Аркадий Львов - Двор. Книга 2
— При чем здесь оглядываться! — громко сказала Аня. — Просто большое уважение к человеку, который всю свою жизнь отдает другим и ничего не требует взамен.
— Ничего? — удивился Иосиф.
— Ничего, — повторила Аня.
— Значит, — скривился Иосиф, — твое уважение и то, что ты Овсеича слушаешься больше, чем собственного мужа, а его мнение для тебя главнее, чем мое, — это, по-твоему, ровным счетом ничего?
Адя засмеялся и сказал: из дяди Иосифа может выйти софист не хуже самого Сократа, который с таким мужеством стоял за истину, что в конце концов должен был по собственной воле принять смертельный яд.
— Ципун тебе на язык! — схватилась Аня. — Иди в свою комнату, садись делать уроки.
Адя ответил, что сейчас он как раз готовится к практическим занятиям по «Краткому курсу», завтра семинар, а преподаватель требует от студентов, чтобы приводили примеры об антагонистических и неантагонистических противоречиях из окружающей жизни.
— Ты не умничай, — рассердилась Аня. — Тебе дали учебник, дали книжку, а приводить собственные примеры будешь, когда сможешь сам зарабатывать на жизнь и заведешь свою семью.
Нет, покачал головой Адя, преподаватель требует на каждом семинаре факты из конкретной действительности, так что откладывать нельзя.
Иосиф целиком поддержал Адю и сказал, что он прав на тысячу процентов: пусть думают своими мозгами, а не ждут, пока будут пережевывать папа с мамой.
— Так, так, — подтвердила Аня, — давай сбивай мальчика с дороги, тебе недостаточно, что ребенок один раз остался сиротой.
После этих слов Аня спохватилась, Адя наклонил голову, как тот упрямый бычок, и злыми глазами смотрел исподлобья.
— Ребенок! — подмигнул Иосиф. — Какой он ребенок: здоровый буц — ему уже пора скоро своих детей делать. Дитя, подойдите ближе.
Адя подошел, дядя Иосиф крепко обнял, потрепал за чуб и сказал: тут один человечек, живет на Большой Арнаутской, угол Ленина, продает мотоциклетку, немецкая марка «Цундап», надо зайти посмотреть. У студента найдется свободная минута, чтобы заглянуть вместе?
— Как тебе нравится? — возмутилась Аня. — Он спрашивает у него, а у меня ты спросил?
— Тебе тоже нужна мотоциклетка? — удивился Иосиф. — Пожалуйста, купим две и спаруем, будет, как у хорошей кобылы, четыре ноги.
С мотоциклетом сложилось так удачно, как будто сам Бог подсказал: накануне Дня Сталинской Конституции Иосиф принес человеку деньги, а буквально через неделю правительство издало постановление об отмене карточной системы и денежной реформе — один новый рубль за десять старых. Человек с гвалтом прибежал во двор, требовал мотоцикл обратно, многие соседи взяли его сторону и тоже требовали, чтобы Котляр вернул мотоцикл, иначе получается просто грабеж, но Иосиф предлагал всем недовольным обратиться в центральную прачечную — там круглосуточно принимают жалобы. Больше всех кипела Дина Варгафтик, называла Иосифа жуликом и низкой сволочью, но сама же объясняла, что ничего удивительного здесь нет: деньги всегда шли к деньгам — так было и так будет.
В воскресенье собрались в большом коридоре на втором этаже, Иона Овсеич сердечно поздравил всех жильцов с денежной реформой и отменой карточной системы — новым крупным шагом по пути благосостояния и дальнейшего подъема. Несмотря на то, что в годы войны враг всячески пытался подорвать нашу экономику, фабрикуя в огромных количествах фальшивые советские денежные знаки, и способствовал тем самым временному оживлению на бывшей оккупированной территории черного рынка и спекуляции, партия и правительство, в интересах рабочего класса, колхозного крестьянства, а также всех трудящихся, сделали все необходимое, чтобы сохранить на прежнем, довоенном уровне заработную плату и цены на товары широкого потребления и, одновременно, сочли возможным произвести обмен денег в соотношении десять старых рублей за один новый рубль. Здесь не надо быть большим математиком, чтобы посчитать: тот, кто живет на свои трудовые доходы, при обмене практически ничего не теряет, и, наоборот, всякого рода спекулянты, дельцы и барыги теряют тем больше, чем больше они наворовали.
Советский народ ответил глубокой благодарностью на новое проявление заботы партии и правительства, однако нашлись и такие, в том числе у нас во дворе, которые лезли из кожи вон, чтобы урвать как можно больше не только у частных граждан, но и у государства, и в самые последние дни, накануне реформы, ухитрились вложить свои капиталы в сберкассу, где первые триста рублей менялись один к одному, а последующие три тысячи — на льготных условиях.
— Анна Котляр, — Иона Овсеич демонстративно отвернулся, — можешь поднять голову, мы на тебя не смотрим.
