Инал Кануков - Антология осетинской прозы
— Рухсаг уад, — отвечают ему.
— Уважаемый Дрис! — обращается один из горцев к старшему. — Люди ждут от нас, стариков, слова.
— Ты прав, дорогой, — ответил Дрис. — Я и сам думаю об этом. Но случай-то небывалый в нашей жизни. Все мы знаем, что нужно делать, когда приходим на обычные похороны. Но Ленин… Здесь нужно что-то другое, большее… Поручи кому-нибудь из младших, пусть позовут сюда Бесагура.
Бесагур, председатель сельсовета, подошел к старикам и, когда ему объяснили в чем дело, ответил:
— Да говорит с вами благодать, уважаемые старики. Скажу прямо. Я — председатель, но не я приглашал вас сюда. Вы сами собрались на этой поляне. Так поступайте же так, как поступили бы на похоронах самого дорогого, самого любимого человека.
— Ты прав, Бесагур. Никто не приглашал нас. Но известно ведь — большое горе одному не под силу. Потому мы и съехались сюда, где с давних пор собирались наши предки в дни тревог. Давайте же позовем людей, посоветуемся и сделаем все, что нам положено сделать.
Дрис поднялся на пригорок, чтобы видеть всех, и печально начал:
— Пусть говорит с вами счастье людское! Великое горе постигло нас. Большего горя не знали еще наши горы. Тот, кто дал нам землю, дал беднякам хлеб, тот, кто вывел нас из черного мрака к солнцу, тот, кто дал нам свободу, покинул нас. Рухсаг уад!.. Много хороших людей ушло в страну мертвых, но не было для нас человека дороже и любимее Ленина, не было большей утраты, чем смерть Ленина. Наши предки говорили: «То, что сделал человек для блага народа, бывает видно в день его похорон». Кто больше Ленина сделал для нашего счастья?! И мы должны почтить его память так, как положено по нашим обычаям… Мы, старшие, решили вынести на ваш совет такое предложение: установить на этой поляне памятник Ленину, памятник из простого серого камня наших скал. Устроить поминки и скачки в честь Ленина…
Еще два старика выступили после Дриса. И они подтвердили мнение первого — те почести, которые оказываются самому дорогому человеку, должны быть оказаны Ленину в еще большей мере.
Но в одном собравшиеся не сошлись, Все согласились устроить поминки, скачки и установить памятник. Но когда? Одни говорили, что все это нужно сделать в тот день, когда Ленина будут хоронить в, Москве. Другие возражали: сейчас зима, и не все смогут приехать на поминки. Особенно трудно придется тем, кто живет в глубине ущелья, у самого хребта. Скачки можно было бы устроить и зимой, но за оставшиеся два-три дня хозяева не смогут подготовить скакунов. То же самое и с памятником. Нельзя же поставить первый попавшийся камень! А найти подходящий сейчас, когда ущелье завалено снегом, невозможно.
Разговор окончился, и стал разматываться черный людской клубок. Одна нить горцев потянулась в глубину ущелья — в Хилак и Харисджин, другая — в противоположную сторону, в Даллагкау, третья — в сторону селения Лац, четвертая — вверх по склону горы Кариу, в села Кадат и Цмити. Все дальше тянутся нити, все меньше становится клубок, и вот размотался совсем, и концы его исчезли в селах.
…Имя Ленина здесь услыхали впервые во время войны 1914-года.
Потом — свержение царя.
Гражданская война.
Деникин и Врангель. Большевики и белогвардейцы, или, как называли их в ущелье, кадеты.
Победил Ленин, победили большевики. Горцы Куртатинского ущелья получили землю на равнине. Большинство куртатинцев уехали на новые земли, а оставшиеся в горах воспользовались землей переселившихся. Стало вдоволь и пашен, и пастбищ, и лугов.
Все это хорошо. Но как будет теперь? Без Ленина… Что, если враги Советской власти снова затеют войну? Если белые генералы, богачи, землевладельцы попытаются восстановить старые порядки?
Кто согласится вернуть им землю? Кто позволит надеть на себя ярмо рабства?
Лучше смерть!
Все самое хорошее горцы связывали с именем Ленина, ведь землю и свободу они получили из его рук.
И сейчас сыны гор задумались о дальнейшей судьбе революции.
ДЕНЬ ПАМЯТИ ЛЕНИНАПрошло три месяца. Зима покинула южные склоны гор, потом, волоча за собой полы пожелтевшей шубы, ушла с долин вверх. Зима уходила медленно, прячась в оврагах и расщелинах скал. Весна гнала ее метлой, связанной из солнечных лучей. Зазеленели луга и пастбища. На пашнях появились первые всходы.
