Алексей Бондин - Ольга Ермолаева
Ее отвели. Она плакала.
— Отпустите меня... Никуда я не уйду... Сажайте меня в тюрьму... Я хоть куда...
Человек в кепи, с красной повязкой на руке, усадил ее на ступеньку парадного крыльца и вполголоса уговаривал:
— Не нужно так, товарищ, нехорошо...
— Я знаю... знаю, что нехорошо... Но что я буду делать со своим сердцем,— говорила Афоня, утирая лицо концом шарфа.— Если бы вы знали...
— Все понятно,—сдержанно говорил человек в кепи,— Успокойтесь, не волнуйтесь.
— Они жизнь мою изуродовали, душу мою измяли...
— В полицию ее нужно,— сказал кто-то из толпы.— Это не порядки священнослужителей бить.
— Сейчас нет полиции,— строго сказал человек в кепи,— забудьте про полицию.
— Ну, в милицию, не все равно.
— Отпустите ее, обиду не стерпела... У всякого есть сердце,— добродушно говорил кто-то.
Толпа росла, Ольга протискалась вперед. Увидев ее, Афоня сразу смолкла.
— Отпустите ее,— тихо сказала Ольга человеку в кепи.— Если нужно, запишите, кто она.
— Знамо дело отпустить... Эка беда, попу по морде съездила,— кричали из толпы.
— Значит, заслужил.
— Ну, это тоже не порядки...
— Ты не заслужил — тебя не бьют.
Человек с повязкой сунул руку в карман, достал блокнот, но сейчас же убрал его обратно.
— Идите...— сказал он.— В случае чего, найдем.
Ольга подошла к подруге и тихо сказала:
— Пойдем, Афоня.
Та продолжала стоять неподвижно.
— Пойдем, — повторила Ольга.
Афоня, пошатываясь, пошла рядом с ней. Позади них громко говорили:
— Дожили, что называется. Среди бела дня священника прибили, и суда нет!
— Да еще баба.
-— Прежде бы угнали за это куда Макар телят не гонял,— говорил басовито и внушительно дородный мужчина в шляпе.
— Непонятно, что творится,— поддакивал ему ветхий старичок.
— Свобода!.. Всем теперь свобода.
— Да, что будешь делать?..— отвечал нетвердым поношенным голосом старик.— Люди новые и порядки другие. Вон ораторы что говорят. Все равно теперь... И женщины.
— Хы... любопытно. Полицию разогнали. Теперь кому в ус, кому по затылку — получай и не спрашивай, чей да откуда. Нож в бок воткнут и спросу нет.
— А ты не волнуйся, отец, все хорошо будет...— вмешался в разговор худой парень.
— Ты, Оля, куда меня повела? — спросила Афоня сдавленным голосом.
— Пойдем ко мне.
— К тебе?..—-Афоня изумленно и радостно посмотрела на подругу.— К тебе?
— Я говорю, ко мне,— твердо проговорила Ольга.
Дома у Сазоновых никого не было. Ольга прошла в кухню и загремела самоваром. Афоня ходила взад и вперед по комнате. Простая мебель, пестрые половики, тюлевые занавесочки на окнах, шум закипающего самовара в кухне — все это напоминало девушке о прошлом. Будто она куда-то уезжала и вот теперь возвратилась в родной край.
— Как хорошо у тебя, Оля. Все-таки ты счастливая. А вот я... как бездомная собака. Не имею своего уголка... Всю жизнь я, как на ноже сижу. Не знаю, что со мной будет завтра. Как все это опротивело! Ни одного человека я не встречала в жизни своей, чтобы можно было посмотреть на него с надеждой, найти защиту... Никого я не люблю и никого мне сейчас не надо...— Афоня звонко хрустнула пальцами. У нее было бледное, усталое лицо. Русые волосы, расчесанные на прямой ряд, золотились.
Пили чай.
— Как я обрадовалась, когда увидела тебя,— говорила Афоня,— и обрадовалась и испугалась... Ты не думай обо мне нехорошо. Ты ведь не знаешь, почему так вышло...
— Знаю.
— Знаешь?!.
— Да, знаю,— повторила Ольга, смотря ей прямо в лицо.
— Мне стыдно смотреть тебе сейчас в глаза... Я, как пьяная, наскочила на него... Обида... Я себя не помнила, а теперь... Мне стыдно тебя...
Жалобы Афони всколыхнули в Ольге прежнее чувство к подруге. Хотелось сказать ей что-то ласковое. Она чувствовала себя виноватой.
— Мне было очень больно, когда ты ушла от меня,— заговорила снова Афоня тихим голосом.— Поверь мне, я уж не так-то виновата, как думают люди.
Афоня смолкла, будто боялась дальше говорить. Она облокотилась на стол, закрыв руками лицо.
