Инал Кануков - Антология осетинской прозы
— Прощайте вы, оба Кобана! Теперь увидите вы, у кого какая доля будет!
Хамурза один понял, что будет от ухода Кермена.
— Кто вернет его, за того отдам свою красавицу дочь!
Пошел один кобанец вслед за Керменом, раздумывает:
«Если позади буду идти, скажет, что погоня, перегоню — скажет, что засаду готовлю».
Криком остановил Кермена, рассказал ему.
— Нет, не вернусь!
— Тогда ради меня вернись: Хамурза обещался свою красавицу дочь мне в жены дать, если верну тебя.
— Не верь им — алдары они: кто из них даст свою дочь за тебя?
Ушел Кермен к джераховцам. Они встретили Кермена радостно, и слепой старик попросил подвести к нему гостя, потрогал его спину и шею, сказал своим:
— Напрасно радуетесь: не такой он, чтобы долго жить с нами.
Из Джераха нападал Кермен на Кобан — женщины кануковские и тулатовские не решались выходить по воду. Тогда послали гонцов к Кермену:
— Вернись… Отдадим долю, какая тебе следует.
Был у Тулатовых Дзамбулат — алдар немощный, побиравшийся у кабардинских князей. Он уговорился с князьями загубить Кермена. Попросил Кермена поехать в Кабарду за подаренным табуном.
У князей сказал Кермену Дзамбулат:
— Если меня не будет в полдень, посмотри с дерева: где увидишь пыль, там я.
В полдень влез на дерево Кермен — открыли по нему стрельбу, убили.
Знамя Кермена в 1917 году подняла осетинская беднота. За Гизельстрой тоже лилась ее кровь, в труде над Гизельстроем, над каменными громадами, круто сбитыми в тысячелетиях, ломались ногти бедноты.
Но вот: из 1066 рабочих и служащих Гизельстроя соревнуются 636, почти все они объединились в ударные бригады, больше половины самозакрепилось на строительстве до конца, который все-таки будет победным.
Над проблемой Геналдона бьется сейчас мысль молодого руководства строительством.
Первоначальный проект перебрасывал Геналдон в Даргавское водохранилище: до количества, необходимого для равномерного действия станции, увеличивался запас воды в нем. И теперь нужен, но невозможен такой запас: под тяжестью его, как кисель, сползет Кахти-Сар. Теперь Геналдон перебрасывался бы к Кахти-Сару только для того, чтобы использовать зимой возможное количество воды, чтобы зимой не совсем хирела станция.
И теперь молодое партийное руководство строительством по-новому ставит проблему Геналдона. Оно хочет организовать переброску Геналдона так, чтобы в результате Гизельгэс давала не 100 000 000 киловатт-часов в год, как проектировалось вначале, но 300 000 000 или 400 000 000.
Мы терпим временные неудачи и учимся побеждать.
Чермен Беджызаты
БАТАЙ АЛБЕГОВ И НЕВЕСТКА БАРСАГОВЫХ
Предание
В давние времена, дорогие мои, могущество рода, фамилии измерялось числом достойных мужей, зажиточность — количеством земельных наделов, порядочность и честность — тем, насколько строго соблюдались обычаи. Предки наши во всем следовали обычаям, по ним строили свою жизнь. Иначе и быть не могло, люди о царе знать не знали, об алдаре слышать не слышали, ну, а что до начальства и законов, то их на нашу землю привнесли извне. В прежние времена начальством у нас были старейшие рода, законом служили обычаи гор. О том, чтобы преступить обычай, не могло быть и речи, правда, сильному многое позволено, сильный порой и обычай преступал и ничего, сходило ему с рук, а вообще-то, кто следовал обычаям, тот и был самым сильным.
Да что говорить вокруг да около, лучше послушайте предание.
Могущественным был род Албега, молва о нем разнеслась не только по нашему селу Башен, но и по всему ущелью Башен. Могучими, крепкими мужами прославился этот род, не был он обделен и богатством. В полном достатке жили Албеговы, днем пировали, по вечерам свадьбы играли, так и жили на крутом холме, вон и сейчас еще виднеются развалины их замков. Но счастливая жизнь, как и благоуханная весна, никогда не бывает вечной, глядишь, и налетит зимней вьюгой свирепая беда. Обрушилась вьюга и на род Албеговых, да такая лютая, такая жестокая, что весь род с лица земли стерла.
Род Барсага был еще могущественнее, еще сильнее рода Албега. До того могуч он был, что с целой страной мог бы сразиться. Земли у него было столько, сколько ни одному алдару не снилось, даже род Тагиата не имел столько земли. Око имущего ненасытно. Где доблестью, где грубой силой Барсаговы приумножали свое богатство. Соседние фамилии очень страдали от притеснений жестокого рода, но не в силах были что-либо изменить: Барсаговы даже птице над собой не позволяли пролетать.
