KnigaRead.com/

Иван Щеголихин - Дефицит

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Иван Щеголихин, "Дефицит" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— У меня, слава богу, не астма.

— Потому причину найти еще труднее, пробы нет, а сразу криз.

— И не надо искать. Нелепый случай — и все. От магнитной бури, допустим.

— Допустим, что остается. — Вид у нее грустный.

— Алла Павловна, я выписываю своих больных с радостью. — Он подбадривающе улыбнулся ей.

— А я разве нет? — Услышала свой голос и убедилась, что нет. — Привыкаешь, естественно… Просыпаюсь утром — и сразу что-то хорошее. В больницу приду, меня там ждут мои пациенты. А они, оказывается, узнав про выписку, скачут до потолка.

— Больница есть больница. А вы должны гордиться — вылечили.

— Вы своих выписываете после операции, они вами избавлены от болезни, практически здоровы, а мы своих — с улучшением. Я буду вам надоедать время от времени, патронажная сестра будет звонить вам и приглашать на профосмотр. — Она помолчала, вроде все сказала на прощанье. — А вы мне так и не позвонили ни разу.

— Собрался, к телефону подошел, монету уже опустил и испугался.

— Да не верю я вам! — воскликнула она. — Малышев испугался?

— Зато я помню ваши телефоны.

— Уйдете и забудете. — Ей как будто сладко было корить его, развенчивать, перечить ему. — Выпишетесь — и вон из памяти. Как несчастную первокурсницу.

— Нет, я буду вам звонить.

Она стала внимательно рассматривать свои пальцы, затем вздохнула:

— А вот это, пожалуй, вы зря сказали.

— Почему же зря?

— Буду ждать, а когда ждешь и телефон молчит… Вам было хорошо здесь?

Будто он у нее дома жил, в гостях. А если бы они поменялись ролями, хорошо бы ей было? Но сказал другое:

— Вы приходили не так уж часто.

— А я боялась. Пришла вечером тогда, помните? Вы так странно на меня смотрели.

— Напрасно. Нечего было пугаться.

— Сейчас мне тоже кажется, что напрасно. Теперь жалею.

Как девочка. Бывают же ситуации. А он как мальчик. Дети любят играть во взрослых, а взрослые… они тоже вынуждены играть взрослых, а по сути остаются детьми.

— Вчера по телевидению шел фильм «Сорок первый», — сказала она, — из старых. Хороший фильм, Чухрай режиссер, вы, наверное, видели. Двое оказались на острове в Аральском море, он белогвардеец, а она красная, его конвоирует. Вдвоем на необитаемом острове. Полюбили друг друга. Потом появилась лодка с белыми…

— Она его застрелила, я помню.

— Да, она его застрелила. Я все знала, но смотрела вчера и волновалась. Знаете, о чем подумала? — Она глянула на него стесненно, как на препятствие, которое надо преодолеть, губы ее подрагивали, самые уголки. — Она застрелила бы его в любом случае, белые бы пришли, или красные, все равно. Знаете, почему? Они отнимали его, кончилось их счастье вдвоем, их обособленность. Остров их кончился, и он уходил в другую жизнь — без нее. А у нее любовь, она отпустить не может. Жестоко, правда? — Он не знал, что ответить, пожал плечами — любовь! — а она продолжила: — Жестоко, но я подумала вчера, что вот здесь у нас. — она легким движением обвела палату, — тоже остров.

— Я понимаю, Алла, понимаю. — Он взял ее руку, чтобы успокоить ее, но она мягко высвободилась.

— Еще заплачу… — Поднялась. — Я зайду потом. — И ушла.

Остро кольнуло его чувство сострадания к ней и еще своей вины — не вспомнил сразу, забыл ее. Не пришел тогда снова и снова в 116-ю комнату на третьем этаже. Да и сейчас, здесь, был так мало внимателен к ней… А если представить, что не было этих двадцати с лишним лет, и что они здесь впервые встретились, и вся их жизнь впереди и только впереди, только в будущем, без прошлого?..

Малиновую свою папку с карточками она оставила раскрытой на его тумбочке, он еще долго перебирал, разглядывал общий снимок, — многие изменились, особенно девушки, редко какая стала выглядеть лучше, чем была, как правило хуже — семья, заботы, тяготы. Исключение, пожалуй, Регина Данилова.

Вчера она приходила к Малышеву сюда.

