Николай Глебов - В степях Зауралья. Трилогия
Фельдшера точно подбросило.
— Буди командира, — засуетился он, собирая в санитарную сумку порожнюю посуду из-под спирта и какие-то склянки с жидкостью.
— А по шее не накостыляет? Выпивши ведь они легли… — фельдшер плюнул и торопливо зашагал к Воденикову.
— Яков Павлович, должно, беда, казаки шумят, — начал он, слегка дотронувшись до Воденикова, и, заслышав за спиной топот многочисленных ног, в страхе обернулся.
Леонов, пытаясь вырваться из цепких рук младшего Новгородцева, отчаянно ругался. Увидев перед собой суровое лицо Петра, стоявшего с шашкой наголо, фельдшер юркнул под широкую кровать Воденикова.
— Что это? Бунт? Вон отсюда! — полуодетый Водеников потянулся к лежавшему под подушкой револьверу и в тот же миг отлетел в угол, отброшенный сильной рукой Петра. Водеников дико озирался по сторонам в поисках спасения. Заметив окно, пнул сапогом тонкую раму и метнулся в темный пролет.
— Окружить дом! — распорядился Петр.
Казаки высыпали на улицу, но было уже поздно.
Вскочив на первую лошадь, стоявшую возле палисадника, Водеников скрылся.
Перед утром отряд казаков выехал обратно в Усть-Уйскую.
Поход на Троицк провалился.
В последних числах марта со стороны степного Тургая подул теплый ветер. Чувствовалось приближение весны.
В те дни, когда казаки ушли на Троицк, Словцов не знал покоя. В домике Егора Летунова, где он жил, было людно. Часто заходили Гриша Рахманцев, приехавший недавно от Русакова, инвалиды-фронтовики и казачки из Елшанки. Большая, просторная изба Егора была полна народа. Говорил обычно Виктор:
— Почему победила Октябрьская революция? Потому что трудовой народ понял, что дорога к лучшей жизни только в тесном союзе рабочего класса и крестьянской бедноты, только с партией большевиков! Где, в какой стране рабочий и крестьянин управляет государством? — Выдержав паузу, Словцов ответил четко: — Только у нас. Где женщина поставлена в своих правах наравне с мужчиной? У нас. Где фабрики, заводы и земля принадлежат трудовому народу? У нас. Так скажите, что нам дороже: или наша народная власть, или власть дутовцев, власть богатеев? Егор Максимович, — обратился Словцов к хозяину, — скажи, отчего разбогател Яшка Водеников?
— Известно отчего, напоил допьяна проезжего купца, выкрал у него деньги, а тот и удавился, — отозвался сидевший в углу избы Егор.
— А Леонов Иван?
— Он еще на действительной службе убил богатого еврея, оттого и разбогател.
— Атаман Сироткин?
— Этот по части «бычников» промышлял, которые приезжали на ярмарку для покупки быков… Ночью выедет в степь с дружками, угонят быков, да и хозяевам бока намнут…
— Значит, кто ваши управители?
— Воры да грабители, — вскочив с лавки, пылко выкрикнул Гриша Рахманцев.
— Терпимо ли это?
— Нет!
Среди казачек началось движение.
— У Воденикова не один год жила моя мать в работницах, выгнал ее, ни копейки не заплатил!
— Сироткин Тимофей покосы у вдов забрал! Найди-ка на него управу!
— Тын развалился и жердей не дают!
— Дров полена не выпросишь, весь лес богатые казаки забрали!
Когда шум утих, Виктор заговорил вновь:
— От вас, женщины, во многом зависит судьба станицы.
— И у нас будет власть Советов, вот только вернутся наши из Троицка, — послышался уверенный голос.
Казаки вернулись неожиданно. Ночью к Виктору пришел Петр Новгородцев. Усталый, но довольный, опустился на лавку и произнес с усмешкой:
— Отвоевали атаманы Троицк. Водеников сбежал. Леонов остался в Бобровке, наверное, клянчит у хозяев самогон.
— Настроение казаков? — спросил живо Виктор.
— Боевое.
— Хорошо. На завтра назначаем митинг и выборы Совета. Соберите бедноту и фронтовиков.
— А как со станичной верхушкой?
— Арестовать, — коротко ответил Словцов. — Там, где нужно, применим оружие…
Перед утрем предупрежденные кем-то богатые казаки вместе с семьями скрылись.