Этой зимой жители Куртатинского ущелья многое услышали о Ленине. Всюду, везде, во всем мире люди чтили память великого вождя трудового народа. Из газет куртатинцы узнали, что с тех пор, как на земле появились люди, никого еще не оплакивали так, как Ленина. В осетинском селении Эльхотово после траурного митинга устроили шествие с красными и черными знаменами; в Тулатово в честь Ильича состоялись скачки; в Хумалаге сельчане решили выстроить клуб имени Ленина; в Дзуарикау комсомольцы за четыре дня построили мост там, где годами до этого страдали проезжие; ногирцы посадили деревья на центральной площади и назвали это место бульваром Ленина; горное село Тиб вынесло постановление: в самом красивом месте, у минерального источника, воздвигнуть памятник Ленину; в селе Христиановском в день похорон вождя собрались жители всего округа — от горного Дзагипарза до равнинного Ставд Дурта.
Всюду — во Владикавказе, во всех селах Осетии — рабочие и крестьяне вступали в Коммунистическую партию. Каждый хотел взять на себя часть утраты…
Приближался срок, назначенный куртатинцами для принесения почестей Ленину. Те, кому поручили приготовить все к этому дню, справились с порученным — собрали деньги, купили быка, достали все необходимое для поминок. Стало известно, что в скачках будут участвовать пять лошадей, но кто поскачет на них — никто не знал. Наездников, 15—16-летних подростков, выбирают обычно хозяева скакунов. Но на пяти лошадях могут скакать только пять всадников, а мальчишек, которые хотели участвовать в состязаниях, ведь больше! Кто из них попадет в счастливую пятерку? Что скажут хозяева коней?..
Ходят вокруг них подростки, обещают чуть ли не весь сезон пасти бесплатно скот, лишь бы позволили сесть на коня. И стоят наготове: Хаджисмел, Созрыко, Аппо, Агубе, Ладемыр, Дзатте, Уасил, Каурбег, всех и не перечислишь.
Те, кому поручено заняться памятником, не смогли уложиться в срок. Место они определили на поляне Урикау, на стыке четырех дорог, а вот камня — до сих пор нет. Где только не искали его, обошли все ущелья — камня везде много, но нельзя же поставить первый попавшийся! Памятник Ленину должен быть виден и пешим, и конным, всем проходящим и проезжающим по четырем дорогам.
Накануне поминок люди вновь собрались на поляне Урикау и стали советоваться; как быть? К счастью, среди них оказался Еналдыко Годжиев из селения Хидикус — бедняк, глухонемой, немолодой уже человек.
Еналдыко видел, что люди озабочены, но не мог понять, в чем дело. Тогда он знаками, мимикой спросил у одного из собравшихся:
— Я вижу, вы чем-то огорчены. Скажи мне: что случилось?
Когда ему объяснили, он с досадой шлепнул себя по лбу, воскликнул что-то, показывая на свои уши и проклиная злую силу, лишившую его слуха и дара речи. Потом стал что-то рассказывать, показывая рукой в сторону гор. Позвали кого-то из его соседей, понимавших язык глухонемого, и состоялся такой разговор:
— Я знаю камень, который вам нужен, — «сказал» Еналдыко.
— Где?
— В ущелье Царит.
— В каком месте?
— На склоне Бахтулан.
Многие не поверили ему. Искали ведь и там, но ничего не нашли. Возможно, этот камень только глухонемому Еналдыко казался хорошим? Ему дали понять о своих сомнениях. У бедняги пот выступил на лице. Нет, горячился он, камень хороший, только он, Еналдыко, укрыл его в расщелине скалы, берег для своей могилы.
Тогда решили послать Еналдыко и двух человек с ним в ущелье Царит. Вернувшись, они подтвердили: глухонемой говорил правду.
На следующий день к склону Бахтулан отправилось около двадцати человек. С ними поехал и Шамиль, мастер по обработке камня.
Люди вынули плиту из глубокой расщелины и осторожно, словно это был не камень, а стекло, передавая ее из рук в руки, опустили вниз, в ущелье.
Из селения Хидикус притащили березовые колья и подсунули их под камень. Встали с каждой стороны камня по три человека и понесли его той частью вперед, которая будет впоследствии врыта в землю.
Безмолвно движется торжественная процессия. По правую руку от камня — Кайтуко, Муради, Кубади, по левую — Камбол, Цицко, Александр. Время от времени они отрывают руки от березовых палок и мягкой войлочной шляпой смахивают пот со лба. Готовые помочь им в любую минуту, идут рядом с ними — Адыл, Тепсарыко, Асламбег, Дазци, Татари, Кизылбег, Махамат, Елмарза, Баппу… Подошли к реке Фиагдон. Прошли через мост, идут по тропе вверх.
На поляне Урикау их ждал народ.
— Рухсаг уад Ленин!
