Инал Кануков - Антология осетинской прозы
Неподалеку от отары Халци пасли скот пастухи из Куыда. Как-то они пришли к Халци и стали просить у него Кориса. За собаку они обещали десять баранов, а в придачу еще и осла. Халци не позволил им и рта раскрыть, говорит, не отдам Кориса даже за все отары Куыда, не то что какой-то десяток овец. Он даже обиду затаил на куыдских пастухов: да как они посмели предложить ему такое!
В канун Атынага, праздника урожая, пастухи из Куыда задумали недоброе. Под покровом темной ночи они собрались прибрать к рукам часть отары, охраняемой Халци, но Корис почувствовал опасность и поднял невообразимый лай. Халци тоже не растерялся, с порога кошары дважды пальнул в темноту. Тут незадачливые грабители бросились бежать.
Чтобы распалить соседей, Халци взбирался на вершину скалы и отсюда начинал горланить песни. Эхо разносилось далеко вокруг и, казалось, Халци подпевают окрестные холмы и овраги:
Эй, уарайда! Украсть, похитить бы мне
Красавицу из Корниса,
Подарил бы я тогда пастухам из Куыда
Своего пса Кориса
Так распевал Халци перед куыдскими пастухами. Могла ли тем прийтись по душе такая песня?
Дни шли за днями. Жизни пастуха особенно не позавидуешь: то мокни под дождем, то спасайся от жары, то непомерно сыт, то непомерно голоден. А тут и зима стала подкрадываться, и Кудзаг послал Халци вместе со своим старшим сыном на поиски зимних пастбищ.
Путь их лежал через Гудзарет. В этом селе жили родственники Кудзага, и Халци с сыном своего хозяина остановились у них на ночь. Но тут выдались такие морозы, что они двое суток не могли продолжать путь. Халци, которому не часто доводилось гостить у таких богатых хозяев, блаженствовал. Будь его воля, он бы отсюда и шагу не сделал. К тому же дочь хозяев Асинат… Едва Халци увидел ее, как сердце в груди у него оборвалось, перед глазами поплыли радужные круги, словно ему явился небесный ангел. Опомнившись, Халци мечтательно подумал: «Досталась бы мне эта девушка, а там пусть сгинет все богатство Кудзага вместе с его сыном!»
К вечеру Асинат вышла наколоть щепок. Щеки у нее румяные, точно спелое яблоко, и упругие, точно свежевыпеченный хлеб. Как тут было сдержаться сердцу Халци! В тот же миг он оказался рядом с девушкой.
— Дай, я тебе наколю щепок, красавица!
— А разве я сделаю это хуже тебя, ксанец?
Недолго думая, Халци ухватил девушку за локоть и крепко сжал.
Асинат была тоже девушка не промах, схватила полено и — хрясть Халци по спине.
— Бей посильней, красавица, а то мне совсем не больно!
— Уходи подобру-поздорову, ксанец, не то подомну тебя, точно цыпленка!
Слово за слово, и вот уже Халци и Асинат повели себя так, будто были знакомы целую вечность. Халци за нее щенки наколол и успел ей несколько раз подмигнуть. А когда все улеглись, спать, Асинат положила Халци в чувяки свежей соломы, вычистила ему ноговицы.
Наутро наконец-то выдалась хорошая погода, и Халци со своим спутником вновь двинулись в путь.
Поравнявшись с родником, они увидели Асинат с деревянным ведром. Сын Кудзага, не останавливаясь, прошел мимо, а Халци чуточку задержался у родника.
— Ну, ягодка моя, прощай, дай мне только твоей воды напоследок испить, — говорит он Асинат. Халци старался выглядеть бодрым, веселым, но на сердце у него будто камень лежал.
Девушка наполнила ему большую чашу, и, принимая ее, Халци с благодарной улыбкой глянул на Асинат. Очень сладкой показалась ему вода, до самого дна опорожнил он чашу.
— Теперь дай мне твою руку, Асинат, я ухожу.
— Доброго тебе пути, ксанец, заглядывай к нам еще!
Халци двинулся дальше, но ноги у него вдруг до того отяжелели, что он уже и шагу ступить не мог.
— Эх, выпить бы еще той воды! — пронеслось у него в голове. Прошел немного, оглянулся: стоит Асинат у родника и глядит ему вслед…
* * *К лету Халци вернулся с отарой на прежние пастбища. С ним, как всегда, был Корис. Прибавилось у Халци и своих овец, теперь их у него без малого двадцать голов. Вот только в это лето что-то не слышат куыдские пастухи песен Халци. С чего бы это?
Днями напролет сидит Халци на скале подле отары и не шевелится, словно кто в землю его вкопал.
— Не иначе, как он околдован, а, может, его святой Тутыр проклял? — удивленно говорили пастухи.