Открывая митинг, Петр Новгородцев поднялся на табурет, одернул военную гимнастерку и, подбирая нужные слова, произнес, волнуясь:
— Товарищи станичники! Власть полковника Дутова, власть атамана Сироткина, власть Водениковых и других богатеев кончилась. Наступила власть трудового народа. Теперь — кто был ничем, тот станет всем. Надо это почувствовать своим сердцем. И тогда каждый из вас скажет: «Да здравствует и живет вовеки Советская власть, Коммунистическая партия и вождь мирового пролетариата товарищ Ленин!» — Петр взмахнул папахой над головой и радостно выкрикнул: — Ура!
Многоголосое ура разнеслось по весенним улицам.
В тот день ласково светило солнце, заливая теплом дома, станичную площадь и на ней празднично одетых казаков и казачек.
После митинга началась демонстрация. Впереди с красным знаменем шли Словцов, братья Новгородцевы и группа фронтовиков. За ними двигались елшанцы и приехавшие с ближних хуторов батраки.
Вечером состоялись выборы первого Совета, председателем которого был избран коммунист Петр Новгородцев.
* * *Весной земли и покосы богатых казаков были переданы бедноте. Оброчные статьи[9] отошли елшанцам. На станцию потянулись первые обозы с хлебом для промышленных центров страны. Неграмотные казачки учились на курсах ликбеза.
В конце мая, ночью неожиданно нагрянули чехи и белоказаки. К ним присоединились бежавшие из станицы дутовцы.
После короткой, но ожесточенной борьбы были схвачены в здании Совета Виктор Словцов, братья Новгородцевы, все сочувствующие большевикам и активисты станичного Совета. В момент ареста сына старую Рахманцеву хватил удар. Наутро, с трудом подвязав безжизненную руку, волоча за собой ногу, она направилась в станичное правление узнать о судьбе Григория.
Полуживую женщину атаман Сироткин встретил с издевкой:
— Твоего большевика мы сначала потешим, а потом расстреляем вместе с другими коммунистами.
Случилось необычайное: Рахманцева, высоко подняв голову, ответила:
— Вы бы на фронте показывали свою храбрость, а то воюете здесь с полумертвыми бабами. Моего сына стрелять не за что, он бычников не обворовывал!
На следующий день новый удар уложил женщину в могилу.
В полдень белогвардейцы обшарили все углы в доме Егора Летунова, заглянули в подполье. Взбешенные безрезультатным обыском накинулись на старика.
— Сказывай, где сыновья?
— Мои сыновья в Красной гвардии, бьют таких гадов, как вы, — гордо ответил тот.
Сильный удар в лицо свалил Егора на пол. Отбросив упавшую на тело мужа старуху, белогвардейцы выволокли Летунова во двор и двумя выстрелами покончили с мужественным стариком.
Вот и карательный отряд пришел в станицу с артиллерийской батареей, батальоном башкирских стрелков и пехотной частью головорезов Каппеля.
Созданная карателями военно-следственная комиссия принялась за свою грязную работу. Значительную часть местных коммунистов и фронтовиков вывели на окраину станицы, поставили возле вырытой ямы и расстреляли из пулемета.
Крики женщин, плач детей, рев скотины — все смешалось с треском пожара и смрадным дымом. Через несколько часов от Елшанки остались обугленные бревна, вздувшиеся трупы животных и уныло бродившие по пожарищу женщины и дети.
Виктор Словцов, братья Новгородцевы и часть арестованных усть-уйских казаков были отправлены в Челябинскую тюрьму.
Здесь Виктор Словцов и встретился с Ниной Дробышевой.
ГЛАВА 6
Весеннее солнце заливало сверкающим теплом котловину города Марамыша.
Легкий ветер приносил с полей еле уловимый запах свежих трав.
Накануне восстания чехов председатель уездного комитета Коммунистической партии большевиков Григорий Русаков сидел в маленьком рабочем кабинете и просматривал почту. Вести были тревожные: в Тургае появилась банда Бекмурзы Яманбаева.
Плохо было в Зверинке: задерживалась сдача хлеба.
Лупан ходил хмурый. Однажды он сказал Евграфу:
— Седлай коня и езжай в Марамыш к главному партийному человеку. Скажи, что уполномоченный упродкома на поводу у богатых идет. У Силантия Ведерникова днюет и ночует. Бедноте ходу не дает.
Лошадь Евграфа с трудом вытаскивала ноги из липкой грязи. Над озерными камышами стоял неумолчный гомон птиц, в тихой заводи плескалась рыба. От земли шел пар. Поля нежились под солнцем после суровой зимы. Кое-где на пригорках показалась первая зелень.
Евграф подтянул повод, приподнялся на стременах. Кругом лежали свободные от снега поля и луга. В далекой дымке яркого дня блестела водная гладь. За ней шли казачьи и мужицкие покосы.
«Придется часть лугов отрезать нынче донковцам, — подумал Евграф, — да и выпасами поделиться. Хватит всем…»