Глеб Алёхин - Тайна дразнит разум
— Я боюсь, что вы передумаете и коллекция попадет в руки Калугина. Он мечтает о краеведческом музее.
— Хорошая мечта.
— А если вам вместо денег дадут бумажку с такими словами, как «национализация» или «конфискация», тогда как?
— Не волнуйтесь, профессор, у меня имеется охранная бумага с печатью исполкома.
Хозяйка поймала томный взгляд толстяка и снова с горечью подумала, что день ее рождения проходит без любимого.
— Скажите, пожалуйста, а верхом на лошади не опасно… — Она не договорила: Иван просил ее никому не сообщать о сегодняшней поездке за город.
Оношко принял ее беспокойство на свой счет, просиял:
— Ах, душечка, я никогда не сидел в седле! — Он засмеялся: — Упаду в самую грязь и не вылезу! Бедняжка Нинок! Как она там живет? Дома чуть ноги промочит — уже насморк! Коллега, а ваше здоровье?
И, не дожидаясь ответа, возмущенно вскинул руки:
— Где же глаза Фемиды?! Ерш Анархист, подонок человеческого рода, на свободе! Его же расстрелять мало — повесить надо!
— Очень опасный?
— Сейчас не очень: он почти без рук…
— Пощадите меня! — взмолилась хозяйка. — В день рождения хочется тепла и радости. Лучше отведайте горячего пирога с капустой…
Она прислушалась. В прихожей шум. Кто-то спешит. Что случилось?
В столовую влетел Алеша Смыслов. Он, не здороваясь, окинул взглядом мужчин:
— Где Солеваров?
— Ушел, — ответила Тамара, меняясь в лице. — Зачем он тебе?
— Нужен! — Юноша стряхнул с руки капли дождя и круто повернулся к выходу: — Очень нужен!
Провожая взглядом помощника Воркуна, Ланская подумала о том, что Солеваров не пойдет на уголовное преступление. Видимо, что-то другое.
Профессор укоризненно помотал головой:
— Не поздоровался, не поздравил…
— Он чем-то взволнован, — заступился Вейц. — Обычно удивительно тактичен. Мой давний читатель.
Тамара вспомнила о своем кружке ликбеза и попросила Вейца раздобыть для нее «Азбуку»:
— У меня один учебник, а три ученика.
Регент обещал достать букварь и мечтательно произнес:
— Поправлюсь, окрепну и с новыми силами за новое дело…
— Если вас допустят, коллега! — Толстяк вздыбил потухшую трубку. — Сын генерала, дворянин, бывший регент… и ликбез?!
— Допустят! Я уверена! — Тамара взяла том Тургенева и подняла его над головой: — Библиотека Вейца доступна всем! Книгами Вейца пользуется тот же председатель укома. Кстати, сегодня Николай Николаевич зайдет к вам за Библией…
— За Библией? — удивился криминалист. — Странно!
— Ничего странного, — пояснил коллекционер. — Он, вероятно, сличает христианскую Библию с иудейской: они, как известно, совпадают не полностью. А эта разноголосица в священных книгах иногда влечет за собой страшные последствия. Например, на Руси в молитвенники дониконианской печати вкралась опечатка: «Святить ОГНЕМ», а не «ВОДОЙ». Из-за этого «огня» разгорелся великий спор с доносами, пытками, жертвами…
— Господи, из-за одного слова?
— Да, Тамара Александровна, одна опечатка погубила тысячи невинных. — Вейц мягко поклонился профессору: — Извините, странно другое. Вчера ко мне пришла за Библией Груня Орлова…
— Вы ее знаете? — заинтересовалась Ланская.
— Да! Однажды она попросила у меня убежища: ее преследовал Ерш Анархист. А кончилось тем, что Груня у меня же дома позировала своему преследователю. Мне кажется, Ерш — самобытная, одаренная натура, но, к сожалению, очень рано попавшая под дурное влияние…
— Зверь! — вставил Оношко.
— Извините, Аким Афанасьевич, этот «зверь» сделал то, чего я не мог сделать со своей эрудицией. Он заинтересовал Груню Библией. Девушка заявила: «Проверю! Ежели святая книга в самом деле учит грабить, насиловать, убивать, обращать в рабство людей только за то, что они верят в иного бога, то я первая плюну на Библию!»
Регент закашлялся, приглушил голос:
— Она при мне читала проповедь Моисея. Вы не представляете, какой темперамент, какая это цельная натура! Даже моя жена, любящая одних кошек, очаровалась ею.
— Охотно верю! — воскликнула Тамара и неожиданно подумала: «А вдруг Иван увлекся Груней?»
Уходя в школу, Тамара приколола на двери флигеля бумажку: «Скоро вернусь. Ланская». Она боялась, что Иван вернется домой без нее…
Ученики преподнесли учительнице огромный букет белых махровых хризантем. Жена Герасима — хозяйка курортной оранжереи — сказала Тамаре Александровне:
— Желаем вам здоровья и семейного счастья…
Ланская зарделась. Ей показалось, что Прасковья, ее подружка по церковному хору, выдала тайну. Тамара заглянула в глаза Алешиной матери:
— Ты не знаешь, зачем твой сын искал Солеварова?
