Илья Штемлер - Универмаг
Фиртич окинул Кузнецова летучим взглядом. С чего это вдруг директор ресторана заговорил о том, что более всего заботило Фиртича в последнее время?
- Слышал, слышал. — Кузнецов провел мясистой рукой по коротко остриженным волосам. — Ко мне разные люди захаживают, сам понимаешь.
- В наших делах не играют в жмурки, можно лоб расшибить, — обронил Фиртич.
- Ну, Табеев говорил, директор универмага «Фантазия»... Мол, в управлении выделяют средства на новое оборудование. А ты все деньги хочешь уволочь на свой холм, других с носом оставить.
- Не деньги, Аркадий Савельевич, а валюту. Разные вещи... Хочу импортное оборудование поставить в «Олимпе».
Кузнецов присвистнул.
- Фанаберия, Константин. У тебя антиквары рот разевают.
- Мышами пахнет.
- Потом у тебя в Универмаге пахнет, это верно. Теснотища.
Фиртич подобрал ноги, обхватил руками колени.
- Понимаешь, Аркадий, мне необходимо получить всю валюту. Всю! Хочу соорудить первоклассный Универмаг. Никто из них — ни Табеев, ни Павлов, никто другой ничего не сможет сделать. А у меня зуд, Аркадий. Я коммерсант. И хочу делать свое дело широко. Нужна коренная перестройка, а не текущий ремонт. Я бы отгрохал универмаг, Аркадий, я бы отгрохал такой универмаг...
- Изба красна не углами, — усмехнулся Кузнецов.
- И пироги будут. Я бы не слезал со своих поставщиков. Стимул бы появился. А то посмотришь на эту теснотищу, на зеленых без воздуха продавцов... Иной раз радуюсь, когда нет приличного товара. Спокоен, что никого не придавят в моей крепости.
- Мало прекрасных универмагов? А чем торгуют? Смотреть тошно.
- Положим, ты в магазины не заглядываешь. Все сюда приносят...
- Представь себе, и заглядываю, — обиделся Кузнецов.
Фиртич давно отметил одну черту человеческого характера: нередко проходимцы и ловкачи искренне болеют за дело, против которого, казалось бы, направлена их кипучая деятельность... Таким был и Кузнецов. Человек умный, он не слишком злоупотреблял своим положением. Знал границы дозволенного и старался не переступать их. Прекрасно владея искусством балансирования, Кузнецов всегда выходил сухим из воды и в то же время ни в чем не нуждался.
Фиртича в компании подобных людей всегда подмывало спросить, сколько же в месяц они имеют, понимая, что подобный вопрос может быть задан и ему. А искренний ответ, что он, директор «Олимпа», живет на зарплату, вызовет у этих людей ухмылку. Человек практичный и дальновидный, Фиртич, однако, старался не портить отношений с людьми своего торгового круга. И не выделяться, не лезть на рожон. Лучше плыть по течению. И в то же время удить в этой реке свою рыбку. Но надолго ли его хватит? Устал он, очень устал...
- Слушай, Константин, — произнес Кузнецов, смакуя коньяк. — Я могу тебе помочь с иноземным оборудованием... Скажи, кто в управлении способен влиять на решение этого вопроса? Гарусов, например?
- Еще бы! Начальник отдела организации торговли.
- Начальников много. Он вес имеет?
- Тонны две, не меньше, — усмехнулся Фиртич.
- Беру Гарусова на себя, Костя.
Фиртич с любопытством посмотрел на Кузнецова. Этот пожилой мужчина в мешковатом костюме обладал огромными связями. Однако какая корысть Кузнецову заботиться о Фиртиче? Не из тех он людей, которые что- либо делают просто так... И зачем ему, Фиртичу, повязывать себя с этим человеком? К тому же вопрос размещения заказов будет решаться на исполкоме. А там наверняка найдутся люди, которые поймут, что лучше все средства сосредоточить в одних руках и сделать крупное дело, чем распылить по нескольким магазинам в погоне за сиюминутным эффектом. Тем более «Олимп» — партнер солидный. На прекрасном счету. Таких успехов достиг в прошлом году, переходящее знамя министерства не пустяк в их торговом деле.
- Нет, Аркадий. Повременю. Не вижу резона обращаться к тебе за помощью, — твердо ответил Фиртич. — Сам справлюсь. Спасибо.
Кузнецов опустил рюмку на стол.
- Гляди, Константин... Вспомнишь о моем предложении — звони. Только не затягивай особенно. Потом мне трудно будет. Сейчас самый подходящий момент, поверь. Самый! Другого такого момента может и не быть...
...
В коридоре Фиртич остановился у зеркала, оглядел себя. Тронул пальцем едва проступающий на щеке рубец — след автомобильной катастрофы. Поправил торчащий из кармана платочек.