За две недели у него побывали поголовно все из его отделения — и врачи, и сестры, и санитарки, заходили кое-кто из других отделений, одна только Кереева не зашла, главный врач, ей по протоколу не положено. Она четко знает, к кому надо идти, а кому достаточно позвонить, календарь на ее столе испещрен заданиями, кого и когда поздравить, к кому зайти, да и без календаря она держит в памяти на удивление много всякой отношенческой чепухи — кто где раньше работал и с кем, чьим покровительством пользуется, кто чей родственник и в каком колене, кого можно и нужно критиковать по любому поводу и без повода, а кого даже и за промахи лучше не трогать. Кереева звонила, справлялась, как у Малышева здоровье, но не пришла и бог с ней, он и не ждал ее, — а вот заметил-отметил и дуется, как индюк. А сам бы ты пошел, если бы, к примеру, слегла Данилова? Закисает он тут, ржавеет, всякую чушь мусолит. К Даниловой он бы не пошел, но — до вчерашнего дня. А вот она взяла да и пришла к нему, жена ответственного работника, оскорбленная, к тому же, Малышевым публично, можно сказать, но пришла, и он даже не сразу узнал ее от неожиданности. Она вполне могла бы явиться вместе с другими, слиться с массой, так сказать, отбыть повинность, если уж так принято, — нет, пришла особняком, элегантная, стройная, в летнем платье, легкая такая, молодая, он и не предполагал, что такая ничего себе женщина работает в его отделении. Принесла цветы, положила ему на тумбочку.

— Как вы себя чувствуете, Сергей Иванович? — Волнуется заметно, и оттого тон у нее ледяной.

— Спасибо, ничего. — Он тоже слегка напряжен, но старается быть приветливым.

— Вид у вас вполне здоровый, скоро на выписку?

— Да, на днях уже…

Обычные вопросы, обычные ответы, но главреж сказал потом: «У вас с ней отношения, учтите, между прочим, заметно». Да, но какие? Тем не менее он обрадовался ее визиту, не тому, что она оказала ему персонально внимание, а тому, что она себя подчинила. Делу подчинила, ведь им вместе работать. Переломила гордыню, спесь.

— Можно, я поставлю цветы вон в ту банку? — она кивнула на подоконник.

— Можно-можно, — отозвался Телятников, это его посуда из-под компота.

Главреж приосанился с ее появлением, голос его стал гуще, Малышев тоже приободрился, встал, подал стул гостье, воспряли мужички, словно два петуха боевых, а она спокойно ходила возле них, постукивая каблучками, хлопотала, украшала им жизнь, взяла банку, подошла к раковине, налила воды, воткнула в нее цветы, расправила, — и все изящно, опрятно, очень как-то по-женски.

— А я к вам еще и по делу, Сергей Иванович, если можно?

— Пожалуйста, Регина Петровна. — Он любезен, приветлив, он здесь хозяин, а она гостья.

— Можно было и потом, не обязательно сейчас, но я так решила. Во-первых, навестить вас, а во-вторых, сказать, что вы правы.

Он кивнул чуть заметно и ничего не сказал. Она выждала слегка и спросила:

— Вам неинтересно, в чем вы правы, вам безразлично?

Он улыбнулся и спросил, в чем же он прав?

— Но почему вы улыбаетесь? — спросила она с недоумением. — Это достаточно серьезно. — Она насторожилась, напряглась, боясь, что он снова, как тогда, отпустит что-нибудь ядовитое.

— Все просто, Регина Петровна, я рад, что вы пришли, вот и улыбаюсь. Красивое у вас имя, между прочим, — Королева. Гуттэ регис Дание, помните? Капли датского короля.

Это ей не понравилось — какие-то капли, опять! Малышев в своем репертуаре.

— Я решила повременить с заявлением. Вы знаете, о чем я говорю.

Прежний Малышев спросил бы с ехидцей: «Вы решили? А может быть, за вас решили?»

— Напрасно. Это я был неправ, погорячился, — сказал он сразу после ее слов, не совсем осознанно. Она смутилась, а он повторил уже осознанно: — Я поступил неверно, извините меня.

Тут вмешался Телятников:

— Прошу прощения, я совсем забыл, мне на токи Бернара. Склероз, извините великодушно. — Говорил он, играя и даже переигрывая, чтобы можно было понять и оценить, как он мило лжет, старясь оставить их наедине.

Данилова встала, отодвинула свой стул с прохода, затем, когда Телятников вышел, уже не садилась, отошла к окну на балкон и, заложив руки назад, оперлась о подоконник.

— Кажется, я опять вам не угодила, — сказала она холодно. — Вам так трудно угодить, между прочим. — Отошла подальше, чтобы легче на расстоянии перенести его колкости, на которые он всегда горазд, особенно по отношению к ней, испуганно ждала, чего он еще нагородит, — капли, видите ли, датского короля!..

А ему вспомнилась злосчастная барокамера и рассказ про случай не то в Ташкенте, не то в Чимкенте. Как она мило, с чисто женским страхом перед техникой рассказывала, увлеклась, забыла и свои прегрешения и козни Малышева, была искренна и беззащитна, а он ее — льдиной своего сарказма. Ну не зануда ли?

— Я решила повременить. Я еще слишком мало работаю на новом месте, вы правы. — Она боится его, но пришла сюда не подпевать ему, показывать свои лапки кверху. Пусть он брякнет что-нибудь снова, она вытерпит. — Я подам заявление обязательно, только потом. Через год или через два. Или я опять, по-вашему, не права?

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*