— Не знаю, — смутилась та, прижимая букварь к груди. — Может, Савелий Иннокентиевич оставил что. Он вчерась был у нас…
Тамара отвела глаза. За окном повалил густой снег. Она представила Ивана со снежными усами и, скрывая улыбку, наклонилась к столу:
— Начнем с арифметики…
Наконец-то урок закончен! Она завернула цветы в газету и, как только вышла из сторожки парка, побежала, радостно вдыхая свежесть молодого снега.
«Ждет! Ждет!» — верила она в свое счастье.
А вот и родной дом. Она остановилась, перевела дух. Рука потянулась к чугунному кольцу калитки. Если он любит, то ждет возле окна.
Прикрывая лицо букетом, она прошмыгнула мимо большого крыльца и застыла на пороге флигеля. Дверь открыл Сеня Селезнев. Он, весело напевая, принял от именинницы цветы и задорно подмигнул:
— Кто забыл-оставил ключ в дверях?
— Сенечка, я торопилась на занятие. — Она бросила тревожный взгляд на порожнюю вешалку: — У вас благополучно?
— Всё без обмана! Только не сразу нашли место. Промерзли, проголодались, а Ерш, в поповской шубе, байки сыплет: смех один! Мировой парень! Теперь они с Воркуном — не разлей водой!
— А где же Иван Матвеевич?
— В чека. Клад описывает! Не забудьте поздравить его: наш председатель!
— А Пронин?
— Занял кабинет уполномоченного губчека! И заметьте, как говорит Калугин, вновь открыл дело по убийству Рогова.
— Разве его убили?
— Да еще как убили — не убивая, Томочка-Тамарочка! — Сеня вернул цветы и ладошкой ударил по деревянной кобуре маузера. — Ой, самовар-то!..
Закрыв дверь спальни, хозяйка надела зеленое, под цвет глаз, бархатное платье, уложила огненную косу в три ряда, взглянула в высокое зеркало и вдруг пожалела, что не пригласила к себе Алешину маму: «Бедняжка скучает без мужа».
Серебристый, пузатенький самовар пыхтел, долго не мог успокоиться. Сеня поставил на него фарфоровый чайник и весело приветствовал маленького человека в серой толстовке:
— Николай Николаевич, Люба не звонила?
— Звонил, друзья мои, Иван Матвеевич: просил разрешения приехать вместе с Георгием Жгловским. Нуте?
— Пожалуйста! — оживилась хозяйка и крикнула убегающему Сене: — Поторопите!
Тамара рассказала о раннем визите Солеварова. Николай Николаевич открыл книгу Тургенева и посоветовал вдовушке перечитать рассказ «Живые мощи»…
Тамара исполняла народные русские песни. Ей вторил Иван, играя на гармони. Сеня читал тургеневские стихи в прозе. Георгий отлично рассказывал одесские анекдоты. Все смеялись, всем было хорошо. Но когда гости собрались в прихожей, голодная Пальма лизнула сапог хозяина…
— Боже, забыла накормить! — Тамара кинулась на кухню.
Воркун закрыл парадную дверь, вернулся за Пальмой.
Старинные часы пробили полночь. Тамара слышала его шаги в столовой, бой часов. Она опустила миску на пол, приласкала овчарку и, чуть пошатываясь, словно пьяная, медленно зашагала на свет…
— Что с вами? — испугался Иван.
— Не знаю, — смутилась она. — Устала, наверное…
Он придвинул стул и накинул на ее покатые плечи теплый платок. Она поблагодарила его и подняла голову…
Их взгляды встретились.
И тут же они быстро повернулись к окну: чья-то рука очищала стекло от снега.
Из кухни вырвалась Пальма. Воркун вышел на двор: свежий след мужского ботинка вел к открытой калитке. Овчарка легко догнала ночного визитера. Иван подозвал Пальму, вернулся во флигель и как можно спокойнее назвал имя младшего Рогова.
— Карп! Я так и думала! Боюсь его, боюсь!..
— Не бойся. — Он впервые обратился к ней на «ты». — Я с тобой. И если не возражаешь, всегда буду с тобой…
Вдовушка щекой прижалась к его широкой груди.
Пальма посмотрела на них и, поджав хвост, поплелась на кухню…
РАБЫ БЕССИЛИЯСавелий надел меховую шапку и задержался в прихожей. За стенкой, на кухне, тетка секретничала с племянником. Все эти дни Вера молилась за Георгия: вслух просила чудотворную, чтобы чекисты не расстреляли поповича. Старорусская богоматерь свершила чудо — Анархиста помиловали. Теперь рыжий безбожник смеется, говорит, что его спасла не божья матерь, а золото.
