Евгений Емельянов - Хорошие люди
«Вот так мы сами создаем проблемы, — думал он. — Проблемы из ничего, из пустоты. Человек живет на Северном полюсе. В пустыне. В космосе. Под водой. И — ничего. Привыкает. Почему же трудно жить в вагончике или в палатке?»
— Между прочим, Люда, там строится город, и он будет получше твоего…
— Никогда! — возразила она. — Никогда там не будет таких деревьев, как у нас. Не хочу! И таких улиц, и парка… Не обижайся на меня, Стасик.
— Я не обижаюсь.
Некоторое время они не возвращались к этой теме, но однажды Людмила упомянула о ней в присутствии Дильдор Аскаровны:
— Представляете, Дильдор Аскаровна, этот вот солдат, — она показала пальцем на Станислава и возбужденно рассмеялась, — этот солдат хочет ехать на строительство комбината цветных металлов! В Учкент!..
— Правда? — Вопреки ожиданиям Людмилы, Дильдор Аскаровна осталась очень серьезна. — Это очень хорошо, Люда, стройка очень большая, там один мой родственник работает, Юсуп Шарипов, он в мастерских где-то… Он говорит, что комбинат будет очень большой. Это под Ташкентом.
— Ну вот, Дильдор Аскаровна! — Людмила капризно надула губы. — Я думала, что вы меня поддержите, а вы наоборот.
— Я разве тебя не поддерживаю? — удивилась женщина, поправляя выбившиеся из-под платка волосы, — я тебя очень даже поддерживаю, конечно надо… — Она взглянула в лицо Людмилы и запнулась. — A-а, я понимаю! Ты не хочешь ехать, да? Правильно я понимаю?
— Конечно, не хочу!
— Мы пока никуда не едем, — сказал Станислав.
— Люда, ты зачем шутишь? — в голосе хозяйки дома появились осуждающие нотки, хоть она и постаралась нейтрализовать их доброй улыбкой.
— Я не шучу, Дильдор Аскаровна.
— Да? Ну, тогда, если вы поедете, мой родственник Юсуп Шарыпов…
— Дильдор Аскаровна, я же сказала: я не хочу ехать!..
— Вах, — узбечка сокрушенно развела руками. — Я совсем не понимаю.
— Дильдор Аскаровна, — вмешался Станислав, — мы просто еще ничего не решили. Понимаете?
— Понимаю.
— Мне еще служить полгода.
— Да-да.
— А там видно будет.
До демобилизации оставались считанные месяцы, и на «старичков» многие командиры смотрели сквозь пальцы. «Старичку» разрешалось делать то, что молодым во сне не приснится. Им разрешалось, например, ходить в столовую поодиночке, опаздывать из увольнений (чем Станислав не преминул воспользоваться), не спать после отбоя… Правда, за все эти прегрешения «старичков» тоже наказывали, но уже чисто для проформы.
В эти оставшиеся до демобилизации дни сомнения доконали Станислава Вахтомина. Если в первое время после женитьбы он и мысли не допускал о том, чтобы вернуться в Вахтомино, то теперь все чаще и чаще «ревизовал» свое решение осесть в Узбекистане. В некоторой степени способствовала этому Людмила, категорически отказавшаяся ехать на новостройку. Но если не уезжать, сумеет ли Станислав подыскать в городе «денежную» работу? Разумеется, он может в любое время устроиться станочником в деревообработку, но даст ли это Станиславу моральное и материальное удовлетворение? Он бы не сомневался, оставаясь одиноким. Но у него была семья, о которой надо заботиться. Своими мыслями Станислав поделился с Людмилой:
— Если мы останемся в городе, что я буду делать?
— Ха! — несколько презрительно ответила она. — Была бы шея, а хомут найдется.
— У меня не очень высокооплачиваемая специальность.
— Ты найди другую.
— Какую другую?
— Любую! У нас здесь и химический завод, и трансформаторный, и «Сантехлит»… Не считая нашей трикотажной фабрики. И… мало ли!
— Поедем лучше к нам.
— Куда?
— Домой. В Вахтомино. В Россию.
— Ну, удивил’ Да ведь мы уже говорили об этом! — искренне воскликнула Людмила. — Я азиатка, а ты зовешь меня в холод. Ты знаешь, какая я мерзлячка?
Услышав слово «мерзлячка», Станислав вспомнил, что разговор о поездке в Вахтомино действительно уже был. И все же он сказал:
— Если тепло одеться — не холодно.
— Нет, даже и говорить об этом не хочу. Ты у нас акклиматизировался, уже привык здесь… Верно? — Людмила замолчала, отвернулась; Станислав успел увидеть на ее лице отражение многочисленных мыслей, которые, видимо, расстроили ее. — И вообще меня удивляет, — продолжала она капризным голосом, — что ты только о том и говоришь, чтобы куда-то уехать.
— Я хочу как лучше.
— И все время портишь мне нервы.
— Ладно, больше не буду.
Но после того, как Станислав принял окончательное решение никуда не уезжать, его еще сильнее потянуло в Вахтомино. Чем быстрее приближался день, когда он снова станет гражданским человеком, тем сильнее тосковал Станислав по родным местам.
Когда состоялась новая встреча с Вениамином, Станислав признался ему, что скучает по дому так сильно, что готов бросить все и сбежать.
— Так у нас на роду написано — скучать, — рассудительно ответил Вениамин. — Знаешь, что я тебе скажу? Ты будешь скучать всю свою жизнь. Сейчас — по детству и по деревне Вахтомино, через десять лет — по армейской службе и по Азии, если уедешь отсюда; будешь скучать по холостой жизни…
— Допустим, по армии я скучать не буду. Я по природе не солдат.
— Будешь. Не потому, что ты солдат или не солдат, а потому, что все это молодость. Человек всегда тоскует по ушедшим дням.
Быстро пролетело последнее армейское лето, осенью рота собирала хлопок в соседнем колхозе, и Станиславу редко удавалось выбраться в город. Однажды, когда это ему удалось, он предложил Людмиле поискать более просторную квартиру.
Узнав об этом, Дильдор Аскаровна расстроилась:
— Люда, неужели ты меня бросишь?
— Дильдор Аскаровна, я вас очень люблю, но ведь теперь…
— Вам будет тесно, да?
— Дильдор Аскаровна, — сказал и Станислав, испытывая чувство вины, — вы не обижайтесь на нас, пожалуйста, мы будем к вам часто в гости приходить.
— Почему гости? Зачем гости? — ещё больше возмутилась хозяйка квартиры. — Мне одной зачем такая квартира? Вам тесно, да? Берите эту комнату еще, — она повела рукой по воздуху. — Пусть вам будет просторно!
— Какая вы замечательная! — Людмила бросилась обнимать женщину. — Я даже не ожидала.
Дильдор Аскаровна высвободилась из ее объятий, замахала на нее руками:
— Не надо, не надо!
— Спасибо вам, — сказал Станислав. — Но я боюсь, что все-таки мы вас стесним…
— Не надо! — повторила женщина. — Я одна, все мои родные уехали, вы занимаете комнату и будет хорошо.
Оставшись с Людмилой наедине, Станислав сказал:
— У тебя и правда замечательная квартирная хозяйка.
— А ты думал, что только у тебя хорошие друзья? Кстати, что говорит твой Вениамин? Доволен?
— Еще как. Мы-то с тобой не знаем, что к чему, а оказывается, первая очередь комбината уже действует. Рудники работают, обогатительная фабрика… Сейчас строят медеплавильный завод.
— Пусть строят.
— Веня очень хорошо зарабатывает на экскаваторе…
— Молодец.
— Зовет меня к себе помощником.
— Только и осталось.
— Это было бы здорово. Мы же друзья…
— Слышала. — С легким раздражением в голосе Людмила сказала: — Стасик, милый, я тебя не держу около своей юбки… Хочешь — езжай на все четыре стороны… Думаешь, я не знаю, почему ты заводишь такой разговор?
— Почему? — поинтересовался Станислав.
— Только потому, что тебе вот-вот демобилизовываться, ты станешь свободным человеком. Ты думаешь: не поедет эта дура на стройку — уеду один…
— Людмила…
— Что «Людмила»? Скажешь, я не права? Ты уверен, будто я не знаю, как вы все поступаете в таких случаях? — Она покраснела от гнева. — Пришел, попользовался — и до свидания!
— Люда!
— И после нас хоть потоп!
Это была истерия. Станислав хотел обнять Людмилу, но она оттолкнула его:
— Уходи! Уезжай! Хоть к Вене, хоть к черту на рога! Я без тебя проживу… Ты мне ничем не обязан… Уходи!..
В тот день ему с трудом удалось успокоить Людмилу, но тяжелый осадок в душе остался и не давал покоя.
Через неделю, когда Станиславу вновь удалось получить увольнительную, Людмила встретила его, как ни в чем не бывало, угостила пельменями и рассказала о том, каким образом она хочет построить семейную жизнь, чтобы никогда, никогда, никогда не ссориться.
— Ты на меня не обижаешься, да? Ты не сердишься на меня, дорогой солдатик? Я пошутила с тобой тот раз, а получилось плохо. Что на меня нашло — не знаю, это все не по-настоящему… Я совсем, совсем другая, честное слово! Я не хочу, чтобы ты думал, будто я испорченная женщина и ничего не понимаю… Я все понимаю! Просто на меня иногда находит… Хочется плакать или смеяться… И такая злость приходит — всех бы растерзала! — Она раскраснелась. — Не пугайся только, хорошо? Это я шучу. Шучу я…
