Вера Кетлинская - Иначе жить не стоит
Липатов вошел и от двери угрюмо буркнул:
— Ну, давай. Что за срочность?
Не вставая, Палька выдвинул ногою стул.
— Сядь, Липатушка. Отдышись.
— Слушай, ты! Или давай записку, или… опять фокусы?
Он еще ничего не знал, он не мог знать, что вся их ссора — дребедень, вздор. Он жил в мире, где еще ничего не изменилось.
Палька ринулся к нему, обнял, силой повалил на стул.
— Липатушка, чертушка, не злись! Неужели нам ссориться?
— Тогда не надо было… — ожесточенно начал Липатов.
— Не надо было! Каюсь! Ка-аюсь!.. А теперь забудем! Тут такое дело!..
— Знать ничего не хочу! Давай записку или…
— Никакой записки у меня нет, — перехватывая руки Липатова, сказал Палька. — Я должен был тебя выманить, потому что…
Липатов рванулся и отбросил его, но Палька отскочил к двери и стал перед нею, раскинув руки.
— Ты Ленину веришь?
— При чем здесь Ленин? Ты мне…
— Читай!
Все еще загораживая дверь, он схватил с полки книгу и развернул ее перед носом Липатова. Липатов недоверчиво проглядел начало, потом потянул книгу к себе и стоя прочитал статью. Снял кепку, сел и перечитал.
— Да, — пробормотал он. — Ну и что?
Палька отошел от двери, достал условия конкурса и положил их перед Липатовым. Липатов и это прочитал, уже заинтересованный. Впервые без злости поглядел на Пальку.
— Ну и что?
— А теперь смотри! — заговорил Палька, захлебываясь. — Я бился как сумасшедший! Ты понимаешь, все данные твердят: надо предварительно дробить уголь. Газогенератор, знаешь? Но я подумал: век химии! Да? Раз век химии, то не может быть! Сто лет считали! А я все откинул! Откинул!
Выговорившись, Палька показал схему. Липатов долго разглядывал ее, потом сказал:
— Знаешь, похоже. Очень похоже.
— Надо немедленно начинать работать, Липатушка. Немедленно. Тебе, и мне, и Сашке. И сделать мировой проект. А?
— Я-то зачем? Ты и сам сделаешь.
— Дурень, ты погляди, сколько тут возни! А дело-то какое! Его надо двигать на полный ход! Это ж революция! Экономика высшей стадии!..
Войдя в лабораторию, Саша Мордвинов застал друзей за столом, они что-то писали или подсчитывали. Оба какие-то встрепанные. И эти встрепанные дружки потащили его к столу и заговорили разом, один размахивал томом Ленина, другой какими-то скрепленными листками.
— Спятили вы, что ли? Или спирту хлебнули?
— Спирт — это идея! — воскликнул Липатов. — Но спирт после. Палька, давай по порядку!
Оба нетерпеливо ждали изумления, восторгов или, на худой конец, одобрительного слова. Но Саша все прочитал и перечитал, потянулся к наброскам, рассмотрел их, прищурив глаза, буднично спросил:
— Сжатый воздух? Или кислород?
Палька признался, что сам еще не знает.
— А каналы бурением?
— Даже если обычной проходкой, и то хорошо, это ж самая малая часть работы, — вставил Липатов, оправдываясь, будто он был автором идеи.
— Бурением тут сложно, — в раздумье сказал Саша. — Расчетов еще не делали?
— Расчеты мы будем делать вместе. Не сумею я один. — Палька самолюбиво покраснел и добавил: — Может, и сумею, но проканителюсь.
Саша размышлял, покачиваясь и не глядя на друзей.
— Погоди, погоди!.. — вдруг пробормотал он. — Подземные пожары… Честное слово, об этом есть у Менделеева! Да, да, да! Я еще прочитал и подумал: интересная мысль… У меня и карточка должна быть. Пошли ко мне!
Палька побежал бы, но Саша шел неторопливо, а Липатушка задержался в лаборатории, крикнув, что догонит.
У Саши было множество карточек с выписками. Карточки стояли в картонных коробках в каком-то сложном порядке. Пока Саша перебирал карточки в одной из коробок, Палька из-под его руки прочитал аккуратную надпись: «Прогнозы». Это было похоже на Сашу. Палька написал бы «Мечты!» или «К выполнению!»
У Пальки зудели руки, зудел язык, было нестерпимо сидеть молча и смотреть, как Саша методично перекидывает карточки двумя пальцами.
— А вот и мы! — от двери крикнул Липатов.
Мы — это был он сам и спирт, похищенный в лаборатории из тайников Федосеича.
— Не нашел? — вскользь поинтересовался Липатов и начал рыться в холостяцком хозяйстве Саши.
