Сахнин Яковлевич - Три минуты до катастрофы. Поединок.
Да, было время… Сражения, штурмы, пороховой дым… А ему и вспомнить нечего будет. И всё-таки он думал: «Ну что ж, и я бы смог…»
Капитан подал команду «вольно», но приказал не расходиться.
Всем, кто был сегодня на плацу, приходилось участвовать в парадах, смотрах, от них всегда требовали подтянутости, чистоты, аккуратности, и они старались выполнять эти требования. Да, попробуй не выполни: увидит старшина, командир взвода, командир роты или старшие командиры, уж кто-нибудь да обязательно заметит несвежий подворотничок или другой непорядок. Будет стыдно.
В эту минуту на плацу едва ли кто сделал бы им замечание.
Но все машинально подтягивались, поправляли друг на друге одежду, ремни, Во всей обстановке плаца, такой знакомой и привычной, было сегодня что-то новое, неизведанное.
Приглушенно, точно перед выходом в бой, гудел мотор бронетранспортёра. Он стоял неподалёку, но сквозь туманную дымку виднелся лишь его уродливый угловатый силуэт. На фоне тяжёлого серого неба одиноко поднимались два высоких столба с толстой перекладиной и недвижно спускались вниз кольца на длинных верёвках. Немного дальше — чёрные громады затянутых в брезент танков…
Никто не ощущал страха. Было торжественно, радостно и немного жутко.
— К машинам!
Быстро и бесшумно заняли места в бронетранспортёре. Рядом с водителем Солодовниковым сел командир роты.
Тишина.
— Все на местах? — оборачивается капитан.
— Так точно! — отвечает старшина Тюрин.
— Поехали!
Будто прожекторы, ударили фары. Сильнее загудел мотор, машина тронулась, медленно обогнула здание и осветила одинокую фигурку с автоматом у шлагбаума.
Часовой прикрылся рукой от света, и Солодовников тут же погасил фары.
Туман рассеялся. Начиналось хорошее осеннее утро. Бронетранспортёр выехал на улицу Дзержинского. Она пересекает две крутые горы, на которых стоит город. Первые трамваи уже спускались с этой немыслимой крутизны, миновав седловину, карабкались вверх к центральной площади города — площади Ленина. Как удерживаются они на рельсах, почему не летят, не кувыркаются, трудно понять.
Тормозя двигателем, Солодовников спустился вниз, а потом долго выбирался на гору. Преодолев подъём, быстро миновали короткую прямую улицу Ленина, и перед солдатами открылся как на ладони Кировский район.
Со всех улиц и переулков шли люди и, точно горные ручейки, стекались на широкую центральную магистраль, к которой приближался бронетранспортёр.
Десять тысяч человек покидали район.
Из дома в дом, из квартиры в квартиру шли агитаторы, терпеливо объясняя необходимость оставить свои жилища, поторапливали, помогали престарелым.
Жители и раньше знали о том, что им придётся временно эвакуироваться. Трижды в день по радио передавали наименования улиц, переулков, площадей, попавших в опасную зону. И всё-таки только теперь в полной мере ощутилась эвакуация. Снова повеяло войной.
С горестным чувством уходило население.
Вот красивый особняк. В большой комнате на столе посуда, остатки завтрака. Девушка перед зеркалом, торопясь, пудрится, красит губы.
— Верочка, — говорит пожилая женщина, — выпей хоть стакан чаю, что сегодня за наказание…
— Некогда, мам, трамваи не ходят, я на работу опоздаю.
Схватив чемоданчик, убегает.
Женщина идёт в соседнюю комнату. Возле письменного стола с выдвинутыми ящиками — высокий, энергичный человек в пенсне. Это, может быть, врач, инженер, преподаватель… Он укладывает в чемодан бумаги.
— Боже мой, второй чемодан! — всплескивает она руками. — Ты же сам сказал: «Все будет цело, ни одной тряпочки не брать».
— Да, да, да — ни-че-го. Ничего, кроме рукописи.
— А черновики зачем? — кивнула она на нижний ящик. — Ты их уже десять раз переписал.
— Надо! — в сердцах говорит он. — Это плоды всей моей жизни. Пойми ты наконец.
Раздается звонок, женщина выходит.
Он бросает в чемодан бумаги из ящиков, со стола, и вдруг взгляд его останавливается на фотографии жены. Воровато оборачиваясь, кладёт карточку в чемодан, быстро накрывает пачкой бумаг.
Входит жена.
— Это агитаторы, просят поторопиться…
В соседней квартире идёт спор. Молоденький агитатор, паренёк с комсомольским значком, убеждает пожилую женщину, которая не собирается уходить.
— Вы говорите, вещей не брать? — спрашивает она.
— Конечно нет, всё будет в полном порядке, — с готовностью отвечает юноша, не подозревая подвоха в вопросе.
— Так зачем уходить?