В дружбе, согласии жили Албеговы с Барсаговыми. Один бог знает, что связывало эти два рода, но так или иначе, дружба эта сыграла свою роль в гибели Албеговых.
Настал праздник Тутыра. Со всего ущелья Башен съехались люди в село Башен на игры, и задрожала, заколыхалась земля от громких криков.
Спесивые Барсаговы никого к себе не подпускали, играли между собой. Но вот появился Салдженыг из рода Албеговых и вступил в игру с Барсаговыми. Несравненным наездником был Салдженыг, но еще несравненнее был его черный арабский скакун, приведенный из Грузии. Когда-то Салдженыг ходил туда в поход и силой отнял его у знатного князя.
Молодежь Барсаговых устроила скачки. Приняли в игру и Салдженыга, решили проверить, ловкий ли он наездник и быстрый ли у него конь. У Барсаговых ли не было резвых коней, у них ли не было лихих наездников, вот и стали они играть с Салдженыгом. Долго играли, как же иначе, день уже к вечеру стал клониться, но так сильнейшего и не выявили. Ни в чем молодые друг другу не уступали, будь то скачки, стрельба по мишени вскачь, джигитовка или верховая езда.
Тогда говорит Салдженыг, приглаживая гриву коня:
— Теперь испробуем, достойнейшие юноши, наших коней на крутом спуске. Кто удержится в седле и раньше других доскачет до реки, тот и победит.
— Пусть будет так, славный сын Албега. Только постарайся, чтобы ты сам своего коня на спуске не опередил, — пошутил Дадай — самый доблестный среди молодежи Барсаговых.
— Что ж, поглядим, храбрый Дадай, — только и ответил Салдженыг. И поднялись всадники на вершину холма.
Вон, поглядите, какой крутой и затяжной спуск ведет к реке! Нынешняя молодежь пешком и то боится по склону сбежать, а чтобы верхом на коне опуститься, об этом и речи нет. Прежде, мои солнышки, люди могучими, ловкими были, а в ратных делах и там, где доблесть свою показать надо, с ними и вовсе нынче никто б не сравнился. Хилого да трусливого юношу все презирали, прогоняли его прочь, иди, мол, к девицам, не место тебе среди мужчин. В свою очередь девушки тоже не желали с таким знаться, отворачивались от него, гнушались им. Горе такому юноше, позор ложился на него несмываемым пятном. А потому каждый готов был скорее умереть, чем покрыть себя позором.
Вот всадники взобрались на вершину холма, потом ринулись все разом вниз, а то как же. Скачут-несутся по крутому склону достойнейшие юноши, кто вперед выскочил, кто поотстал. Подскакали к реке, и опередил Салдженыг Барсаговых юношей ровно на лошадиную голову.
Опечалились славные юноши Барсага так, будто их молния ударила. И во второй, и в третий раз испробовали они свое счастье, только каждый раз чуточку опережал их Салдженыг на арабском скакуне.
Тогда подъезжает к нему могучий Дадай и говорит сердитым голосом:
— Салдженыг, живем мы с тобой в дружбе, точно родные братья. Конь да не станет причиной вражды между нами. Продай мне арабского скакуна, проси за него, что хочешь, ничем я не поскуплюсь.
Может, и не пожалел бы Салдженыг арабского скакуна Дадаю, ведь друзьями они были, но обидно ему стало, что на него сердятся, и так он ответил:
— Не знает тебя мой конь, Дадай, вдруг с непривычки в беду с ним попадешь. Лучше пусть на меня одного падут и несчастья и радость.
Ни слова больше не сказал Дадай, но в сердце своем затаил обиду.
Был у Салдженыга брат, Кудзан его звали. Легкомысленным, ветреным человеком был Кудзан. Бывало, затянет потуже пояс на нарядной, красной черкеске, сядет верхом на игривого коня и мчится во весь дух на свадьбу или еще на какое-нибудь веселье. Так, в лени и праздности проводил бездельник Кудзан свою жизнь.
Этого-то Кудзана и стал обрабатывать Дадай. Между братьями и так особой дружбы не водилось: да и как могли Салдженыга радовать разгул и бесконечные попойки брата. Салдженыг пытался учить его уму-разуму и по-хорошему и по-плохому, только не таким человеком был Кудзан, чтобы кого-то послушаться. А тут еще и Дадай стал натравливать его на Салдженыга.
— У Салдженыга семья, жена и дети, в доме он трудится, точно вол, ты же один и никому не нужен, — говорил, бывало, Дадай Кудзану. — Так вот, запомни, придет день, когда он вышвырнет тебя за порог голодным и раздетым. Он бы и сейчас это сделал, да ждет, пока дети у него подрастут. Ты только послушай, как он поносит тебя дома и на людях, разве так обращаются с любимым братом?