Люди засмеялись, потому что все получилось как раз наоборот: до этого Аня держала голову ровно, а теперь, когда Иона Овсеич отвернулся, действительно опустила.
— Товарищи, — Иона Овсеич прищурил глаз, руки сложил на животе, чуть-чуть играли пальцы, — я думаю, дадим слово Анне Котляр, послушаем, что она хочет сказать нам.
Аня, наконец, подняла голову и сказала, что никаких денег накануне реформы они в сберкассу не заносили, ибо не могли знать заранее, какие там будут условия, льготные или нельготные, кроме того, в сберкнижке стоит число, когда принят последний вклад, и она не делает из этого тайны: пожалуйста, кто хочет убедиться, может посмотреть.
Иона Овсеич поблагодарил за полную откровенность и доверие, но при этом подчеркнул, что имеется закон о тайне вкладов и нарушать никто не позволит. Ну, а если к тому же учесть, что существует такой вид вклада, как на предъявителя, когда имя остается в секрете от самой сберкассы и даже государства, стало быть, можно иметь и две, и три, и пять книжек, следует только удивляться, за каких простачков принимают нас Котляры, добровольно соглашаясь на ревизию и контроль.
Аня сказала, она клянется жизнью, что говорит всю правду, а в сберкассу они действительно заходили, но не для того, чтобы положить деньги, а наоборот, снять: как раз купили Аде мотоциклет, и надо было уплатить.
Иона Овсеич улыбнулся: чтобы один раз взять деньги, наверно, достаточно один раз зайти, а если заходят три или четыре раза, причем в разные кассы, поневоле складывается другая картина.
— Мало сказать, другая! — подхватила Дина Варгафтик. Многие согласились с Диной и поддержали, а Зиновий Чеперуха, хотя отец и жена удерживали с обеих сторон, вдруг набросился на нее, как уличный хулиган, обругал ни за что ни про что и потребовал, пусть приведет конкретные факты, в противном случае, Котляр имеет законное право привлечь ее к ответственности за клевету и шантаж.
— Молодой человек, — вежливо остановил Иона Овсеич, — по-моему, вы ошиблись адресом: это меня надо привлечь к ответственности, поскольку я первый поднял вопрос.
— Да, — нахально ответил Зиновий, — и вас вместе с ней, чтобы не пачкали человека грязью и не шельмовали!
— А если мы найдем свидетелей и докажем, — Иона Овсеич ударил кулаком по спинке стула, — какую песню тогда вы запоете!
— А вы сначала найдите свидетелей! — совсем обнаглел Зиновий.
— Нет, — стоял на своем Иона Овсеич, — отвечайте прямо: какую песню вы запоете, если компетентные органы вскроют, кого Зиновий Чеперуха взял под защиту, и установят причину такого загадочного единодушия?
— Товарищ Дегтярь, а чего стращать? — Марина Бирюк поднялась со своего стула, каштановые волосы были распущены, как у немецкой артистки Марики Рокк, из картины «Девушка моей мечты». — Все во дворе видят, как живут Чеперухи, и стращать не надо. А насчет Котляра я лично не знаю, чтобы он спекулировал или делал махинации. Человек сидит восемнадцать часов в сутки и хорошо зарабатывает. Ну, и на здоровье, кто завидует, пусть тоже поишачит, а мерить воду руками — нехай дурень меряет.
В коридоре стало тихо, один Фима Граник хихикнул в свой кулак, люди с удивлением смотрели на него и пожимали плечами, а он вдруг совсем развеселился и обратился с просьбой ко всем присутствующим и отсутствующим, ответить ему на простой вопрос: сколько ножки у сороконожки?
— Ефим Граник, — топнул Иона Овсеич, — свои малахольные шутки будете показывать в другом месте, а здесь вас видят насквозь!
— Не оскорбляйте меня, — закричал Ефим, — я не боюсь, я никого на свете не боюсь, и не рычите на меня, как лютый волк! Я сам хорошо умею рыкать.
— Фима, — обратилась Клава Ивановна, — сядь и успокойся, а то люди могут нехорошо подумать.
Иона Овсеич призвал товарища Малую к порядку и предложил не вмешиваться, когда ее не просят. А что касается реплики Ефима Граника, мы даем обещание вернуться к ней в более подходящее время и более подходящем месте.
Ефим в упор смотрел на товарища Дегтяря, качал головой и шевелил губами, как будто разговаривает сам с собой, но так, чтобы другие тоже видели и могли угадать слова. Степа Хомицкий первый угадал, весело погрозил пальцем и напомнил Ефиму детскую присказку: за мать — кости ломать. Люди засмеялись, а Иона Чеперуха вдруг, ни с того ни с сего, предложил лично товарищу Дегтярю и всем остальным соседям анодированные кольца для столовых салфеток и пуговицы для кальсон, количество неограниченное. Клава Ивановна сказала, столовые салфетки теперь не в моде, так что кольца можно сдать прямо в утильсырье, пять рублей за тонну.