После продолжительного молчания она сказала почти шопотом:
— Помнишь, в монастыре ты спрашивала — что со мной. Я тебе тогда не сказала... А было так... Казначея послала меня к попу... Он напоил меня пьяной... Я не хотела... Я хотела ему выдрать всю бороду... Он меня осилил... Я боялась сказать об этом. Да и кому я могла сказать?.. Кто бы мне поверил?.. Тетке Арине?.. Она сама подлая. Дяде Луке? Что он мог сделать — такой немощный старичок. Монахиням в монастыре? Они, как змеи, только жалят друг друга. Я думала, что нет выхода. Потом будто хорошо стало, когда... Помнишь? Я работать поступила на завод. Но и там... Почему-то работу нашу считали позором. И там нас держали только для того, чтобы играть с нами. Я возненавидела всех и себя возненавидела. Отчаялась. Думаю, все равно!.. Пропаду, так недаром... Помнишь, я хворала? Я, верно, хотела тогда умереть. Тетка Арина меня из дому выгоняла. Она дала мне питье, чтобы выжить ребенка. Я хотела убить его и убить себя. Но я осталась жить, а ребеночка скинула... Потом какое-то любопытство загорелось к жизни.
Думала, наступит же когда-нибудь и для нас светлый день!..
Ольга обняла Афоню. Она припала щекой к щеке подруги и ощущала, как текут ее теплые слезы. У нее тоже теснило грудь.
— Хорошая ты моя... милая, родная...— чуть слышно прошептала Афоня.— Не прикасайся ко мне, я поганая...
Но Ольга еще крепче прижала ее к себе.
— Ты тоже прости меня, Афоня. Я несправедливо думала... Я обидела тебя... Нужно было не так... Не так надо было.
За окном уже вечерело. В комнату вкрались сумерки. Афоня все говорила. Ей хотелось вылить все, что накопилось на душе. И чем больше она говорила, тем легче ей становилось. Словно слезами смывала она горечь, накопленную годами.
— Только ты, моя родная, не сторонись от меня... Я теперь другая стала. Время-то какое пришло! Не знала я, что на свете есть люди, которые хотят переделать нашу жизнь нескладную. Я свободна теперь. Я снова пойду работать. Я думаю, что там найду теперь радость.
Пришел Николай. Подруги дружненько сидели, взволнованные разговором. Афоня повеселела. Ольга тоже счастливо улыбалась.
Николай холодно поздоровался с Афоней. Она хотела протянуть ему руку, но он будто не заметил этого, отвернулся и прошел к окну. Ольга поняла настроение мужа, в ней вспыхнуло возмущение, но она не подала виду. Афоня поднялась с места и стала собираться.
— Ты уже? Куда спешишь? Останься, посиди...—ласково сказала Ольга.
— Нет, спасибо, Оля. Бежать надо, засиделась,— торопливо заматывая голову шарфом, сказала Афоня и боязливо посмотрела на Николая. А тот, закинув руки назад, отвернувшись, стоял у окна.
— Останься, куда торопишься?..— упрашивала Ольга.— У нас ночуешь. Где теперь живешь?..
— Дома. Открыла я избушку дяди Луки. Можно еще в ней жить. Ну, так прощайте-ка...
Афоня ушла.
— Чаю хочешь? — спросила Ольга, бросив взгляд на мужа.
— Да...— коротко и мрачно ответил Николай.
— Сию минуту исполню ваше приказание.
— Что это за тон?..
Ольга стояла в дверях кухни и с презрительной, холодной усмешкой смотрела на Николая. Он, исподлобья смотря на жену, снова спросил, повышая голос:
— Я тебя спрашиваю, что у тебя за тон?..
— Какой ты пришел, в такой тон и говорю.
— Я говорю, как всегда.
— А-а,— с усмешкой протянула она.— А мне показалось что не так, как всегда.
Ей вдруг захотелось позлить его и вызвать на откровенность. Но Николай упорно молчал и сопел. Ольга приготовила чай, налила стакан и присела к столу.
Николай ел молча, торопливо пожевывая хлеб. Глаза его были устремлены на самовар и странно стеклянели. Она впервые увидела, как у него шевелятся желваки на щеках, а у висков заостряются под кожей кости и пощелкивают, как выворачивается нижняя губа и вскидываются брови, когда он пьет из блюдца.
— Зачем она приходила? — наконец, спросил он, не глядя на Ольгу.
— Кто она?
— А эта, что сейчас была.
— Ты разве ее не знаешь?..
— Ну, кто ее не знает,— проговорил он и пренебрежительно усмехнулся.
— У нее имя есть — Афоня.
— Ну, пусть так... Зачем она была здесь?
— Я ее встретила, и мы пришли вместе, пили чай.
— Та-ак,— протянул Николай и брезгливо поджал губы.
— А что? — вызывающе спросила Ольга.
— А ты знаешь, кто она такая?
— Знаю. Это моя подруга. Мы вместе с ней выросли.
— Та-ак,— протянул Николай с угрозой в голосе и снова стал есть.— Больше ничего про нее не знаешь? — спросил он после молчания.
— Ну, как не знаю? Знаю.
— А знаешь, так зачем она была здесь?..
— Я тебе сказала,— нахмурив брови, ответила Ольга.
Она ожидала, что сейчас Николай убьет ее и Афоню обидными словами, и приготовилась. А он, продолжая есть и смотреть куда-то в сторону, точно пряча свои глаза от взгляда жены, строго сказал:
