Юрий Смолич - Рассвет над морем
Большевики, отстаивавшие красное знамя над стачкой, были теперь в меньшинстве. Флаг был снят.
Снял его собственноручно председатель межфракционного совещания партии меньшевик Градов-Матвеев.
Иван Голубничий запросил подпольный областком — как же быть?
Связь с областкомом осуществлялась путем «живой веревочки»: десять моревинтовцев-комсомольцев под командой Коли Столярова беспрерывно циркулировали эстафетой между помещением Центропрофа и конспиративной квартирой областкома.
Где располагалась во время забастовки конспиративная квартира областкома, не было известно никому. Адрес ее знал только Коля Столяров, бывший последним узелком веревочки.
Конспиративная явка областкома на время забастовки — для руководства большевистскими тройками в бастующих коллективах — была устроена на Товарной станции. Железная дорога не бастовала, и это создавало особо выгодные условия для концентрации здесь конспиративных связных. Со всех концов города, со всех заводов прибывали сюда связные от троек, и отсюда — из конторы дежурного паровозных бригад, где выписывались наряды машинистам, помощникам и кочегарам на очередные рейсы, — связные разносили указания во все концы города. Сюда и направился Коля Столяров.
В дежурке паровозных бригад Одессы-Товарной работал в этот день старый машинист Куропатенко — большевик, член областкома. Машинист Куропатенко еще в прошлом году, после аварии и контузии, вышел на пенсию, на паровозе уже не ездил и перешел на скромную работу конторщика. Но из уважения к долголетней работе на паровозе никто и не отважился бы никогда обратиться к старому Куропатенко как к «конторщику»: старика Куропатенко все по-прежнему с уважением называли не иначе как «машинист» или «механик».
У машиниста Куропатенко как раз сегодня случились гости из деревни — кум с племянницей. Работы у дежурного паровозных бригад не выше головы — только выписать наряд, отправить мальчишку-посыльного с нарядом за машинистом, помощником и кочегаром и взять расписку от машиниста, помощника и кочегара на корешке наряда, когда бригада уже явится по вызову на назначенный час. Поэтому кум с племянницей пришли вместе с машинистом Куропатенко, сидели с ним в его конторке и между делом — от одного наряда до другого — чесали языки, перебирая свои семейные дела, обмениваясь замечаниями о видах на урожай в этом году. В дежурку машинистов то входили, то выходили мальчишки-посыльные, вызванные машинисты, помощники и кочегары или члены их семей, с «сундучками» к поезду — и связные от троек среди них были совсем незаметны.
«Кумом» был Александр Столяров; ему областком поручил руководить большевистскими тройками на бастующих предприятиях и держать в руках все подпольные нити забастовки, увязывая их с деятельностью большевистской фракции в легальном Центропрофе. «Племянницей» «кума» была Галя: на время стачки областком выделил ее в помощь Александру Столярову. Столяров, Куропатенко и Галя Мирошниченко составляли руководящую тройку стачечного большевистского центра.
— Передай Голубничему, — сказал Александр Столяров Коле Столярову, — что над помещением меньшевистского Центропрофа красный флаг может и не развеваться. Но пусть знают меньшевистские заводилы из Центропрофа: хотят они этого или не хотят, а будет сегодня же реять над всеми бастующими предприятиями красное знамя пролетарской солидарности.
Затем Александр Столяров обратился к Гале:
— Галя! Тебе придется это взять на себя. Коля со своими моревинтиками тебе поможет.
Галя с Колей Столяровым вышли. Коля «пошел по веревочке», а Галя поспешно двинулась по направлению к Николаевскому бульвару.
2На долю Сашка Птахи выпало в это утро немало волнений.
От Коли Столярова, связывавшего его с большевистским подпольем, он не получил вчера специальных, на случай забастовки, инструкций: Коля Столяров на комсомольскую явку не пришел, он был спешно поставлен на связь с большевистским стачечным центром. И связной второй линии областной связи Сашко Птаха не знал теперь — что же ему делать?
Как и всегда, Сашко должен был явиться на свое место — на Николаевском бульваре у памятника дюку — и сообщать по паролю второй линии адрес связного первой линии; теперь это было не кафе Фанкони на Екатерининской, а кабачок «Не рыдай» на Приморской, против Арбузной гавани. Но сегодня Сашко никак не мог усесться на свое место и чистить сапоги. Ведь в таком случае он станет штрейкбрехером? Однако если он не сядет на свое место и не будет чистить сапоги, то… приехавший в город подпольщик не попадет на первую линию связи и не получит явки…
Как же теперь Сашку быть?
