Евгений Емельянов - Хорошие люди
Оказалось, что уже поздно.
Станислав заметил, что письма Людмиле начали приходить значительно чаще. А сама она стала задумчивой и несколько равнодушной. Если в первые, месяцы после вселения в новую квартиру Людмила часами наводила в комнатах порядок, чуть ли не по нескольку раз в день чистила порошком ванну и раковины (Людмила особенно радовалась ванне), если первое время женя могла часами говорить о том, как им повезло с квартирой, то теперь поостыла.
Выбрав удобную минуту, когда Людмила была более или менее оживлена Станислав сказал:
— Я вижу, Люда, тебе больше не нравится наша квартира.
— Мне? Почему? Ты шутишь? Очень хорошая квартира.
В другое время она бы произнесла эти слова более восторженным голосом.
— Ты стала… равнодушная, — добавил Станислав.
И, может быть, впервые в эти минуты он заметил, что лицо Людмилы выглядело несколько старше, чем обычно. При ярком дневном освещении, не «загримированное» косметикой, лицо Людмилы казалось менее гладким, чистым и юным, чем то, к которому Станислав привык.
— Конечно, ты взрослый человек, — согласился он. — Но мне кажется, что в последнее время тебя что-то смущает.
— Ты, оказывается, мнительный, мой милый солдатик, — легким тоном ответила Людмила. — Я устала, вот и все. Попробуй поработать у нас на фабрике… Я хочу отдохнуть.
— Возьми отпуск.
— Причем здесь отпуск? Я хочу отдохнуть по-настоящему, чтобы ни о чем не думать. Ни о какой работе, которая ждет… Каждый день, каждый день! Тебе этого не понять, потому что ты мужчина.
— Почему же? Понимаю. Если ты уволишься со своей фабрики, я не буду возражать, — сказал Станислав.
Людмила подозрительно хохотнула:
— И стать домохозяйкой, да?
— Вот именно.
— И жить на одну твою зарплату?
— Угадала.
— И ходить с протянутой рукой?
— Брось, — поморщился Станислав. — В конце концов, не так уж много нам и надо.
Презрение в голосе Людмилы сменилось гневом.
— Да ты соображаешь, что говоришь? Твой потолок — триста рублей. По-то-лок! До тебя мы жили с Олей почти на двести рублей, и то нам этих денег не хватало! Если я не буду работать, мы вылетим в трубу! У всех людей сберкнижки… накопления… А мы живем, как вороны: есть — клюем, нет — полетели дальше.
— Тогда я не знаю, что могу сделать для тебя.
Неожиданно Людмила рассмеялась.
— Ладно, не переживай, мой милый солдатик! Я пошутила. Куда мне отдыхать!.. Я, слава богу, пока еще здоровая баба, руки-ноги есть, могу работать…
— У тебя всегда… — начал говорить Станислав и замолчал, подумав, что может обидеть Людмилу своими, тоже не оригинальными, словами.
— …странные шутки, да? — закончила она за него. — Ты это хотел сказать?
— Что ж еще?
— Может быть, я тоже кое-что хотела? А? Я хотела тебя проверить, может… Может, я хотела узнать, как ты ко мне относишься… Любишь ты меня или нет?
— Ну и как?
— Любишь-любишь! — быстро ответила Людмила.
Было хорошо заметно, что на уме у нее что-то совсем другое…
Беспорядок в квартире угнетал Станислава, но он не мог решиться сказать об этом Людмиле. Наступил момент, когда Станислав обнаружил, что в шифоньере нет ни одной чистой рубашки.
— Люда, — спокойно обратился он к жене, — ты не знаешь, где моя кремовая рубашка?
— Здрасьте! — последовал ответ. — Она же в грязном белье. Надень другую какую-нибудь…
— Какой-нибудь другой тоже нет.
— Как нет, как нет! Пусти-ка, — отодвинув Станислава, она начала копаться в шифоньере, продолжая возмущаться: — Скажет тоже: нет… Рубашек этих было… Надо же… нету… все износил… Хм… Неужели… — Она выпрямилась; не глядя на Станислава, сказала: — Правда, нету… — Затем, выпятив нижнюю губу, сдунула с глаз прядку волос, спросила: — Как же так?.. — Громко хлопнула дверцей шифоньера: — Ладно, мой дорогой солдатик. Сходи сегодня еще разок в этой рубашке, а вечером я постираю… — Голос у Людмилы был скучным и бесцветным.
Станислав решил поговорить с ней.
— Люда, я тебя не узнаю, честное слово.
— Вот еще! Глупости. Я такая же, какая и была.
— Скажи мне, что случилось, я постараюсь понять.
— Что могло случиться?
— Не знаю… Ты вечно о чем-то думаешь.
— А ты вечно только и подсматриваешь, кто чем занимается..
— Раньше ты была другая, не говори. Раньше ты была веселая и красивая.
— Значит, теперь я не нравлюсь тебе?
— Какая ерунда! Ты мне всегда нравишься.
— Если не нравлюсь, то, конечно…
— Просто ты перестала следить за собой.
— Увидел!
— Конечно. И в доме…
— Что в доме? Что? Неубрано, да? Грязно? Полы не мыты?
— Люда…
— У меня всего две руки!.. Я, как и ты, работаю на производстве и тоже устаю. Я не ишак!
— Раньше ты не говорила этих слов.
— То было раньше, — Людмила покраснела. — Мог бы и сам помыть полы!..
— Могу и помыть, — спокойно сказал Станислав и вдруг тоже взорвался: — Хватит! — Людмила замолчала, остановила на его лице испуганный взгляд. — Ты в последнее время превратилась в палача!..
— Спасибо…
— Ты ведешь себя так, что я боюсь тебе слово лишнее сказать, не дай бог обидишься! Что тебе не нравится? Если я — я могу и уйти!
— Ага! — повысила голос и Людмила. — Понятно теперь, к чему ты завел этот разговор… «Могу уйти»… Ты только об этом и мечтаешь, наверно… — Она заплакала. — Ты только и ждешь удобного случая, чтобы бросить нас с Оленькой… Ты сам стал, как посторонний человек. «Могу уйти…» Ну и уходи. Думаешь, мы пропадем? Не дождешься!
Но Станислав подавил уже свою вспышку. Миролюбивым голосом он сказал:
— Людочка, зачем мы ругаемся? Неужели нельзя спокойно во всем разобраться?
Она не ответила.
— Хорошо, — Станислав кивнул. — Ты скажи, чем именно ты недовольна, и я постараюсь исправиться. — Но пока он произносил эту фразу, в голове появились другие мысли: «Это же все ерунда. Спектакль. Семейный скандал, в котором никто не нуждается… Нас всего двое, а мы создаем проблему…»
— Чем недовольна… Всем! У нас с тобой вообще жизнь серая… В гости — и то не ходим. В кино — тоже… Сидим, как два старика, в четырех стенах. Даже Дильдор Аскаровна перестала приходить к нам!
— Почему же она перестала приходить?
— Да потому, что ты как бука… «Здравствуйте, Дильдор Аскаровна!», а потом молчит и молчит весь вечер.
— У вас, наверно, свои разговоры. Женские. Зачем я буду вмешиваться?
— Дильдор Аскаровна и к тебе приходит, не только ко мне! А когда мы последний раз были у нее в гостях, ты помнишь?
— Давай сходим. Я жду, когда ты пригласишь меня пойти в гости..
— Ждешь… — Людмила тяжело, со стоном вздохнула. — Все же, наверно, не нужно было мне выходить за тебя замуж…
— Почему?
— Ну… как тебе сказать… Ты многое не понимаешь… Оля, например, всегда останется для тебя чужой девочкой…
— Я к ней привык, как к своей.
— Ага! Привык… Но не полюбил.
— Полюбил!
— Не верю. Когда любят, относятся иначе.
— Что я должен сделать, чтобы доказать это?
— Что? — Людмила невесело улыбнулась каким-то своим мыслям и покачала головой, отрицая что-то. — Ничего делать не надо, милый Стасик. — Ее голос смягчился, подобрел. — Пусть все идет так, как есть. Оставайся таким, каким был всегда… Зачем нужно стараться делать что-то? Никогда ничего нельзя изменить, запомни.
В комнате быстро темнело, за окном шел холодный октябрьский дождь, деревья стояли желтые, пригорюнившиеся, мокрые — не скоро теперь увидят они весеннее солнце, не скоро зашумят юными зелеными листьями.
Станислав тоже вздохнул и поднялся с места:
— Ладно, Люда, не будем толочь воду в ступе. Но — пожалуйста! — накручивай свои волосы, мне очень приятно, когда они волнистые…
Людмила не ответила. Она задумчиво смотрела в окно, за которым плакала осень.
В конце октября в гости приехал Вениамин. Как всегда, он появился неожиданно и в тот самый момент, когда Станислав и Людмила собирались идти с визитом к Дильдор Аскаровне. Увидев улыбающуюся физиономию друга, Станислав решил, что Людмила будет недовольна визитом Вениамина. Но, как ни странно, случилось прямо противоположное. Лицо Людмилы осветилось радостью, и она приветливо сказала:
— Здравствуйте, Вениамин! Я очень рада, что вы приехали… Мы рады… Заходите, будьте как дома!
Как правило, Людмила встречала Веню Барабанова с некоторой долей подозрительности; в минуту очень хорошего настроения она призналась, что «ничего против Вениамина не имеет и только боится, как бы он не увез Станислава в Учкент». И вдруг — такая неподдельная радость! Станислав ломал себе голову: что случилось с его женой?
— Проходи в комнату, Веня!
— Спасибо. — Вениамин проследовал в комнату и сел в кресло. Спросил: — Ну как, обмывали новую квартиру?