Перед входом в зал у окна на низком диванчике сидела женщина с короткой темной челкой над яркими синими глазами. Узкие покатые плечи охватывал белый атлас длинного платья, из-под которого виднелся сиреневый носок туфельки. Она вскинула навстречу Фиртичу длинные руки и поднялась, выпрямив стройную, сдержанно полнеющую фигуру сорокалетней женщины. Фиртич подхватил ее и, склонившись, поцеловал в губы. На мгновение он уловил тонкий привычный запах, который не могли перебить духи: запах родного тела. Он женат более двадцати лет, но этот запах будоражит его до сих пор... Жена это заметила и тихо засмеялась.
- Костя, Костя, ты неисправим. Тебе уже пятьдесят, а ты все не угомонишься. — Елена прошла вперед, увлекая за собой Фиртича.
Появление Фиртича с женой собравшиеся в зале встретили разноголосьем шуток, поздравлений, приветствий... Сотрудницы орготдела Универмага во главе со своим начальником энергичной Клавдией Алексеевной Мезенцевой взяли на себя хозяйственную сторону банкета. Мезенцева так повела переговоры с администрацией ресторана, что та сама предложила закупить все спиртное на стороне и загодя занести в ресторан. Администрация это делала, естественно, без особой охоты. Но Мезенцева недаром столько лет работала в Универмаге. Стол обошелся значительно дешевле, чем рассчитывал Фиртич.
Разыскав разгоряченное лицо начальника орготдела, Фиртич подмигнул ей — с самого начала у него завязались с этой женщиной добрые отношения. Деловая Мезенцева была неплохим специалистом и понимала директора с полуслова... Фиртич отметил про себя, что Клавдия Алексеевна усадила рядом с собой Полозова, первого заместителя начальника управления. И вообще все сотрудницы орготдела опекали кого-нибудь из приглашенных начальников. Лишь Гарусов расположился в отдалении. Рядом с ним сидела блеклая крашеная блондинка с капризным лицом — его жена. Там же сидели и родственники Фиртича: тетки, дядья. Родители Фиртича умерли давно, и его с младшим братом воспитывала сестра матери тетя Валя... Брат, профессор-биолог, жил в Ленинграде и специально прилетел на юбилей. Жаль, сын Саша не смог прилететь — в институте у него какие-то сложности. Саша учился в Москве в авиационном институте.
Брат был похож на Фиртича, только тоньше, нежней лицом. Сейчас он — уверенный в себе, с иронической улыбкой — выжидал, когда схлынет возбуждение первых застольных минут.
- Я прошу поднять бокал за Константина Петровича Фиртича, человека, не лишенного недостатков, человеческих слабостей, но доброго, умного. Сегодня он переступил порог своего пятидесятилетия. И я хочу выпить за главное. — Виталий Фиртич обвел взглядом гостей и задумался. — Считается, что главное — здоровье. Неправда. Главное другое, главное — житейская мудрость. Не практичность, нет, это есть у многих. Практичность неплохое свойство, но лишь часть жизненной философии. А целое — это мудрость... За достойное понимание сути вещей. И пусть при этом будет здоровье...
Фиртич слушал младшего брата с насмешливой серьезностью. Казалось, ему нет никакого дела до собравшихся здесь гостей. Всем своим видом подчеркивал независимость, свободу от их мнений. Но тактично, без высокомерия. Это производило впечатление.
- Предлагаю выпить первый бокал за моего брата, за вашего товарища и коллегу, за Константина Петровича Фиртича, стоя. Прошу всех встать.
Предложение было хоть и уместное, но чем-то дерзкое. Однако Фиртич-младший чувствовал, что брат им доволен, что он держится так, как хочется старшему брату. Под взглядом его серых с прищуром глаз отрывали себя от удобных стульев гости. Одни легко, весело, с удовольствием. Другие не торопясь, со скрытой досадой.
- Спасибо, Виталик, ты сказал все правильно, умница. — Елена подошла к младшему брату и поцеловала его в щеку.
Прорвалось. Все хотели произнести здравицу в честь Фиртича. И, признаться, Павел Павлович Сазонов, который опоздал к началу банкета, окончательно пал духом и больше руки не тянул. Он угрюмо жевал ветчину, запивая зеленоватым коньяком. К тому же близость высокого начальства его не слишком воодушевляла, хоть он и был не из робких...
Неожиданно Сазонов услышал свою фамилию. Это застало Павла Павловича врасплох. Он поднял глаза, продолжая жевать.
- Вам, вам слово, — подтвердила сбоку Мезенцева и, не выдержав, добавила: — И вправду Каланча.
Многие засмеялись, глядя на сутулую фигуру главного администратора.