Не зная, с кем посоветоваться, Сашко на свой страх решил бастовать «по-итальянски». Он явился на место работы, но основного орудия производства — ящика — не взял. Таким образом он был избавлен от необходимости принимать заказы на чистку сапог. А для того, чтобы тот, кто, возможно, будет искать чистильщика сапог у памятника дюку, нашел того, кого ищет, Сашко сидел со своими двумя щетками в руках — для черного и для желтого гуталина. Он то клал их по обе стороны рядом с собой, то принимался подкидывать вверх, двумя, а то и одной рукой, совершенствуясь в тонком искусстве жонглирования. При этом Сашко напевал и выстукивал пятками о гравий частушки. К полудню Сашко уже ловко жонглировал одной рукой и даже ухитрялся под свист выбивать спинкой щетки о спинку, как двумя ложками, отрывки простейших популярных песен: «Кину кужiль на полицю» или «Семь сорок».
И Сашко не ошибся в своих расчетах.
Сразу после полудня к Сашку вдруг подошел щеголеватый поручик добрармии и, предварительно поинтересовавшись, всегда ли Сашко тут сидит и действительно ли он чистит сапоги, спросил напоследок — где бы сейчас напиться хорошего кофе по-турецки?
Получив в ответ заявление, что кофе теперь пьют только турки, а затем совет попробовать спросить себе кофе в кабачке «Не рыдай», щеголеватый поручик, отходя, подмигнул Сашку совершенно недвусмысленно и даже угостил его папиросой, причем Сашко сразу отметил, что папироска не одесская и не турецкой контрабанды, а московская, фирмы «Гудал».
Сашко был чрезвычайно горд своей догадливостью.
Но никто больше не подходил, и Сашко продолжал томиться без дела, тяжко казнясь, что тратит время зря, когда в городе происходят такие необыкновенные события: всеобщая забастовка, а вот-вот, как казалось Сашку, может вспыхнуть и восстание. Ведь у заводов, может быть, уже собираются рабочие дружины. Или вдруг раздают оружие. А возможно, объявился уже и сам Котовский на черном коне, с саблей наголо в одной руке и факелом в другой — рубать паразитов-буржуев и контру-беляков одной рукой, а другой поджигать завод Гена, мельницу Анатры или дачу Маразли…
А Сашко снова остается в стороне от чрезвычайных революционных событий, как было в семнадцатом году, когда Старостин и Котовский организовали Красную гвардию, а Сашко был еще совсем пацаном.
И опять Сашко горько пенял на свой возраст, который мешал ему находиться в центре событий и воевать как настоящему большевику, и с завистью поглядывал на каждого мальчишку, который, не связанный необходимостью сидеть на одном месте, бежал себе куда хотел по бульвару. А мальчишек, как назло, сегодня шныряло туда и сюда без счета: ведь они были самыми первыми вестниками всех чрезвычайных новостей и разносчиками неправдоподобных слухов.
И вдруг Сашко увидел, что прямо к нему идет какая-то девушка.
Девушка подошла и остановилась перед Сашком.
Сашко даже перестал жонглировать своими щетками и окинул ее враждебным взглядом исподлобья. Что надо? Чего стала и вытаращилась?
Сашко еще сызмала глубоко презирал женский пол: разве девушки могут быть футболистами, летчиками или революционерами?
Правда, что-то как будто знакомое было во внешности девушки, и Сашко посмотрел внимательнее. Возможно, Сашку уже приходилось когда-нибудь встречать эту девушку в белой матроске под расстегнутым пальто?.. Но разве был в Одессе такой уголок, которого Сашко не знал? Разве могла быть в Одессе девушка, которую Сашку не случалось бы когда-нибудь хотя бы мельком видеть?
— Чего тебе надо? — хмуро буркнул Сашко.
Девушка стояла и улыбалась.
— И с чего б это я смеялся? — рассердился Сашко. — Иди, откуда пришла! А то сейчас как дам…
— Куда же я пойду, если я именно к тебе и пришла?
Сашка осенило: кажется, он чистил когда-то ботинки этой чудачке.
— Сегодня забастовка! — сердито и с нескрываемым пренебрежением к этой гимназисточке огрызнулся Сашко. — И мы, чистильщики, тоже бастуем! — высокомерно прибавил он. — Сегодня уж сама поломай свой буржуйский маникюр об свои «лодочки»!
Девушка громко засмеялась.
