Галина Башкирова - Рай в шалаше
Вечер Денисовы провели у учителя, в его новом недостроенном доме. Петька играл с двумя маленькими ребятишками, взрослые снова сидели за столом, на воздухе. Видно было реку и долину внизу, заходившее солнце золотило купола далеких церквушек. Федор Михайлович не задавал вопросов о новых спектаклях, книгах и последних московских новостях, как обычно делают провинциалы, — его переполняли собственные заботы. Рассказывая о школе и школьном музее, он изумленно поднимал густые темные брови, удивляясь, что есть люди, которые не понимают, а есть, которые мешают, а одна старуха запросила за старинную юбку со школы семьдесят рублей, какая несознательная бабуся! Жена его, плотная темноволосая женщина, подавая на стол, хлопоча с угощением, тоже изумлялась вместе с мужем, готовно с ним во всем заранее соглашаясь.
Узнав, что Таня психолог, Федор Михайлович оживился и сказал, что изучение психологии у него в плане, но намерен приступить только через семь лет, пояснив, что в этом году поступает на заочный юридический — считай, учиться шесть лет, годик отдохнуть, а потом и дальше учиться можно. Вопросу, зачем ему юридический, он удивился:
— Каждый человек должен знать свои права и обязанности, не знаю, как вы, я в этом смысле темень, Тамара моя тоже.
Тамара согласно и радостно закивала головой.
— Мне граждан воспитывать надо в сознании своих прав! — добавил он. И стал рассказывать запутанную историю о строительстве Дома культуры, на который их председатель истратил пятьсот тысяч неположенных рублей, и его за это привлекли, снимать хотят, перерасход, а председатель обещал ему в Доме культуры четыре комнаты под музей. А он обещал председателю отдать музей колхозу. Пусть будет не школьный музей, ему, Федору Михайловичу, не жалко, пусть колхозный. Знал бы он законы, он бы председателя поостерег, провели бы деньги по тем статьям расхода, что положены, а так темень, и страдает теперь очень хороший человек. Вот какой случай толкнул его в юридический.
Солнце зашло, над лугами, на той стороне реки, поднимался туман. Соловей запел, быстро и весело. Чай пили с вареньем из сливы «угорка». «Пробуйте, у вас в Москве таких слив нет», — угощал Федор Михайлович. Психология, может, и нужнее учителю, чем юридический, прикидывал он вслух, но должен же человек быть во всеоружии в случае чего... Главное в психологии детей, так они с Тамарой считают, игра. И Тамара радостно подняла брови и согласно кивнула мужу. Без игры в школьном деле — никуда, он, Федор Михайлович, пробовал, прикажешь идти ребятам в соседнюю деревню записывать частушки, пойдут, а принесут шиш, устроишь игру по классам — чего только не запишут. И места боевой славы... важный воспитательный момент, но ведь дети же, куда им понять, вот и приходится играть, придумывать, потом поймут, когда вырастут; лично он, Федор Михайлович, тоже недавно только этот момент прочувствовал. До середины XIX века история деревни у него уже, между прочим, изучена. Бабушки, прабабушки... У него ребята сочинения на эту тему пишут, тоже игра: «Кто больше узнает о своих предках». Девятнадцатый век ничего, хотя всеобщая неграмотность подводит, с восемнадцатым неизвестно, что делать, вздохнул он. И обидчиво посмотрел на Таню.
— Думаете, неактуально? — изумленно вскинул темные брови. — Я считаю, патриотизм должен быть конкретным.
— Я тоже, — согласился Денисов.
А Таня предложила связать Федора Михайловича с детскими психологами.
— Все, что вы делаете, актуально и современно, — сказала она.
— Я сам чувствую, выразить не могу, но очень чувствую, — ответил он, оглядываясь на свою Тамару.
— Они вам сразу тему дадут, — улыбнулась Таня, — «Игровые методы воспитания», диссертация на конкретном материале. Только вы им особенно не поддавайтесь.
Он снова обидчиво на Таню глянул, и в самом деле, трудно было представить, чтобы он кому бы то ни было легко дался в руки.
— Да вы не обижайтесь, — сказала Таня, — они вас наукой начнут пугать, а вы о главном догадались и без науки.
— Да нет! — отвергая Танину иронию, ответил Федор Михайлович. — Наукой нам подковаться не мешает. — И оглядел недостроенный свой дом, некогда было, видно, ему строить свое, оглядел заречные, тонувшие в тумане дали. — Наука нам нужна. Одно дело простой учитель, другое — кандидат наук с тремя образованиями. К сорока годам все исполню. И еще такой план. Каждый год ездить за границу, для расширения кругозора. В Чехословакии, Англии и Монголии уже был, от нашего профсоюза. Тамара, — обратился он к жене, — альбомы принеси, покажем, как мы ездили. Фотографии делаю, — пояснил он, — для школы, ну и заодно для себя. Вот рубашка на мне, удивляетесь, наверное, — тоже привез, из Чехословакии.
Соловей заливался все веселей, дети, оставленные без присмотра, убежали куда-то. «Пусть, — махнул рукой Федор Михайлович, — у нас не потеряются, праздник, приглядят».
Денисов сидел тихий-тихий, было заметно, что Федор Михайлович ему нравится.
— Меня на повышение звали, — спокойно сообщил учитель, — директором педучилища. Расти, говорят, Федя, ты молодой, активный, партийный, тебе рост нужен, шесть лет в деревне отсидел, энергии, говорят, в тебе не на деревню, а на целый район, а в перспективе — на область. Отказался. Может, дурак, думаете? — посмотрел он на Денисова.
Денисов пожал плечами.
— Я так не считаю, что я дурак. И Тамара не считает.
Они посмотрели друг на друга все с той же изумленной радостью, словно не успели наглядеться.
— А многие здесь считают, я дурак.
— Это почему же? — спросила Таня. — Вы же их детей воспитываете!
— Потому что я самый бедный! — Федор Михайлович засмеялся. — Не верите? Тамар, а Тамар! — смеялся он пуще. — Правда, мы с тобой бедные? Вон гости не верят.
— Здесь все очень хорошо живут, — сказала Тамара первую фразу за весь вечер и покраснела. — Колхоз богатый. Тракторист в два раза больше Феди получает. И скотину мы не держим.
И они снова согласно глянули друг на друга.
— Разве мы бедно живем? — смеялся Федор Михайлович. — Дом строим, мотоцикл есть, телевизор есть, фотоаппарат там, киноаппарат, — все есть, что нам надо для нашей жизни. А они мне: «Ты бы, Федя, хоть кроликами себя поддерживал». Куда мне с кроликами, на них время нужно.
— На школу много денег уходит, — несмело дополнила Тамара.
— А вы чего удивляетесь? — снова обиделся учитель. — У меня на руках музей — этнография и история, думаете, бесплатно все достается?
— А вы же рассказывали, что ребята зарабатывают в колхозе? — сказала Таня.
— Ну?
— Значит, у вас есть школьные деньги.
— Не хватает! — сокрушенно ответил учитель. — Не умею деньги в кулаке держать. То нужно, это нужно, а вещь редкая попадется — предмет городского быта или предмет сельского, продавец есть, а денег у школы нету. Хватать сразу нужно, желающих, знаете... Воронье из города налетит... Из-за них наши бабки все продавать стали, раньше даром отдавали.
— У Феди лучший школьный музей в области, — снова несмело улыбнулась Тамара.
— И горжусь! — Федор Михайлович встал, прошелся по двору, возвратился с улыбкой. — Может, выпить хотите? Я не предложил, я вообще непьющий, так, по случаю праздника. За музей выпить согласен. Горжусь, — повторил он, — и этого факта не скрываю, за пять лет лучший музей в области.
— У Феди грамота есть, — сказала Тамара. — От института этнографии, за охрану старины.
— Это еще посмотреть надо, может, у меня лучший музей в стране, никто не сравнивал. — Заложив руки за спину, выпрямившись, Федор вдумчиво оглядел тот берег. — Вот что там было, на том берегу, в восемнадцатом веке, хрен его знает, ученых спрашивал, историков, смеются: «У тебя, говорят, Федя, не развито историческое мышление, разве, говорят, можно все знать про каждый луг, в документах не отражено». — «А в Англии, говорю, отражено, сам видел. Чем мы хуже?» — «Вот и займись, говорят, Федя, отражай» — и смеются. Федор Михайлович сел на лавку и засмеялся. — Чудаки! И займусь, и найду. — И зорко глянул на Денисовых, проверяя впечатление. — Не верите? А говорят, уходи, Федя, на повышение, горы свернешь! Куда мне уходить? Я не понимаю, — голубые глаза его остро изучали выражение их лиц, — не понимаю! — Темные брови на худощавом лице снова вскинулись изумленно.
И изумленно-радостно откликнулся его словам соловей в кустах.
...В конце того лета Федор Михайлович прислал Денисовым письмо, где сообщал, что в юридический институт поступил, яблок в этом году много, был с ребятами на раскопках под Белгородом, взял знакомый археолог, повезло, и попросил Валентина прислать в музей краткую биографию деда и фотографию, а если не трудно, то описание истории семьи до XVIII века, спрашивал еще, не нужно ли прислать меда, мед в это лето дешевый. Денисов сел за машинку и несколько вечеров писал ответ. Что он написал, Валентин Тане не показывал, ездил только к матери, брал старые фотографии, отдавал на пересъемку. Он отнесся к просьбе Федора Михайловича на удивление серьезно... И потом, возвращаясь из-за границы, всякий раз привозил множество проспектов и открыток и отправлял их туда, ближе к серому обелиску, на высокий берег реки.
