Евгений Емельянов - Хорошие люди
Станислав задержался в пути: долго не принимала Москва, и пришлось полдня сидеть в Ташкентском аэропорту. Из Москвы до Вахтомино надо было добираться поездом.
На станции Станислава встретил Юрий — вытянувшийся, белоголовый, серьезный. Незнакомым голосом сказал:
— Мы вчера схоронили бабушку.
Братья побывали на могиле бабушки Варвары, положили цветы. Трудно было поверить в то, что не стало человека, к которому Станислав был привязан больше, чем к кому бы то ни было еще. Теперь Станислав не смог бы вспомнить, какие именно слова он произносил, прощаясь с бабушкой Варварой четыре года тому назад. Но дело было не в словах. Он помнил другие: он простился с ней, как и вообще со всеми, легко, без болезненных переживаний. Если бы он мог знать, что уже никогда не увидит ее! «Она всегда была его заступницей, — думал Станислав. — Всегда».
Смерть бабушки Варвары не могла до конца заглушить в нам радость от встречи с родиной. Он понимал, что это очень некрасиво — радоваться в такое черное время, но не мог заглушить в себе возвышенные чувства. Дым отечества действительно оказался и сладок, и приятен. И березы, о которых сложена столько песен, волновали сердце, и река, и «горбатые» улицы села, и дом Барабановых, казавшийся теперь чужим и холодным, и Марина Семеновна — мачеха, которую Станислав не принял когда-то, — все это было детство — далекое, безвозвратное…
Когда радость встречи немного поутихла, Станислав спросил:
— Может, ты мне теперь объяснишь, почему Оля Барабанова вышла замуж?
— Странный ты человек, — младший Вахтомин пожал плечами. — Сам женился, а хочешь, чтобы тебя кто-то ждал…
— Господи, — вздохнул Станислав. — Ты ничего не знаешь и говоришь такую чушь. Я женился, к твоему сведению, после того, как Оля вышла замуж.
Юрий Вахтомин сдвинул брови; не отвечая, он некоторое время внимательно изучал лицо старшего брата. Затем спокойно спросил:
— В чем дело, Стас? Я разговаривал с Олей, мы виделись с ней пару раз, когда она приезжала сюда еще холостая, а ты уже был женат на женщине, с ребенком. И фотокарточку нам прислал… Женщина ничего… и ребенок тоже… В чем дело, Стас? — У младшего брата изменилась окраска голоса — она стала более участливой. — Я ничего не понимаю…
Станислав подошел к окну и начал смотреть в сторону села — в ту сторону, откуда прилетела однажды в Узбекистан тяжелая весть, прилетела — и в корне изменила жизнь рядового солдата Вахтомина. «Странные люди», — подумал Станислав, не оборачиваясь и продолжая глядеть на село, лежащее в низине за рекой, стараясь отыскать дом Барабановых, словно это могло что-то изменить, могло дать ответ на многочисленные вопросы, которые возникли у Станислава; словно от того, увидит он сейчас дом Барабановых или нет, зависело очень и очень многое, чуть ли не вся жизнь. Юрий молчал, и Станислав воспринимал это с благодарностью, потому что сейчас не нужны были лишние слова, потому что теперь никакие слова не изменят того, что произошло, не вернут прошлого, в котором, оказывается, были упущенные возможности… «Странные люди…» — тихо, почта про себя повторил Станислав. Отвернувшись от окна, он прошелся по комнате и сел на свое место. С улыбкой, которая была и не улыбка вовсе, а жалостливое подергивание губ, сказал:
— Я еще на первом году службы получил письмо о том, что Оля вышла замуж.
— На пер-во-ом?! На первом году? Оля вышла замуж намного позже, говорю же… Кто прислал тебе это письмо?
— Кто? — Станислав взглянул на брата, не видя его. — Кто прислал? — Он покачал головой. — Тебе это очень хочется знать? — И пришло воспоминание о Веньке Барабанове. О друге. — Теперь это неважно — кто. Я думаю, что тебе такие письма получать не придется.
Станислав по-прежнему был далек и от Юрки, и от этой комнаты, не помнил, не думал даже о причине, которая привела его в Вахтомино.
Разные мысли приходили Станиславу в голову, и одна из них была о том, сумеет ли он теперь спокойно смотреть в глаза своему другу Вениамину, потому что тот тоже был из семьи Барабановых. Но Станислав не знал тогда еще, что в день его отлета в Россию Вениамин прибыл вечером к нему домой: узнав от Людмилы о смерти бабушки Варвары, сказал, что Стаська должен был дать ему телеграмму, что настоящие друзья так не поступают и что он немедленно едет в аэропорт… «У вас есть свободные деньги, Люда?»
Правда, Вениамину удалось улететь только на другой день.
