Ганс Леберехт - Свет в Коорди
— Хочет, — кивнул головой Каарел. — Да не один. Из города, с предприятий народ едет к нам на воскресник… Йоханнес Уусталу сообщил утром. Человек двести, кажется…
— Шутишь? — изумился Пауль, вытаращив глаза. — Хотя что ж, от старого Йоханнеса можно ожидать…
Он радостно захохотал.
— О-хой! — заорал трубный голос Кристьяна Тааксалу. — Старый Уусталу едет! Помощь идет, — жми да жми… О-хой!
Колхозники с любопытством поднимали головы. Что там болтает Тааксалу? Какие вести принес Маасалу? Откуда бы это ждать помощи, кто едет?
Каарел поднес ладони ко рту рупором, но в это время издали донесся протяжный гудок машины.
— Едут! — заорал кто-то.
И, побросав кирки и лопаты, люди вставали на насыпь, чтоб лучше видеть.
По дороге, которой они утром пришли сюда, вдали, мелькая меж сосенками, ехала машина, другая, третья… Машины — полные народом… Ярко, непобедимо, притягивая к себе взоры и словно отрицая все ржавые и серые цвета огромного Змеиного болота, на машинах алели флаги. Ветер издали донес слова песни.
Парторг Муули поискал глазами, куда бы встать, чтоб охватить одним взглядом людей вокруг, и, не найдя ничего высокого на болотной почве, вскарабкался на станок точильного круга.
Колхозники из Коорди одобрительно усмехнулись находчивости Муули.
Теперь Муули видел множество незнакомых ему лиц, молодых и старых, мужчин и женщин; они сомкнулись с так хорошо знакомой ему группой людей из Коорди. Он отыскал глазами в толпе Муруметса и Вао, Лаури, Татрика и Тааксалу, по плечи возвышающегося над шляпами мужчин, — все они стояли сейчас немного смущенные и как бы оробевшие. — и дружески улыбнулся им.
— Смотри-ка, как много стало сегодня людей на Змеином болоте, — одобрительно и громко сказал Муули. — Тут никогда не было столько людей… Знать, советская власть привела кожевников, железнодорожников, пекарей и всяких других профессий рабочих из соседнего нашего города помочь колхозникам построить новую жизнь в Коорди, помочь осушить Змеиное болото, создать на нем хлебородные поля — хлеб посеять на болоте…
— Я вижу, они привезли флаги с собой и большие портреты Ленина и Сталина, — задумчиво сказал Муули. — На Змеином никогда не реяли флаги. Советские люди принесли эти флаги в тайгу и пустыни, на север и юг… И всюду, куда несут они, по зову великого Сталина, новую жизнь, где открывают электростанции и шахты, заводы и новые поля, ставят они красные флаги. Так вот и сегодня, приступая к общей работе на Змеином болоте, мы распускаем флаги над ним… К работе, товарищи, за дело!
Он соскочил на землю в громе аплодисментов. Неся впереди флаги, позванивая лопатами и кирками, люди двинулись вперед. Длинной вереницей вдоль линии вешек растянулись они…
Йоханнес Уусталу, посовещавшись с Паулем, повел передовую бригаду из железнодорожников — опытных рабочих. Уусталу, как всегда во время работы, был в своей неизменной полинявшей синей робе; двигался средь множества людей как в собственной семье, — все его знали, и никого не удивляло его присутствие здесь. Такое уж дело у Йоханнеса — строить и строить новое!
Йоханнес Вао потянул задумавшегося Пауля за рукав:
— Не будем терять времени, — подмигнул он. — Знаешь, гости всегда по хозяевам равняются…
И снова кирки впились в землю, полетели комья с лопат.
Шумно стало на Змеином болоте от криков, от стука топоров и кирок, от непрестанного визга точила. Где-то впереди люди, расчищающие болото, разожгли костер. Огонь сначала принимался плохо, болотные цепкие травы шипели и гасли, пропитанная сыростью почва губила огонь, и корни, и сучья, сваливаемые в огонь, были сырые, но усилия и умение людей сделали свое, — костер разгорелся. Тогда в него стали бросать выкорчеванные пни, охапки кустарника и целые сосенки. Пламя загудело и, раздуваемое ветром, взмыло высоко, и дым столбом поднялся к самому небу. Было в этом хлопотливом жарком горении пламени, испепеляющем болотную поросль, мешающую вспахать поле, что-то родственное кипучей работе людей на болоте.
Костер увидели издалека Семидор и кузнец Петер, ремонтировавшие дамбу на старой мельнице.
— Горит, — с удовольствием сказал Семидор и сморщил красное, словно печеное лицо, в веселой улыбке. — Выжигают Змеиное под поле…
— Да… — согласился Петер, откладывая на минутку молоток и клещи, чтобы полюбоваться на столб дыма, встающий на горизонте. — Конец Змеиному болоту.
Когда солнце перевалило за полдень, люди из Коорди на короткое время приостановили работу и, усевшись тут же на краю канавы, развязали мешочки со снедью, прихваченной из дому, чтоб подкрепить силы.
Муули, проходя мимо, услышал веселый хохот в группе, окружающей Йоханнеса Вао, — тот, обсасывая баранью кость, что-то рассказывал.
— О чем речь? — поинтересовался Муули.
— Э, пустяки, о своем костюме рассказываю, — благодушно сказал Вао, взглядом указывая на рукав своего изрядно поношенного пиджака. — Такое ведь дело, я его у Янеса в Тарту пятнадцать лет назад купил… Так он мне все хорошим и крепким казался. А сегодня утром стал собираться — думаю, чего бы надеть похуже на работу? Лийна и говорит: «Надень свой старый костюм, его все равно выбрасывать скоро…» «Как, старый?» — думаю. Посмотрел как следует, и верно: на локтях просвечивает, воротник лоснится, и рукава вроде с бахромой… И верно, не годится уже… Как другие ткнули, так и сам заметил. Это я к тому говорю, что старая шкура до времени все новой кажется, и цепляешься за нее, а ведь беречь ее не стоит, лучше новую завести… Вот это я им и рассказываю…
И Йоханнес Вао с простодушной лукавинкой посмотрел на Муули из-под нависших своих бровей.
Муули покрутил головой, хотел что-то сказать, но не сказал, и, улыбаясь, тихо отошел.
Работы шли весь день до сумерек. В пятом часу дня по живой цепи донеслась сесть, что Йоханнес Уусталу дошел со своими железнодорожниками до «Трех сосен». Вода в канаве прибывала, хлюпала под ногами, сначала она была но щиколотку, потом поднялась выше. Многие разулись. На коротком летучем совещании Муули с бригадирами было решено непременно сегодня же пробиваться на соединение с магистральной сетью в полукилометре от «Трех сосен», чтоб дать выход воде. Если не удастся сегодня прорыть канал во всю ширину, то провести от «Трех сосен» хотя бы узкую канаву, с тем чтоб потом расширить ее.
Люди из Коорди, закончив свой участок, пошли вперед на помощь Уусталу. Они работали с веселой яростью, грязные, промокшие с ног до головы, но не чувствуя ни промозглого осеннего ветра, ни холода воды. В руках Тааксалу с треском сломалась лопата, он с сожалением оглядел черенки, бросил их и взял лом. Но скоро заметно погнулся и лом. На Вао было страшно смотреть, когда он, поднатужившись и густо наливаясь кровью, раскачивал валун и выдирал его из земли. Муруметс со свирепым лицом втыкал лопату в синюю глину и выбрасывал ее из канавы огромными кусками. Пауль по временам опасливо посматривал на небо — успеют ли, есть ли еще время?
Так в напряженной работе прошло еще несколько часов, показавшихся всем очень короткими.
Наконец впереди послышалось «ура» и по цепи дошло до колхозников из Коорди.
Пауль внимательно посмотрел на воду под ногами.
— Она движется! — закричал он.
И все кругом засмеялись, зашумели, заговорили…
— Вода движется, нашла выход!
В сумерках городские гости, провожаемые крепкими рукопожатиями и пожеланиями доброго пути, уехали на машинах. Стали собираться домой и колхозники, усталые до последней возможности, но радостные и возбужденные таким чудесным днем.
Костры остались гореть на Змеином болоте, озаряя кочкастую низину веселым живым светом и отражаясь в темной болотной воде, просачивающейся из болотных пор в канал, прорытый людьми за день. Чутким ухом можно было расслышать тихое журчание. Вода двигалась…
Долго еще ночью светил костер на Змеином болоте. Он был виден далеко, и крестьяне в соседних деревнях, глядя на сияние, говорили:
— То в Коорди горят костры… Колхозники болото расчищают под поле…
Ожидая Пауля, вышла и Айно на порог, бережно прижимая к груди закутанного в одеяло нового обитателя Журавлиного хутора, маленького Антса.
— Горит костер, гляди — свет… — сказала мать, осторожно снимая покрывало с лица сына. — Отец костер разжег, Антс…
Трехнедельный Антс сморщил лицо, но затем, когда алый свет, пляшущий на краю неба, отразился в его зрачках, он с изумлением раскрыл свои выпуклые чистые глаза, пустил пузырь изо рта, и Айно поняла, что он улыбается.
Примечания
1
Клика — буржуазное эстонское правительство.
2
Elagu — да здравствует!
