Владислав Шурыгин - Тревожный берег
Андрей пожал плечами. Ответил не сразу.
— У меня отпуск, а у тебя учеба. Вечером наверняка зубришь.
— По такому случаю отложила бы.
— К чему подарки. Я из детского возраста тоже вышел.
— Обижаешься? — Она пристально посмотрела на Андрея и будто только сейчас заметила парня, стоящего рядом с Русовым. Напала на него: — А вы, Лешенька, что чужие разговоры подслушиваете? Ну-ка, дайте лопату и покурите пока!
Такой храбрости от нее Андрей не ожидал. Разве в школе сказала бы она такое? Парень засмеялся и, на удивление, послушно удалился.
— А у меня завтра день рождения. Ты забыл? — спросила она, дробя лопатой снежный ком.
— Почему же? Разве я когда забывал?
— Я тебя жду, — точно не слыша его ответа, сказала она.
— А так ли нужен мой визит? Может, лучше заочное поздравление? По телефону или почтой.
— Хватит задираться. Приходи. Увидишь, нужен или не нужен.
Андрей засмеялся. Чудачка! Так прямо и разберется. За годы толком не разобрался, а тут за один вечер все ясно станет.
Она чему-то улыбнулась и направилась к краю крыши. Андрей сразу не понял, к чему бы это.
— Адью, товарищ солдат! — сказала она, подняв вверх красную варежку, и прыгнула с крыши в сугроб.
От удивления Андрей задержал дыхание… Ух ты!..
Конечно, это не в диковинку — каждый год вот так прыгают мальчишки и девчонки с крыш своих невысоких домов, но чтобы она… Вот взялась удивлять.
— Во, десантница! — сказал Андрею пожилой сосед и убежденно подытожил: — Молодость. Кровь играет.
Она стояла возле детской площадки, отбивала с сапожек снег и совсем не смотрела на крышу. Парень, которого Люда послала покурить, подмигнул Андрею:
— Что, армия, махнем?
— Махнем, — весело согласился Андрей.
И они махнули. Андрей едва не прикусил себе язык — снег внизу оказался не таким уж мягким. Андрей подошел к Людмиле. В глазах у нее стояли слезы, возле губ она держала платок.
— Что случилось?
В ответ вялый взмах рукой — «а, ерунда!», но он заметил на платке кровь. Озабоченно подступил поближе.
— Что случилось, Люда? Покажи!
Она отрицательно повела головою, но затем на мгновение отняла от губ платок, тихо и печально спросила, округлив успевшие покраснеть глаза:
— Сильно?
— Нет. Через неделю пройдет, а до свадьбы…
Она благодарно улыбнулась.
* * *Он пришел на ее день рождения. Ее любимые духи «Рижская сирень» и добытая с немалым трудом веточка вербы с крохотными, еще не набравшими голубого пуха мочками заставили Люду по-детски искренне улыбнуться:
— Спасибо, Андрюша!
Среди гостей Люда ничем особым не отметила его, хотя, честно сказать, он все чего-то ждал; ругал себя за самоуверенность и никчемность такого ожидания и все же ждал.
Ночью шумная компания гостей вывалилась из подъезда. Бродили по городу, дурачились, орали песни, а затем провожали друг друга.
И вот Андрей и Люда остались вдвоем. Возле своего домн нашли замерзшую лужицу. Катались, смешно махая руками. Они с разгона попала к нему в объятия, и он не разжал рук. Темные глаза ее были огромными, ресницы еще длиннее, чем обычно. И вдруг она тихо попросила:
— Андрюша, поцелуй меня!
Он опешил от неожиданности — такое могло только присниться.
Потом они долго стояли в темном подъезде и тихо разговаривали.
— Ну пот, Людок, опять у тебя будут болеть губы. Не трогал — зажили бы.
— А тебе жалко?
— Жалко.
— Меня целовать?
— Нет, твои губы жалко.
— А ты не жалей.
— Но ведь кровь…
— Зато теперь ты можешь сказать, что знаешь вкус моей крови. Никто на свете этого сказать не может. Только ты.
— Я и не знал, что ты такая…
— Какая?
— Соленая и смелая.
— Глупый. Я немножко пьяная.
— И я. Только не от спиртного.
— И я тоже…
— Почему ты редко писала?
— Я исправлюсь и буду хорошей.
— А все же?
— Я не знала, о чем писать. А теперь знаю.
— О чем же?
— Не скажу. Не спрашивай.
…В день, когда он уезжал, по городу бежали веселые ручьи, в коричневой воде отражались черные стволы деревьев. На их ветвях под веселым весенним небом гнездились, гомонили грачи.
— Я буду тебя ждать, Андрюша! — сказала она на прощание. — Обязательно возвращайся!
Ему хотелось ответить: «Мимо родного города не проеду!», но, подумав, что на прощание так не шутят, высунулся из дверей вагона, крикнул:
— Обязательно приеду!
2
Капитан Воронин — фронтовик. От войны у него ранение в плечо и медали.
Младшим лейтенантом войск связи стал Иван Ильич к концу войны. Сравнительно поздно удалось ему получить и военное образование — сдать экстерном за училище, а потому среди ротных был он «последним из могикан». Ротами-то уже командовали парни двадцати шести — двадцати восьми лет, причем у некоторых были даже «ромбики» — высшее военное образование, а Воронину — за сорок…
Понимал — времена такие пошли, что без высшего образования, да к тому же при его-то возрасте, на майорскую должность не шагнуть, даже если по службе у тебя все как надо.
Годы брали свое, и сравнительно недавно стал Иван Ильич ощущать не то чтобы трудности, но, во всяком случае, предгрозье предстоящих трудностей. Так, на одном: из учений этого года, когда пришлось ему на КП заменить по вводной «выбывшего» из строя начальника штаба батальона, он чуть было не оплошал в глазах всего начальства…
А ведь так мечтал проявить себя на учениях, показаться во всем блеске… Как пошли скоростные разновысотные цели, стал зашиваться на таблицах перекрытия. Хорошо, командир взвода управления старший инженер-лейтенант вовремя помог, а то бы…
До выхода на пенсию оставалось немного, но Иван Ильич о пенсии не мечтал и уходить из армии не собирался. Напротив, втайне лелеял мысль послужить годочков до пятидесяти. Здоровье есть, роту пока в руках крепко держит, перенял кое-какие командирские хитрости у инженер-капитана Шахиняна, который в передовых командирах ходит. Хитрости не ахти какие, но преодолевать с, ной характер пришлось. Раньше все сам, везде сам, а теперь стал больше доверять молодежи, чаще советоваться с ним политом.
Замполит — старей лейтенант Маслов — парень головастый и по характеру покладистый. С ним вместе, «сочетая командирский опыт и комиссарский энтузиазм», держит Воронин в руках сложное хозяйство радиолокационной роты нисколько отдельных постов-станций, разбросанных на немалом участке побережья. Беспокойно сейчас ни душе у Ивана Ильича.
Отдельный радиолокационный пост 33 — «беспризорный»… Два месяца, как болеет начальник поста. Единственный офицер на точке, и того нет… Правда, обязанности ого мог бы выполнять сержант — командир отделения, но исполняющий эти обязанности ефрейтор Рогачев не справляется с делами.
На объекте все внешне обстоит вроде бы нормально, но то внешне… Воронина не проведешь, у него нюх, интуиция… Чувствует, не случайны промахи в работе расчета: то собьются в выдаче данных, то на телефонный иконок вовремя не ответят. С дисциплиной неблагополучно… Все это тревожит капитана.
Он стоит на командном пункте роты — худощавый, невысокого роста. Нервно постукивает карандашом по плексигласу планшета-стола, хмурится.
Вам приходилось встречать лица простые и грубые, словно сработанные из прочных пород дерева? Такое лицо у Воронина. Из-под рыжеватых бровей, внимательные и колкие, резко смотрят на собеседника светло-серые глаза. Иван Ильич только что высказал свои опасения Маслову, который сидит и курит у открытого окна КП. Маслов только сейчас замечает, что дым его сигареты, кажется, раздражает Воронина. Удивившись, что Иван Ильич сдержался и не сказал: «Кончай смолить!», он встает, гасит в пепельнице окурок, отвечает на опасения ротного:
— Согласен, Иван Ильич. Снимать сержанта с другой точки нельзя. Снять — значит ослабить другой расчет, а у тех расчетов, сам знаешь, и техника и задачи посложней, чем у тридцать третьего.
В дверях КП появляется телефонист — мешковатый, круглолицый солдатик с большими карими глазами.
— Разрешите, товарищ капитан?
— Обождите, рядовой Зинько. Или у вас что срочное?
— Никак нет, товарищ капитан. Я после… Разрешите идти?
Телефонист уходит, а дверь, заскрипев, остается открытой…
Воронин продолжает прерванный разговор:
— И все-таки никто не знает, как поведет себя этот Русов. Справится ли? Что ты о нем слышал?
— Справится ли? А вспомни, как кипятился Шахинян, когда узнал, что этого сержанта забирают?
По выражению лица Воронина, по трудно скрываемой улыбке Маслов видит, что аргумент его попал в самую точку: да, инженер-капитан Шахинян не зря так волновался.
— Русова я почти не знаю… — продолжал Маслов, — так, встречал, как-то слушал его выступление на партийном активе. Заметь, Иван Ильич, — на партийном активе. Слышал, что сватали его на комсомольскую работу. Он почему-то не пошел. А парень вроде серьезный. Спрошу у Захарова — проинформирует.
