Алексей Кожевников - Том 2. Брат океана. Живая вода
II
Спала коренная вода, и Мариша выехала в Туруханск, чтобы оттуда пароходом на порог и дальше, в Россию, искать Василия. Не раз пыталась она разгадать то, что называли Россией; в доме у Ширяевых часто вспоминали ее, — сами по прадеду были российские и на пороге часто встречались с российским людом, — и Россия всегда представлялась ей так: небольшой зеленый круг лесов и гор, посреди круга порог, за кругом — густая холодная синь, и она, эта синь, — главная большая Россия. Туда и тянуло, и было страшно. И теперь Мариша ехала туда с тревогой, но страх постепенно уступал желанию.
Провожали Маришу Сень и Кояр. Сень уже не отговаривал ее, а пророчил скорую встречу с Василием.
Он вспомнил слухи про войну, про большевиков и решил, что в войне победили большевики, они и нарядили Ландура в грязную плешивую парку. Сам Ландур вольно не надел бы такую.
Приехали в Туруханск и тут же на берегу узнали от рыбаков, что в России произошла другая революция: Великая Октябрьская, — и власть уже не временная, а постоянная — Советская. Встала она не сразу, а с большой войной, война доходила до Туруханска, теперь и в Туруханске — Совет. Он — недавно, с зимы, но уже кое-что сделал: закрыл все крупные купецкие лавки и открыл свою лавку — кооперацию, без купца; отобрал у купцов лишние дома, которые сдавались внаем, и расселил по этим домам бесприютную бедноту; в ребячьей школе устроил вечерние курсы для неграмотных взрослых.
Сначала пошли в кооперацию посмотреть, как торгуют без купца. По внешности кооперация ничем не разнилась от купецкой лавки, висел только на ней красный флаг, и Сень посмеялся:
— Рыбаки, однако, обманули нас. Сам купец, пожалуй, спрятался, а женка, сын и дочь торгуют. Без купца ведь… Что скажешь?
Остановился он у порога, откуда видна была вся лавка — длинная, как Ландуров пароход. Торговали в ней сразу трое — парень и две девушки. Сень попробовал отгадать, кто из них хозяин, но похожего не нашел. Обыкновенно купец-хозяин был пожилой, бородатый, сердитый и делал чистое, легкое дело: ценил пушнину; получал деньги; товар отпускал работник, один на всю лавку, метался, как напуганный заяц, а хозяин все сердился — плохо бегает, прогоню. Здесь же работали все. Сень начал следить, кто получает деньги. У самой двери стояла небольшая будка, платили туда, в маленькое оконце. «Э-ге… Вот куда спрятался хозяин», — подумал Сень и украдкой заглянул в будку. Деньги получала девушка.
— Тьфу! — Сень плюнул. — Какие бойкие стали девки.
Тут Сеня заметили, и к нему подошел паренек-кооператор.
— Здравствуй, товарищ! Какой товар надо? Пойдем посмотрим.
Сень крепко стиснул руку Кояра и потянул его за собой, он боялся, что ласковый, улыбающийся паренек заведет его в какой-нибудь темный угол, отнимет пушнину, а самого — на улицу коленом. Он хорошо знал купцов: и Ландур начинал ласково.
Показывая товар, паренек называл цены. За дюжину рыжих белок отпускали пуд муки, за пятнадцать штук — отрез хорошего сукна на халат, за столько же — непромокаемые рыбацкие сапоги с высокими голенищами. Ландур давал вдвое меньше.
Когда осмотрели лавку, паренек захотел показать и склад, где были невода, сети, капканы и бочки, но Сень решительно отказался:
— Думаешь, остяк — дурак, всему поверит.
Паренек начал уверять, что говорит одну чистую правду: сию же минуту может отпустить любой товар.
— Знаю, знаю… — упрямо твердил Сень. — Сначала дешевая цена, потом — чай…
— Будет чай, будет! — воскликнул паренек. — Давай-ка попьем, легче разговор пойдет.
— Вот, вот, знаю. Потом водка, а потом… — Сень двинул коленом в воздух. — Правильно говорю?
— Совсем даже неправильно. Я не купец.
— Кто?
— Советская власть, большевик.
— Большевик? Василий? — Сень насмешливо оглядел паренька. — Ландур, вот кто! — И вышел из лавки.
Подобное этому случалось в кооперации постоянно. Новички из тайги и тундры считали кооператоров купцами: торгуют — значит, обманывают; в дешевых ценах и ласковом приеме видели новый ловкий подвох. Первый торг для кооператора был как штурм крепости. Ходит человек в лавочку день, другой, перебирает товары, улыбается, называет приятелем, а заикнись о торге — подхватит пушнину и унесет к купцу. У купца дешевле, но зато все ясно: угостят водкой и выведут за дверь. А что будет в кооперации после дешевых цен — неизвестно. Вдруг изобьют неслыханным смертным боем!..
