Борис Блинов - Порт
— Вася, отдай свайку, не твоя.
Такого жмота, как Вася — еще поискать. Он даже консервные банки собирает и редко кому даст. Вася закашлялся от возмущения, побагровел, заголосил, будто его резали. Народ был доволен. «Запевалы» похохатывали, подзадоривали Васю.
Тут котельный вошел, Коля Заботин, и Васю оставили в покое. Я еще не во все судовые отношения влез, но понял, что Колю уважают и у парней к нему особый интерес. Коля не на вахте был, по своим каким-то судкомовским делам пришел и выглядел как именинник: одет с иголочки, побрит до блеска и пах дезодорантом.
Какие-то женские наклонности у здешних мореманов.
Коля пошуровал в кастрюле половником, и «запевалы» закричали в раздаточную:
— Ляля, смени кастрюлю, именинник пришел!
Правда, что ли, именинник?
— Ладно, зачем? — засмущался Коля и налил, что осталось.
— Ну давай, не томи! Рассказывай! — подступили к нему с разных сторон.
— Человек! — ответственно произнес Коля и поднял ложку.
— Ну и чего? По сколько приняли-то? Как все было? Говори!
— Вначале — хреново, — честно признался Коля и отложил хлеб. — С Нюрой — не контакт, поскольку я накануне малость того… Она детей покормила, меня не зовет, только гремит посудой. Я на диване припухаю, поправляюсь пивком и смотрю футбол. Вдруг звонок. Я не реагирую. Нюра кричит из кухни, чтобы дверь открыл, а я — нет. Ворчит, открывает — и бас, знакомый вроде, меня спрашивает. Слышу, Нюра его взашей гонит. У нас, говорит, свои еще не просохли, нам только бородатых недостает.
— Ах! Не может быть! Так и сказала! Самого! Мастера! Капитана! — обмирали от восторга парни. — А он?
— Надо Нюру мою знать. Он говорит: «Я капитан». А Нюра ему: «В ЛТП таких много». Он отвечает: «Нет, я настоящий». Нюра не верит: «Настоящий — Латыпов, он в отпуске». — «Я Латыпов. Уже вышел». Я на одной ноге прыгаю, в брючину попасть не могу. — «Чем докажешь?» — Нюра засомневалась. Он спрашивает: «Квартира коммунальная?» — «Нет, своя». — «Ну держись, хозяйка» — и как гаркнет: «По местам стоять! С якоря сниматься!» Тут уж я вылетел в прихожую. Неудобняк, штаны не застегнуты, рубашку не заправил, полоскается.
— Ну дела! А он? А ты? — торопили парни.
— Да бросьте вы, ребята, — оборвала восторги появившаяся Лялька. — Похмелиться надо мужику, вот он и пришел.
— Отнюдь, — сказал Коля. — Ляля, ты не права. У него с собой было.
— Во дает! Принес? Не может быть!
— Да. Виски из бонного магазина. Сразу на стол выставил.
— Ну мужик! Это наш! Это по-нашенски. А Нюра-то, Нюра? — наперебой отзывались ребята.
— Ну, а дальше все, как полагается, Нюра постаралась. Правда, долго не сидел. Ушел, как раз футбол кончился, перед программой «Время».
— Ну и нормально. А чего, других делов нету? Уважил, и ладно!
Коля стал вспоминать подробности застолья, но мне это все активно не нравилось, и я его перебил:
— Он что, святой, ваш капитан?
— Он-то? Ну скажешь! Грешный, скорее, чем святой. Нормальный человек. Увидишь еще, узнаешь.
— Ну а человек, так и входи по-человечески. Чего не предупредил-то? Чего себя как мессию подаешь? Явление — я пришел! Ох и ах — все на колени!
— Ты это брось! Не знаешь. Мужик что надо. Пришел, уважил. При чем тут… — стал оправдываться Коля. Глаза у него при этом расширились, и он как-то странно стал мне подмигивать.
— Ты-то старый, постыдился бы, — сказал я. — Задрожал, в ноги бросился, аж штаны не застегнул. Гордость-то в тебе есть человечья? Да еще при детях! Кого ты вырастишь с такой холуйской психологией? И Нюру не постыдился! У нее ведь на глазах.
— Ты кого стыдишь, кнут?! — попер на меня боцман. — Да за такие слова по рогам…
На дверь глаза вытаращил и рот не закрыл.
И парни из-за стола тоже за мою спину смотрели заинтересованно, а красавец грузин Шантурия встал по стойке «смирно». Я обернулся и увидел рослого, представительного мужика лет сорока пяти. Черная борода шла у него воланом по низу лица, будто приклеенная, лицо сильное было, в крутых морщинах, в прищуренных глазах таился недобрый свет.
Колина Нюра не права. Совсем он на алкаша не похож. Только глянешь и сразу скажешь — капитан.
Коля засуетился, отгреб кости в сторону и позвал:
— Рустам Иванович, милости просим к нашему шалашу.
Капитан кивнул, но недобрый свет в глазах не потух. Боцман перехватил инициативу и распорядился, как в парикмахерской:
— Ольга Петровна, прибор!
