Василий Цаголов - За Дунаем
Вернулся назад, перелез через плетень и оказался в огороде. Двигался, выставив перед собой руки, спотыкаясь о грядки. Но вот руки уперлись во что-то твердое: «Забор кирпичный. Может, вернуться?»
— Дядя! — услышал он вдруг чей-то голос и замер.
С трудом он различил около себя мальчика.
— Чего тебе? — промолвил Христо.
— Ты из этих.... Из комитов, что ли?
— А зачем тебе это?
— Ты настоящий гайдук?
— Настоящий.
— Дай мне ощупать твой револьвер...
— Нет у меня револьвера, вот потрогай кинжал.— В горле застрял комок, закружилась голова.
Мальчик зашептал прерывающимся от волнения голосом:
— Беги, дядя! Я дам тебе хлеба, сыра... Только ты не входи в дом. Я уже пять дней обманываю папу, будто у меня болит живот, а сам сижу здесь. Я жду гайдуков.
— А зачем они тебе?
— Папа их ненавидит... Пять дней назад я подслушал, как он говорил своему брату, что уже предал туркам троих гайдуков. Вчера у нас был читак, он сказал папе, что если к нему придет человек и скажет: «Много тебе здоровья от содержателя кафе, значит, он свой. Папа мне не настоящий отец... Я найденыш... А ты подожди, я сейчас принесу тебе еду.
— Кто дома?
— Только папа и я. А мама в гостях в Ловече, а работник пасет овец в горах.
— Вот что, иди домой и ложись спать. Да смотри не проговорись, что видел меня.
И мальчик ушел.
... После полуночи Христо постучал в калитку. Не сразу вышел хозяин, спросил недовольным тоном:
— Кто ты, человек божий, что будишь меня в такое время?
— Ябанджи1 я, хозяин... Ищу хлеба и ночевку...— шепотом ответил Христо.
— У меня, слава богу, есть и то, и другое... Входи! Ага, вот какой ты ябанджи! — ласково сказал хозяин, увидев на Христо кинжал.— Не дай бог, если кто-то увидел тебя...
— Если кто-то и увидел меня, так, должно быть, болгарин...
— Да что ты? Мир велик, люди — разные...
Вошли в дом. Хозяин поставил перед Христо софру.
— Что делать, хозяйки нет дома.
Но Христо отказался от еды. Тогда хозяин предложил идти ему спать в одае1 2.
— Лесные люди отвыкли спать в одае. Лучше я лягу в плевнике,— сказал Христо.
Хозяин поднял плечи, мол, как хочешь, гость.
Они поговорили о суровой гайдуцкой жизни. Вдруг хозяин предложил ему познакомить его с другими гайдуками. Они, мол, уже собираются после Апрельской резни.
— Хорошо, хорошо, вот настанет утро, а сейчас пойду спать.
Угодливый хозяин понесся впереди Христо.
Гость не лег. Он притаился за дверью.
Вдруг от дома отделилась крадущаяся тень. Христо узнал хозяина и последовал за ним. У калитки Христо положил ему руку на плечо.
— Куда спешишь так, хозяин?
— А... Это ты? У моего соседа спрятано немного патронов... Я хотел порадовать тебя...
— Я забыл сказать: «Много здоровья тебе от содержателя кафе».
— Что же ты молчал? А я подумал ты гайдук.
— Тсс! У меня к тебе поручение, подойди ближе.
Предатель нашел в темноте руку Христо и прильнул
к нему:
— В село должен приехать учитель.
— Ну?
— Он бежал из крепости.
— Учитель? Так, так...
— Связан с теми, кто в лесу...
— Сволочь! Но кто тебя послал?
— Не твое дело!
— Хорошо, молчу.
— Узнаешь, с кем он будет якшаться, и передашь о нем... Сам знаешь, кому. Понял?
— Да, да... Значит, бежал из Крепости. Ну, й ему покажу. Отправлю к праотцам.
— Не смей трогать... А еще вот что,— Христо слышал дыхание предателя.
— Ну, говори!
Рука с кинжалом легла на спину предателя.
— О-о!
Для верности еще раз... Теперь уже в грудь.
Потом он поспешил в дом и долго стоял над мальчиком. Не выдержал он и погладил его голову. Мальчик вздрогнул и проснулся.
— Дядя?! Папа...
— Твой отец вышел в деревню, а я пришел, чтобы поблагодарить тебя за все,— ласково сказал Христо.— Возьми,— он положил в руку мальчика карманные часы.
Ошеломленный мальчик приложил часы к уху.
— Тикают! — воскликнул он, повертел в руках и неожиданно вернул подарок.— Такая вещь не для меня... Мой папа... А ты возьмешь меня с собой в горы, когда я стану взрослым?
— Конечно!
— Дядя, а комиты всегда говорят правду, да?
— Да...
— Тогда ты не возьмешь меня в гайдуки. Я солгал тебе насчет папы.
— Что? — вскрикнул Христо.
— Он мне настоящий отец...
