подошел, снял трубку.
— Мама, мама..
Садыя приподняла голову:
— Положи трубку и ложись. Я сейчас.
В одной ночной рубашке Садыя подошла к телефону:
— Ну?.. Да… машину.
— Мама, ты куда?
— Спи, сынок.
Садыя поспешно одевалась. И когда захлопнулась дверь за ней, Марат перескочил па постель к Славику. Тело брата было горячее, и он, прижавшись и обняв его, трепетно и душевно шептал:
— Славик…
— Ну что, что ты?
— Там что-то случилось… маме, может быть, опасно, а мы лежим здесь.
— Лежи и молчи, я спать хочу.
— Но там ведь тревога.
Славик и сам беспокоился, но не хотел показать этого:
— Так просто.
— Нет, не просто. Ты слышишь, гудки?
Ребята вскочили, носами прижались к стеклу.
— Я сейчас оденусь.
— Нет, не оденешься. И не пойдешь. Мать запретила.
Тетя Даша, загородив дверь, стояла, широкая и сильная, грудь ее чуть-чуть вздрагивала.
А гудок мягкой, тонкой струйкой пробивался в окно. Неслись по городу машины, зажигался в окнах свет, недоуменно вскакивали люди.
Ворота нефтеперегонного завода настежь. Машина Садыи ворвалась со строгим сигналом. Люди расступились, пропуская:
— Сама Бадыгова приехала.
И это быстро разнеслось по заводскому двору:
— Секретарь приехала.
Даже во дворе рабочие толком не знали, что случилось. Одни говорили, что пятый цех взлетел на воздух; другие — пожар в первом и пятом, мол, ничего не видно, все в клубах дыма; третьи — еще что-нибудь; но в общем все знали: большая опасность… и редкая, чуткая и гибкая цепочка из рабочих и милиции огородила эту опасность от всех лишних, ненужных.
— Наверно, вредительство.
— Какое вредительство, небось оплошность.
Опасность была предотвращена. Снято оцепление, и люди постепенно начали расходиться. И только группа инженеров еще находилась в цехе.
— Сечение проводов не соответствовало нагрузке, включили в соседнем цехе дополнительные агрегаты на испытание — провода загорелись.
Начальник пожарной команды на прощание шутил;
— Ну и тетя вахтер! Набрала номер и молчит. Ей дежурный — алло, алло… А она свое: Матрена я…
Приехала домой Садыя перед рассветом. Ребята, одетые и бледные, сидели за столом в строгом молчании.
— Я так переволновался, мам…
— Марат, а еще герой… Марш все спать! Никаких разговоров, спать!
Ребята молча и неохотно подчинились приказанию. Садыя разделась и только сейчас поняла, как напряжены все нервы. Сон был глубоким, но коротким.
Раннее утро; тетя Даша ходила на цыпочках.
Но Садыя уже встала.
— Не беспокойся, я сама… — И ласково обняла тетю Дашу. — Как я рада, что ты всегда с нами. Я так спокойна за ребят.
Ребята спали непробудным сном. Садыя прошла и, постояв над Маратом, поправила одеяло, подняла свисавшую с дивана руку.
65
Лето Марат отдыхал в Набережных Челнах, у родственников. Приехал загоревший под камским солнцем, округлившийся и повзрослевший. В первый же день по приезде пошел искать Борьку. За лето истосковались, накопили кучу ребячьих новостей и радостей.
— Я тебе должен одну штуку показать, — сказал Борька и потащил приятеля за собой. Дорогой ребята случайно увидели Аболонского и Ксеню. Спрятались, чтобы не повстречаться; выглядывали зверьками. У Марата сильно билось сердце. Ему так и хотелось крикнуть: «Ксеня, тетя Ксеня, почему ты нас забыла?» Но с тех пор как Ксеня перестала к ним ходить, он понял, что она чем-то плохая и чем-то принесла горе его матери, — и он стал ее чуждаться. Марат с интересом вслушивался. Обрывки разговора и упоминания о матери насторожили его. Горячечно возбужденная Ксеня и холодный, равнодушный Аболонский были в ссоре.
— Бадыгова, если ей не подрежут крылья, живьем съест все живое. Неужели ты не видишь наступательные позиции совнархоза?
— Я никуда не поеду… — горячо отрезала Ксеня.
— Ты должна понять… — В лице Аболонского брезгливая холодность. — Не только ради геологии, но нашего общего. Брось старое. Ты должна быть со мной. Навсегда и всюду. Не везде и не всюду такая никчемность, как здесь. Старые друзья меня не подведут и не забудут. Старые друзья лучше новых.
Ксеня вдруг всхлипнула и остановилась:
