Евгений Поповкин - Семья Рубанюк
— Верю!
— Если Оксана тебя любит, верь ей, — горячо сказала Наталья. — Да никогда она не дозволит никому и притронуться. Ей ничего не надо, только бы ты с нею был. По себе знаю… Мой Василь, мы еще неженатыми были, год на курсах учился. За меня сватались хлопцы и красивей его и хозяйновитей, словом — хорошие женихи. Всем отказала. Они вроде мне и не хлопцы.
— Ну, а если мужа не встретишь? — сказал, помолчав минуту, Петро.
— Если живой останется, найдем один другого, а если нет, такая моя судьба. Буду одна доживать.
Наталья убрала руку с плеча Петра.
— Хорошая ты! — сказал Петро. — У меня Оксана такая. Вот прогоним врага, кончится война, вам обязательно познакомиться надо. Друзьями будете.
Волнуемые общим чувством тоски по дому, Петро и Наталья еще долго разговаривали о близких людях.
XXIVРанним утром они покинули курень и вышли на дорогу. В колеях блестела вода. Вдоль проселка тихо журчали мутные, с грязной пеной ручьи. Воздух был чист и прозрачен. Дышалось легко, как после купанья.
Часа через полтора Наталья увидела на опушке перелеска вражеских солдат. Испуганно присев за высокие подсолнухи, она потянула за собой и Петра.
Должно быть, это была какая-то тыловая часть. Возле кустов, на которых было развешано обмундирование и белье, бродили раздетые до пояса солдаты. Дымили в кустарнике походные кухни, ржали лошади.
Петро и Наталья, пригибаясь, пробежали по рядам подсолнухов к дальнему участку кукурузы.
— Мы как сурки. Есть и… нету, — тяжело дыша и улыбаясь, шепотом сказал Петро. — Нехай попробуют по полю погоняться.
Он нащупал под взмокшей сорочкой пистолет и осторожно высунул голову. Невдалеке переливался золотом большой клин некошеной пшеницы. Петро кивком позвал Наталью за собой.
Пробираться дальше было все труднее. С приближением к фронту чаще попадались гитлеровские солдаты, мотоциклисты, машины. Вскоре послышалось глухое ворчанье орудийной канонады. В небе завязывались воздушные бои.
Петро не представлял себе, как им удастся перейти линию фронта. Временами ему казалось, что это невозможно, но он не показывал своих сомнений, шутил, смеялся.
Однажды, стремясь пробраться сквозь заросли молодого дубняка к густому хвойному лесу, они неожиданно наткнулись на разбитый вездеход. Тяжелая, неуклюжая машина, судя по всему, недавно подорвалась на мине. Под левой гусеницей, застрявшей на обочине дороги, зияла воронка. Вокруг валялись глыбы сухой земли.
Борт машины был снесен, и Петро, разглядывая машину издали, заметил рассыпанные буханки хлеба, консервные банки.
— Ловко напоролись, — с веселым злорадством сказал он. — Пока суд да дело, мы с тобой, Наталка, харчишек раздобыли.
Он огляделся по сторонам и побежал зарослями к вездеходу. Уже в нескольких шагах от машины Петро заметил на земле трупы двух гитлеровских солдат. Они лежали рядом на положенной кем-то подстилке. У одного из них была размозжена голова. Другой лежал с неестественно подогнутой рукой; на мертвенно-желтых пальцах его виднелась засохшая кровь.
С брезгливостью обходя трупы, Петро не заметил дремавшего около машины часового. Здоровенный, с густыми палевыми веснушками на красных упитанных щеках, он встал из-за машины так неожиданно, что Петро даже не успел выхватить пистолет.
Фашист броском настиг Петра, схватил его за ворот пиджака и толкнул на землю. Петро, падая, ударился головой о что-то тупое и твердое. Он хотел подняться, но солдат ткнул его в бок автоматом и наступил тяжелым кованым башмаком на ноги.
И вдруг пальцы Натальи цепко обхватили шею солдата и рывком запрокинули его голову назад. Не ожидая нападения сзади, гитлеровец потерял равновесие и рухнул вместе с вцепившейся в него женщиной. Он успел дать короткую очередь из автомата, но пули пошли в сторону.
Петро мгновенно вскочил с земли и, преодолевая острую боль в затылке, кинулся на помощь к Наталье. Вытащив пистолет, он выстрелил в часового.
Их заставил обернуться чей-то тяжелый топот. К машине приближался, размахивая парабеллумом, офицер. Сзади бежало около десятка солдат с автоматами.
— Ложись! — хрипло крикнул Петро Наталье и укрылся за корпусом машины. У него осталось в обойме лишь несколько патронов.
Уже слышно было частое дыхание гитлеровцев, звяканье оружия, когда неожиданно, заглушая все, пронзительно резкий, испуганный голос выкрикнул:
— Цурюк! Партизанен! Рус!
В ту же минуту Петро услыхал сзади себя разрозненные выстрелы, свист пуль.
Фашисты, крича и обгоняя друг друга, повернули обратно и рассыпались по кустам.
Петро оглянулся. Двое мужчин стреляли с колена по бегущим гитлеровцам, в двадцати — тридцати шагах от этих двух вели огонь еще несколько человек, а дальше, от самого леса, бежали десятка полтора вооруженных людей.
Низенький партизан с длинным лицом и бельмом на глазу подскочил к Петру и свирепо уставился на него:
— Что за человек?
— Не теряй время, Егор! — окликнули его сзади. Парень с бельмом, которого назвали Егором, только сейчас заметил поднимавшуюся с земли смертельно напуганную Наталью.
— Ступайте оба туда, к лесу! — крикнул он. — Потом разберемся.
Оккупанты каждую минуту могли вернуться. Партизаны, зорко наблюдая за кустарником, спешно нагружались консервными байками, пачками галет.
Петро, еще не опомнившись от всего происшедшего, побрел к лесу, не разбирая дороги, не замечая, что потерял кепку.
— Дай кровь тебе с головы вытру, — встревоженно сказала Наталья. — Глянь, как он тебя, холера, украсил!
В лесу их настиг Егор.
— Ну, как, шарики стали на место? Это они еще мало тебе накостыляли. Всю операцию нам сорвал.
— Какую? — спросил Петро.
— Машину мы с утра поджидали. Тихо хотели, а ты как с цепи сорвался. Откуда это ты со своей бабой вынырнул? Га, бородач?
Петро покосился на говорившего и сказал сдержанно:
— Старшему вашему доложу. А тебе знать не обязательно. Понял? Есть у вас начальник?
— Ишь ты, — обиделся Егор, — секреты держит! Скажи, пожалуйста.
Он недовольно бурчал, но когда Петро, корчась от боли, остановился, Егор взял его под руку и сказал Наталье с грубоватой озабоченностью:
— А ну, хозяйка, цепляйся за него с другого боку. Видишь, как отмолотили твоего напарника!
Штаб партизан располагался в густой чаще леса.
Командир отряда, сидя на траве, беседовал с вернувшимися партизанами. Ему было не более тридцати лет, но густая, видимо недавно отпущенная борода, резко очерченные складки на переносице, усталое выражение темно-карих глаз старили его.
Егор, оставив Наталью на попечение товарищей, подошел вместе с Петром и кратко доложил о встрече с неизвестными людьми. Выслушав его, командир повернулся к Петру и добродушно спросил:
— Как же это ты додумался один на один с Гансами воевать? Если б случайно не подоспели ребята, вряд ли дышать тебе сейчас.
Петро коротко, опуская подробности, рассказал о своих странствованиях, о желании перебраться через линию фронта. О знамени он промолчал.
— Стало быть, пулеметчик? — теребя бороду, переспросил командир.
— Да, на войне стал пулеметчиком.
— Коммунист?
— Член партии с тысяча девятьсот тридцать восьмого года.
— Партбилет уничтожил?
— Нет, зачем уничтожил! При себе.
— Покажи.
Петро сделал движение, но замялся в нерешительности. Документы он наглухо зашил в сорочке. Достать их можно было, лишь скинув ее и показав спрятанное на груди знамя.
— Партбилет я предъявлю, — сказал он, — а только мне надо знать: вы тоже коммунист?
— Коммунист.
— Председатель райисполкома, — подсказал Егор.
— Тогда пообещайте, что поможете пробиться к частям Красной Армии, — сказал Петро. — А партбилет я покажу. Далеко спрятан.
Командир отряда достал коробку папирос. Угостив Петра, он твердо сказал:
— Останешься у нас.
— Я не могу остаться.
Брови командира поднялись.
— Заставим в партийном порядке.
— Разрешите наедине сказать, почему не могу остаться.
— У него секреты, — ухмыльнулся Егор, но, по кивку командира, неохотно поднялся и ушел.
Петро рассказал о смерти Татаринцева, о знамени, которое он взял на сохранение.
— Что сохранил знамя — молодец! — одобрил командир. — Мы его передадим куда нужно. Связь у нас с тем берегом скоро будет.
— Нет, я его сам должен доставить, — решительно возразил Петро. — Я такую клятву над могилой дал.
Он упорно стоял на своем, и командир, сделав еще несколько попыток уговорить его, недовольно махнул рукой:
— Вижу, упрямый у твоего батька сын! Перебраться через Днепр поможем, а пока побудешь у нас. Пулеметчику дело найдется.