— А,— облегченно вздохнул Христо.— Ну, прощай, сынок!
29
Ханифа, подойдя к хлеву, собралась было гнать скотину на улицу, как из мазанки вышла свекровь и остановила невестку.
— Подожди, я сама. Тебе еще рано показываться людям.
Подхватив пустое деревянное ведро, Ханифа засеменила через двор. Женщина чувствовала на себе взгляд мужа, но оглянуться на него не смела; стыдилась показать ему свои чувства. И все же не выдержала. Остановилась у входа в саклю, опустила ведро к ногам и сделала вид, будто поправляет на голове платок, а сама быстро посмотрела в сторону Знаура. Он улыбнулся ей и даже кивнул. Но тут же послышались шаги свекрови, и Ханифа юркнула в дом.
Задав корм коню, Знаур забросил за плечо хордзен и отправился, как обычно, в поле. «Кукуруза у Тулатовых нынче хорошая... Ну почему бог так несправедлив ко мне? Чем богаче человек, тем больше он его одаривает. Да будь у меня земля, так на ней бы ничего не уродилось... Неужели Тулатовы мне не заплатят больше обещанного? Как будто я для себя стараюсь, словно ишак, работаю на их поле... Э, ишак бы давно издох, а я еще стою на ногах».— Знаур зашагал по улице, размахивая свободной рукой.
На углу стояли сельчане, среди них он заметил Бекмурзу. «Что-то случилось, наверное. Почему люди не в поле?» — встревожился Знаур, прибавив шагу. Уже ближе услышал:
— Надо вырезать весь их род...
Это сказал Кудаберд. Он метнул взгляд на Знаура.
— Вот еще один работник... Иди, иди, чего остановился? Тулатовы давно тебя ждут.
Знаур сбросил хордзен под ноги и подступился к хромому, замахнулся кулаком, но ударить не успел: рука Бекмурзы легла на плечо зятя. И все же Знаур не сдержался:
— Что ты мне на рану соль посыпаешь? Других учишь, как поступить, а сам боишься и курицы Тулатовых.
Закружился на месте Кудаберд, взывая к справедливости. Но откуда люди знали о намерении хромого вызвать на ссору Знаура и заставить его в гневе высказаться в адрес Тулатовых. А вместе с ним выпытать, что на душе у Бекмурзы. Кудаберд притворно застонал, стараясь показать, что его очень обидели слова Знаура. И кто знает, чем бы закончился спор, не вмешайся в разговор Бекмурза.
— Кудаберд говорит нужные слова. Скоро Тулатовы заставят нас грызть землю, а на шею наденут ярмо.' У кого в доме есть мука? Скажите? Где вы станете косить траву? А? Наверное, ваш скот будет сыт одной водой! Но и ее скоро у нас отберут, как и наши земли...
— О, слышите, Бекмурза мудр, как и я,— хромой ударил себя в грудь.— Разве я вам не сказал то же самое? Но что значит; для вас Кудаберд...
— Ну чего ты раскудахтался?! — прикрикнул кто-то на Кудаберда, и тот умолк.— Ты никогда плохого о Тулатовых не посмеешь даже подумать, а тут раскричался. С чего бы это?
— Между собой мы ругаемся, готовы головы оторвать друг другу. А за что? Ну, кто мне скажет? А стоит появиться Сафару, как у нас языки отнимаются и ноги подкашиваются. Разве не так? Если хоть одно мое слово будет неправдой, жизнь не пожалею. Так вот и умрем...— Бекмурза закатал рукава черкески.
Люди молчали, понурив головы. Что они могли ответить? Их отцы и деды жили в горах и сотни лег выращивали ячмень на заоблачных лоскутках. А случалось, проливалась и кровь соседа, если он нечаянно бросал зернышко за межу. «Или бог нас возьмет к себе, или мы погибнем, и никто не узнает, что на земле когда-то жили осетины»,— говорили в те далекие времена на нихасах. Горцы молились богу, а чтобы было надежнее, совершали жертвоприношение. Но оттого никому не становилось легче. Прошли долгие годы, пока горцам разрешили поселиться в долинах, на землях их отцов. Сто лет прошло с тех пор, а спор о земле продолжается. Она досталась алдарам. Да разве же ее возвратят теперь богатеи? У них сила. Тулатовы тоже сумели отделить себе лучшие земли. А какие у них особые права на нее? Этот вопрос задавали друг другу сельчане, и никто из них не мог ответить на него. Даже самые мудрые старцы становились в тупик. С думой о земле начинался день, с ней ложились спать.
— Может, напишем прошение? — предложил Бекмурза.
У хромого заблестели глаза, и, облизав губы, он прежде всего посмотрел на Знаура. Ему хотелось крикнуть: «Соглашайся, Знаур! Ну, обругай же Тулатовых!»
Никто не ответил Бекмурзе, и тот вскипел:
— Нам бы только на кувдах красивые тосты произносить. Это мы можем! Ну и живите, как думаете, а я подамся в Грозный...