— В тумбочке есть мензурки, — через плечо бросил Саша и вдруг взволнованно выдернул карточку. — Вот она! Целых две выписки!
Замер с мензурками в руках Липатов, замер, открыв рот, Палька.
Саша прочитал торжественным голосом:
— «Много слышал я про пожары каменных углей. Один случился в самом Кизеле, но успели затушить, просто преградивши доступ воздуха из всех отверстий. Другие же пожары не могут потушить годами. По поводу этих пожаров каменноугольных пластов мне кажется, что ими можно пользоваться, управляя ими и направляя дело так, чтобы горение происходило как в генераторе, то есть при малом доступе воздуха. Тогда должна происходить окись углерода, и в пласте должен получаться „воздушный“, или „генераторный“ газ».
Липатов шумно восторгался, а Палька совсем притих, только спросил пересохшими губами:
— А вторая?
— «Настанет… такая эпоха, что угля из земли вынимать не будут, а там, в земле, его сумеют превращать в горючие газы, и их по трубам будут распределять на далекие расстояния».
— Это же то самое! — закричал Липатов. — То самое!
— Первое написано в восемьсот восемьдесят девятом году, в связи с Уралом, — уточнил Саша. — А второе еще раньше, в восемьсот восемьдесят восьмом году, в статье «Будущая сила, покоящаяся на берегах Донца».
— Мы ж ее читали студентами, — пробормотал Липатов, — и вот поди ж ты — не углядели.
Палька молчал. Ошеломленно, почти испуганно. Несколько десятилетий великая идея гения ждала его!
Липатов разлил спирт, поднял мензурку.
— Ну, дружки, за подземную газификацию угля!
— За подземную газификацию угля! — сказал Саша, вставая.
— За подземную газификацию угля! — шепотом повторил Палька.
Выпили. Палька стоял, сразу побледнев. Липатов налил по второй.
— А эту за что?
— За дружбу! — выкрикнул Палька. — За дружбу, за успех, за химию, за промышленный переворот… За все!
— За все! — мечтательно подтвердил Саша.
— За все так за все! — сказал Липатов и опрокинул в горло спирт. — По третьей, что ли?
— Нет! — твердо сказал Палька. — Сейчас надо работать!
— Сейчас надо спать, — поправил Саша. — И вот что, друзья. Мне до отъезда три недели осталось. Что успеем, то успеем. На три недели я — ваш.
— Да в три недели мы горы свернем! — закричал Палька с хмельным восторгом.
— Не заносись, Палька. Только начнем сворачивать.
— И то не худо, — рассудил Липатов.
— Я у тебя ночую, ладно? — Палька уселся на койку и подсунул подушку под спину. — Ох, ребята, до чего ж это все…
Липатов привалился к его плечу, толкнув кулаком в бок.
— Тут главное — выработать точную систему работы, — сказал Саша, присаживаясь на край койки.
Рассвет застал друзей вместе.
— И если разрешить проблему продольного бурения по заданному направлению… — говорил Саша.
— Утро уже! — удивился Палька, заметив бледный отсвет на стекле, и, сладко зевая, подошел к окну.
Мглистый туман еще лежал на улицах города. Акации в сквере напротив общежития казались черными, а верхушки пирамидальных тополей уже ловили свет утра. За таинственными впадинами раскрытых окон во всех домах стояла сонная тишина. Тускло поблескивали железные крыши, серыми пятнами расплывались черепичные. Горизонт обозначался то одиночными, то выстроившимися в ряд заводскими трубами и бесчисленными черными холмами терриконов. Между двумя из них в желтоватых слоистых дымах выползало неяркое солнце.
— У-у-у-ух, здорово! — воскликнул Палька, набирая полную грудь прохладного, припахивающего дымком воздуха, а вместе с ним всю неохватную радость существования. Но радость вдруг как бы споткнулась. Он повернулся к друзьям и совсем тихо проронил: — А Вовка-то… не дожил.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
РЕШЕНИЯ
Недавно прошел сильный дождь, и земля дымилась, а если взглянуть вверх — видно было, как слоится воздух, пронизанный испарениями. Большие капли набухали на листьях и падали: звонко — на камни, мягкими шлепками — на землю. Дорожки раскисли, а перед самой калиткой разлилась огромная лужа.
Кузька таскал камни, пытаясь замостить лужу, ему помогала Галинка — за последнюю неделю она совсем прижилась в доме Кузьменко, вернее, в сарае, что стоял в глубине двора.
Люба бродила по вязкой дорожке взад-вперед, взад-вперед. Она не могла заставить себя уйти на веранду, где сидели родители с Липатовым и Катериной. Мать то и дело выглядывала в сад:
— Не идут?
Она спрашивала обо всех троих, но Люба понимала, что сердцем она ждет одного — Никиту…