Капитан не спеша и твердо подошел к столу. Коля быстро поднялся, предлагая ему место.
— Кто таков? — спросил капитан, буравя меня взглядом.
— Электрик Обиходов, — ответил я, не отводя глаз.
— Можно бы подняться, электрик Обиходов, когда капитану представляешься, — вроде бы со смешком сказал капитан.
— Встан, встан, — подсказывал Шантурия.
— За едой даже в армии вставать не обязательно, — сказал я.
— А ты бы встал все же, электрик Обиходов, — усилив интонацию, повторил капитан.
Я смотрел на него и ждал, что он еще скажет. Но тут Лялька появилась, Ольга Петровна, с тарелкой и инвентарем.
— Рустам Иванович, кушать будете? Или вам в каюту?
Она остановилась рядом с ним, высокая, длинноногая, с большой грудью и узкой талией. Она себе цену знала и с открытой улыбкой смотрела на капитана.
В лице у него что-то сдвинулось, и он, словно сожалея, покачал массивной головой:
— Спасибо, Оля.
— Супчик вкусный, с баранинкой, — не отводила она смеющегося взгляда.
Он готов был уже улыбнуться в ответ, но, пересилив себя, произнес в пространство:
— Странные электрики объявились на флоте.
Парни за столом согласно закивали, и боцман прогудел:
— Чего там, неграмотный, его учить надо.
— Да нет, думаю, уже поздно, — сказал капитан, словно бы в раздумье, и повернулся к Ляльке: — А ты все цветешь. И куда мужики смотрят!
— Где вы их видите, Рустам Иванович? — отозвалась она. — Нету мужиков-то, одни едоки.
Он как-то невесело усмехнулся и пошел на выход.
— Что ты сделал, кнут! — накинулся на меня боцман. — Обидел человека.
— Теперь держись, отольется тебе, — поддержал его рулевой Гоша Гаврилов, по прозвищу Парижанин.
— Спишет, — уверенно сказал Вася. — Лучше сам уйди.
— Как спишет? Кого? — не понял я.
— Тебя, кого же еще, — подтвердил Гоша.
— Ну, это навряд ли, — усомнился Коля и спросил: — Я вот чего не пойму: зачем он приходил-то, если есть не стал? Пришел, постоял, ушел. Что-то тут не то. Не на Ляльку же полюбоваться?
— А что, не достойна? — приняла она позу.
— Не, Ляль, кто говорит, королева. Ну а все же?
— Неужели тебе не ясно? — удивился я. — Это продолжение спектакля. Там, у Коли, он выступил, а сюда пришел аплодисменты сорвать.
— Скажешь тоже, — не очень уверенно возразил Коля.
— А если и так! Он что, не заслужил? Для хорошего человека не жалко, — сказал Вася.
— Вот именно, — поддержал его боцман. — Это его дело. Хочется ему — ты дай. Зачем помешал-то? Тебя кто просил? Привык там, на своем СРТ, базарить. Тут тебе враз рога обломают. Глядишь, и впрямь спишет, он этого не любит. Резвый ты больно, Михаил. Хочешь на белом пароходе плавать — умей собой поступиться. За всякое удовольствие надо платить — это принцип нашей жизни.
— Ты что-то путаешь, боцман, — сказал я. — Это принцип публичного дома. Я тебе бесплатно добрый совет выдам: перестань пресмыкаться и не плюй на стол, не гигиенично.
— Нашелся чистюля, так тебя разэтак, — проворчал боцман, наливаясь краснотой.
— Ты не очень-то, понял? — Коля меня учить стал. — Тебе дело говорят, слушай и на ус мотай. Если останешься. А можешь еще и загреметь под фанфары.
— Подумаешь, напугал. Прижились тут на сдобных харчах. Думаете, другой жизни нет? — сказал я.
Красавец Шантурия подошел ко мне вплотную и, обжигая страстным взглядом, произнес:
— Ты мне нэ друг.
Парни поднимались, оттаскивали в раздаточную посуду, выходили. Со мной никто больше не заговаривал.
Ну и пароход! Ну и белый пароход! Столько я его добивался! Добился наконец.
— Ладно, может, все обойдется, — подошла ко мне Лялька, — ты не переживай.
— Вот еще, была охота. Я не сомневаюсь. Что здесь, частная лавочка? Я, между прочим, не у Латыпова работаю и даже не в Минрыбхозе.
— Но? — удивилась Лялька. — Где же, Миш?
— Там же, где и ты, в государстве.
— Надо же, как интересно! — подивилась она. — Ладно, иди, работай, а я буду отдыхать. Я сегодня на турбазу еду.
Два часа я работал в машине, не разгибаясь. Я почти у днища находился, метров пять ниже ватерлинии, и когда голову поднимал, вверху, где-то на уровне пятого этажа видел открытый кап, из которого водопадом стекал свет. Люминесцентные лампы подхватывали его, усиливали и рассеивали по белым переборкам и чисто отмытому оборудованию. Простор, свежий воздух, отблески фирменного металла — странно все было, непривычно, словно не на судне находишься, а в универсаме.