Паренёк не сразу находит ответ, а она уже снова наступает:
— Нет, уж раз взялись вывезти снаряды, значит, вывезут.
Не добившись результата, паренёк уходит. Через несколько минут появляется бригадир агитаторов, такая же пожилая женщина, как и хозяйка.
— Вы тоже агитатор? — удивляется та. Ей становится неловко. — Ну уж пошёл, нажаловался… Видите, вот собралась, сейчас ухожу…
А паренёк уже на пороге следующего дома. Дверь в комнату приоткрыта. Пожилой человек, взобравшись на стул, снимает портрет молоденького офицера в форме лётчика первых лет войны с орденом Красного Знамени.
— В простыню обернём, и будет хорошо, — отвечает он на вопрос жены.
Она грустно всматривается в портрет, так похожий на мужа.
Паренёк кашлянул, постучал.
— Вам не нужна помощь?
— Нет, нет, — сейчас уходим…
На углу, в крохотной мастерской, копошится старый часовщик. Он бережно собирает колесики, пружинки, инструмент, упаковывает в бумагу, укладывает пакетики в маленький чемодан.
Рядом суетится совсем седая старушка.
— Так всё разбросать по всей мастерской надо уметь, — говорит она незлобиво.
— Очень просто: я думал, что мне уже не придётся больше эвакуироваться.
Он вздыхает, смотрит куда-то в одну точку, как бы сквозь стену.
— Так о чём же ты думаешь? Надо ведь собираться.
Военный комендант города подполковник Бугаев, проверив трассу предстоящей транспортировки снарядов, объезжает улицы. Его знают все агитаторы. Он направляется туда, где совсем трудно. Заупрямится вдруг человек, и никакие доводы на него не действуют. В каждом массовом мероприятии обязательно находятся такие люди.
Бугаев останавливается возле только что отстроенного домика. Веранда ещё не закончена. Во дворе строительный мусор.
— Не уйду, не уйду, — кричит седая женщина, — помру здесь, а дом не брошу…
Агитатор пытается успокоить её, что-то сказать, но она не дает и слова вымолвить:
— В сорок втором уходила, дотла все сжёг, изверг… Каждую копейку берегли, недоедали, строили…
— Успокойтесь, мамаша, — вмешивается Бугаев, — что тут происходит?
Подполковник не говорит ей того, что она уже знает. Он находит другие доводы:
— Почти десять тысяч человек уже ушли. Возле снарядов будут стоять солдаты и ждать, пока не уйдете вы. Такой приказ. И все люди будут ждать. Пока хоть один человек останется в опасной зоне, работы не начнутся. Понимаете?
Он долго и терпеливо объясняет разницу между эвакуацией сорок второго года и этой. Женщина плачет, но начинает собираться.
Чем ближе подъезжали солдаты к Кировскому району, тем больше попадалось встречного транспорта и пешеходов. Только один бронетранспортёр двигался в направлении к станции. Километра за два до предстоящего места работы машина уже с трудом пробиралась сквозь густую толпу.
Свёртки, сумочки, корзинки, чемоданчики, а у некоторых даже узлы.
Вот жена железнодорожного слесаря Александра Петровна Павлюченко догоняет жену пенсионера Полярного, нагруженную узлом.
— Ты что же навьючилась, на новую квартиру переезжаешь? — насмешливо спрашивает Александра Петровна.
— А как же без теплого уходить! — оправдывается та. — Ты ведь небось все в подвалы снесла, а у меня подвалов нет.
— И не подумала даже! Раз сказали — вывезут снаряды, значит, вывезут.
Большинство людей шло спокойно, без паники, глубоко веря, что всё окончится благополучно.
— Я уж за все дни в кино отхожу, — говорит домохозяйка Александра Пармёновна Белевцева. — А то с этими домашними делами никогда не вырвешься. Как начну с крайнего, так все по очереди и обойду, — смеётся она.
— А я по магазинам, — отвечает ей идущая рядом соседка. — Давно собираюсь, да всё не получалось.
Одни шли к родственникам, другие к знакомым, третьи на работу. У каждого нашлись дела в городе или место, где можно будет спокойно отдохнуть до вечера.
Вместе со всеми шла и Валя. И мастерская и дом оказались в опасной зоне. Она шла медленно, машинально разглядывая необычное шествие.
Вот девушку с чертёжной доской, рейсшиной и рулоном чертежей обгоняет группа оживленно беседующих мальчишек. В руках у одного большой альбом с надписью на обложке: «Почтовые марки СССР». Второй аккуратно несёт на плече модель парусного корабля, третий — с рыболовными снастями. В стороне от них одиноко и угрюмо шагает мальчик, держа на весу аквариум. Лицо у ребенка грустное, задумчивое. Тяжело ступает железнодорожник. За спиной у него два охотничьих ружья, в руках — узел с радиоприёмником. Близорукий юноша в очках читает на ходу книгу. Он то и дело натыкается на людей, толкают и его, и он каждый раз извиняется, но продолжает читать.