Станислав не знал, что пройдет всего несколько часов после такого важного разговора с младшим братом, как Вениамин Барабанов — брат Оли Барабановой, сын Софьи Николаевны Барабановой — явится в деревню Вахтомино, чтобы принести братьям свое соболезнование.
Станислав и Юрий сидели в своей комнате — в той комнате, с которой было связано столько воспоминаний, — и предавались грусти. В комнату вошел Вениамин.
— Венька! Ты?
— Я, — Вениамин поздоровался с братьями за руку. — Ребята я соболезную, — сказал он. — Честное слово, жалко. Такая хорошая была старушка. Такая вежливая, гостеприимная. Жаль. Так неожиданно. Я, когда демобилизовался и приехал сюда, видел ее, она была совсем здорова.
— Тогда — да, была, — сказал Юрий.
— И вдруг… Трудно понять, в чем дело.
— Инфаркт, — объяснил младший брат.
— Инфаркт? Странно… Я почему-то всегда считал, что инфаркт бывает только у мужчин…
Помолчали. Наконец Станислав спросил:
— Ты откуда взялся?
— Оттуда, — последовал ответ. — Не мог сообщить мне?
— Сообщить? В такие минуты трудно думать о чем-нибудь еще.
На другой день Станислав, Юрий и Вениамин отправились на кладбище и положили на свежую могилу цветы. Потом медленно шли обратно, почти не разговаривая. Когда очутились в селе, Вениамин предложил:
— Зайдем к нам? Помянем.
— Спасибо, — несколько поспешно сказал Станислав.
— За что «спасибо»? — удивился друг. — Неужели ты не заглянешь к нам домой? Я помню, когда-то…
— То — когда-то…
Вениамин, который, видимо, собирался поиронизировать на какую-то тему, неожиданно передумал делать это, посерьезнел.
— Хотя да, верно. Я все понимаю…
— Посидеть нужно, но только у нас, — сказал Юрий.
— Я забыл… Конечно…
Они купили бутылку водки, пришли в Вахтомино и вновь весь вечер просидели за столом. Помянули бабушку Варвару — раз, второй, третий; потом разговор переключился на другое. «Так всегда бывает, — думал Станислав. — Всегда говорят о другом…»
Юрка вдруг спросил:
— Веня, ты переписываешься со своей сестрой?
— Редко… А что?
— Как она там?
— Нормально. А что?
— Просто — спрашиваю.
— Просто так не спрашивают.
— Вот сказал! — возмутился Юрий. — Если ты нам друг, почему же не спросить?
Поздно вечером, когда братья укладывались спать, Юрий поинтересовался:
— А все-таки, Стас, кто написал письмо?
— Забудем о письме, ладно? — не очень вежливо ответил Станислав. — Теперь это неважно.
— Почему? Я догадываюсь, кто.
— Вот и держи при себе.
— Ладно… Но это подлость. Все могло быть по-другому. Понимаешь?
— Давай спать, Юра.
За день до отъезда Вениамин сказал:
— Стас, я обижусь, если ты не зайдешь к нам.
По его голосу Станислав понял, что друг не шутит.
— И мать обидится, и отец, — добавил Вениамин. — Съедим мы тебя, что ли?
— Конечно, зайду, — сказал Станислав. Он понял, что на этот раз ему не отвертеться от приглашения.
Он пришел в дом, который казался ему когда-то сказочным, потому что в нем жила Оля.
— Стасенька, боже мой, неужели это вы? — Такими словами встретила его Софья Николаевна. — Как вы возмужали. И загорели в этой своей Азии — не узнать!
— Это не в Азии, — ответил Станислав. — Это мы вчера с братом на Цне купались…
— Да? Правда? — Софья Николаевна для чего-то оглянулась на мужа, который стоял рядом, дожидаясь своей очереди поздороваться с гостем. — Ну, это неважно. Заходи, заходи!
— Здравствуй, Станислав, — Геннадий Егорович протянул ему руку. — Вот ты какой добрый молодец!
— Я такой же… — Станислав почему-то смутился под взглядом хозяина дома. — А как вы тут?
— А мы скрипим помаленьку..
— Мы — ничего, — бодрым тоном сказала Софья Николаевна. — Что с нами сделается?
Станислав прошел в комнату и сел на диван, словно сильно устал и теперь решил отдохнуть и расслабиться. На самом же деле он почему-то подумал, что если сядет на диван, будет чувствовать себя более уверенно, чем если ему придется «приземлиться» на стуле. Станислав откинулся на мягкую спинку и действительно почувствовал, что настроение улучшилось. Теперь он мог спокойно взглянуть Софье Николаевне в лицо, и он сделал это. Он увидел, что мать Оли и Вениамина если и не постарела так сильно, как ее муж, то и прежней не осталась. Она располнела еще больше, лицо «обзавелось» вторым подбородком. Лишний жир, однако, не скрасил многочисленные морщины на шее, и Софья Николаевна тщетно старалась прикрыть их несколькими нитями бус.