Мариша все-таки уговорила Сеня вернуться поторговать. За один мешок пушнины они получили и продуктов и припасов на полгода, перенесли товар к знакомому рыбаку и снова пошли в кооперацию «гостевать». По соседству с лавочкой на высоком берегу реки кооперация имела специальный домик для «гостеванья». В одной половине были книжки, плакаты, журналы и газеты, в другой — чайные столики. Приедет человек из тайги, из тундры — всю жизнь не видел ничего, кроме обмана и обора, — как достучаться до его недоверчивой, недоступной души? Кооператоры ведут его в этот домик, пьет он бесплатно крепкий чай с сахаром и печеньем, кооператоры читают ему книжки, рассказывают о революции, о новой жизни, о справедливой торговле. И человек начинает постепенно отмякать. Один отмякнет в день-два, на третий уже спокойно приступает к торгу, иному нужна неделя, бывали и такие: чай пить ходит в кооперацию, а торговать к купцу.
Когда принесли чай, печенье, папиросы, Сень тронул кооператора за плечо.
— Скажи, друг, много будет стоить?
— Ты — наш гость, а с гостей не берут плату.
— Чей гость? Когда есть гость, есть и хозяин. Какой гость без хозяина? Сам говорил, ты — не хозяин. — И Сень отодвинул угощенье.
Пришлось трижды менять чай, пока Сень настолько уяснил новые порядки жизни, чтобы спокойно взяться за стакан. Напившись чаю, он перешел в читальню, к агитатору, и ушел оттуда на закате солнца, последний. Наутро снова явился в лавочку, потом «гостевать», потом обошел купецкие лавки, — внимательно наблюдая, как обходились с людьми, как ценили товары и пушнину, и не спеша, придирчиво строил новое понимание жизни.
Сень решил дождаться парохода, посадить Маришу и потом уж, со спокойной душой, отплыть к дому. Но пароход не торопился, и все, чтобы не терзаться ожиданиями, завели себе какое-нибудь дело. Маленькая целые дни гоняла по туруханским улицам синий обруч. Туруханск стоит на горе, и давно, — улицы там сухие, утоптанные.
Пока маленькая резвилась, Мариша либо шила, либо читала, а вечером, когда та ложилась спать, уходила на курсы для взрослых. Там сначала два часа взрослых, как ребят, учили письму и чтению, потом им же два часа читали лекции о классовой борьбе, о безбожии, о разведении в северных краях картошки и лука. Первые два часа назывались ликбезом, вторые — народным университетом. Мариша была грамотная, окончила Надпорожную трехклассную школу и здесь ходила в университет.
Кояр заходил и в ликбез и в университет, а больше ловил переметом рыбу, гостевал, глядел на лес, на небо, а Сень, как только открывался чайный домик, занимал стол у окна на реку. Своим чередом идут разговоры, чаи, а глаза своим чередом оглядывают Енисей и Нижнюю Тунгуску.
Берег высокий, дни солнечные, издалека видит Сень каждую возникшую лодку, без труда узнает, кто в ней: местный береговой рыбак или далекий таежный охотник. Если рыбак — Сень продолжает сидеть, если охотник — идет под берег встречать, не важно, кто охотник — остяк или эвенк, — все равно свой брат. Сень берет его под руку, ведет сначала гостевать, потом в лавочку, а когда пушнина сдана, пустые идут по купцам. Купцы рады, — вот принесли пушнину! — а Сень разводит руками и начинает притворно ахать:
— Ничего не убил, за всю зиму ни одной белки. Жалко себя, вас и того пуще жалко… А ничего нету, верно. Вместе погибать будем.
Наконец пришел пароход «Спартак», и Мариша уехала к Большому порогу. Немного погодя на пароходе «Север», который развозил товары по станкам и зимовьям теперь уже не от Ландура, а от Советской власти, уехали Сень и Кояр домой.
III
На девятый день «Спартак» остановился у Большого порога. К штурвалу взошел Веньямин. Тут, у штурвала, и состоялась встреча Мариши с братом. Все время, пока шли порогом, Мариша ликовала: «Братик у штурвала. Сбылось! Сбылось! Штурвальное колесо ходит легко и послушно, как у отца, как у Егора!»
Заметила, что послушание добывается с огромным трудом — уже на полдороге у Веньямина взмокли от пота виски, лопатка целой работающей руки горбом выпирала бушлат, — но тут же Мариша нашла и утешение: главное не это ведь, главное — братик у штурвала.
Когда вышли на берег, повстречался брат Павел. «А как же с этим?» — подумала Мариша и не успела решить, Павел уже обнял крепко, по-братски, сначала Маришу, потом девочку.
— А батюшка? Умер?.. Царство небесное, царство! — сказал проникновенно, перекрестившись на восток. — От батюшки нет никакого завету нам, наставленья?..