Корис ни на миг не покидает хозяина, лежит у его ног, пока тот лениво не прикрикнет на разбредшееся стадо: «р-рай!»
А то еще Халци присядет на край своей бурки и неподвижным взглядом уставится туда, где вдали клином сходятся склоны ущелья. По ущелью с рокотом мчится река, пенится на валунах. От речки к мельнице протянулись рукава, вода бежит по узким желобам, прокручивает тяжелые жернова, после чего опять сливается с главным потоком.
По берегам реки, притулившись к скалам, безмолвно застыли села. Сейчас все люди на сенокосе, в селах остались одни старики. Лишь временами до слуха доносится приглушенный крик петуха или отдаленный лай собаки. Видно, как у подножия Черной Башни извивается тропинка. Оттуда она перескакивает на крутой склон горы со следами оползня, резко уходит к вершине, огибает по пути остроконечную скалу и, показавшись напоследок, скрывается в лесной чаще.
И река и дорога ведут на равнину, туда, где лежат большие щедрые поля. Солнце там светит ярче, жизнь там привольнее… Миновав виноградники Цхинвали и продолжая путь, путник скоро оказывается в Гудзарете. Там живет Асинат, та самая Асинат, которая минувшим летом похитила сердце Халци. Вообще-то Асинат обычная осетинская девушка, но для Халци она ангел, спустившийся с небес. Ничего удивительного: пастухи в горах часто бывают лишены женской ласки и нежного слова.
Кому теперь Халци может поведать свою тоску!.. Здесь на богом забытых склонах он порой даже звука человеческой речи не слышит. Правда, рядом пастухи из Куыда, но еще с прошлого года он на них в обиде.
Порой, услышав пронзительные крики диких куропаток, Халци чуть приободряется: какое-то непонятное успокоение приносят они ему своим пением.
Случается, перед глазами Халци внезапно встают видения. Словно он уже не пастух, а охотник, и карабкается по крутым скалам. Ему удалось подстрелить несколько диких куропаток. Вдруг на вершине скалы он замечает быстроногую серну. Халци прицеливается в нее из длинноствольного крымского ружья. Выстрел — и подбитая серна скатывается к его ногам. К вечеру он приносит тушу домой. Здесь его ждет Асинат с детьми. Завидев Халци, дети бросаются ему навстречу, радуются добыче…
— Эх, Корис, хоть бы ты разделил со мной печаль, — обращается он в такие минуты к любимой собаке. И тут же, опомнившись, кричит на разбежавшихся овец: «р-рай, р-рай!»
С каждым днем все печальнее становится Халци. Пища ему в горло не лезет, по ночам его бессонница мучает, совсем как в «Песне девушки»:
Орешник листву роняет,
Говорят, это холода виноваты.
Ночью сон ко мне не идет,
Говорят, это любовь виновата.
Как-то ночью Халци и вовсе голову потерял.
В кошаре он лежал, укрывшись шубой. На дворе стояла такая темень, что хоть глаз коли. Из дальних южных сел долгое время доносился собачий лай. Ничуть не уступали им собаки куыдских пастухов. Не сиделось на месте и Корису. Несколько раз обежал он вокруг стада, потом взлетел на Березовый холм и оттуда жалобно завыл.
Пастухи из Куыда, приняв его за дикого зверя, стали свистеть.
Сон совсем покинул Халци. Он долго ворочался с боку на бок, в голове вертелись разные мысли. Стоило ему прикрыть глаза, как он мгновенно оказывался в Гудзарете. Его будто бы мучала страшная жажда, и Асинат поднесла ему чашу холодной родниковой воды. Халци ухватил девушку за руку, притянул ее к себе и обнял…
И вдруг откуда ни возьмись — отец Асинат… Халци бросился бежать. Его стали преследовать. Халци бежит во весь дух. Но вот нога у него начинают подкашиваться. Раздается выстрел. Халци ранен, теперь он не в силах ступить ни шагу…
Тут Халци испуганно вздрагивал, резко переворачивался на другой бок, а потом долго не мог прийти в себя.
Ближе к рассвету Халци сказал себе:
— Значит так, дважды не погибают! Как бы там ни было, иного пути нет. Не век же мне в пастухах ходить.
В голове у него родилась необычная мысль, он быстро встал, натянул на ноли чувяки. Спустя мгновение он уже гнал отару в сторону Дзагалкома, туда, где пасли овец пастухи из Куыда.
У березовой рощи Халци остановился, присел в тени дерева, потом подозвал Кориса, ласково потрепал его по шее, достал из сумы кусок сыра и весь отдал собаке. Откуда было знать бессловесному животному, что задумал его хозяин! Корис на радостях бросился лизать Халци щеки. Тот порывисто обнял собаку:
— Прощай, мой друг! Жизнь опротивела Халци, и он решил распроститься с тобой… Прощай, Корис!
