Елена Серебровская - Весенний шум
Конечно, со временем люди станут много добрее, и от этого всем станет лучше и легче на земле. Но сколько нужно новых звеньев жизни, сколько поколений, чтобы достичь этого желанного результата!
И Маша старалась не упустить, не последней заметить эти ростки, эти иногда еще слабые, первые побеги новой душевной красоты. Они всегда сквозили в бескорыстной любви, в заботе о слабых, о младенцах и стариках.
Но именно сейчас, когда Маша научилась различать новое, светлое, — старое показалось ей еще чернее, чем прежде. Контрасты усилились.
Маша вернулась от Маркизова домой разбитая и подавленная. Он, любимый, не побежал же следом за нею, не остановил ее, не вернул. Он растерялся и только в первый момент обрадовался, — это подтвердил его голос. А что происходило с ним дальше, Маша не знала.
А дальше он поехал встречать Лизу. Она приехала несчастная, слабая, терпеливая, преданная. Бедная хорошенькая Лиза. Она любит Семена без оговорок и критики, она не станет помогать ему воспитываться, ей он хорош и такой. С Лизой легче. Рядом с ней любой покажется себе героем, сильным, мужественным, умным и прекрасным. А Маша то вздумает правду в глаза говорить, то продемонстрирует свое превосходство в чем-нибудь. И она не держится, не цепляется за своего дорогого.
Вернувшись домой, Маша тотчас рассказала все Люсе. И Люся так испугалась, так разволновалась, что поначалу просто растерялась. Она очень любила подругу, хотя многого в ней не понимала. И теперь ей казалось ясным только одно: пока не поздно, надо «освободиться».
Люся исчерпала доводы, стараясь доказать это Маше. Теперь уже было ясно, что Семен снова сойдется с первой женой. Люсю возмущали сами эти словечки — «первая жена», «вторая». Незачем путаться с женатыми. К ним нельзя приближаться больше чем на сто метров, потому что они все хитрецы и так обернутся, что и не заметишь, как забарахтаешься в паутине, точно муха. Разве мало хороших парней? Вон и вокруг Маши ходят, например Оська. Так нет, связалась с женатым!
— Иди и завтра же запишись в больницу. И учти, что для этого есть сроки, и через полтора месяца будет уже поздно, — настаивала Люся. Но Маша не соглашалась. И тогда Люся пригрозила, что пойдет к Маркизову и попросит его уговорить Машу.
— Не смей! Ни за что не смей ходить к нему! — закричала Маша, забыв о том, что рядом спят братья. — Я не дам тебе ни его телефона, ни адреса. Я тебе запрещаю.
— Телефон его я наизусть знаю, ты же не раз звонила ему при мне. А сделать это я должна. Если вы все идиоты, то хоть мне надо соображать за вас.
Следить за Люсей было некогда, и она добралась до Маркизова. Маша узнала об этом спустя две недели, когда он позвонил ей и попросил приехать на Каменный остров, чтобы потолковать обо всем. Но еще до этого свидания Маша увидела Семена.
Этой весной Семен собирался ставить какую-то переводную пьесу, героем которой был буржуазный дипломат. Маркизов добросовестно подошел к своему делу и не раз просил Машу узнать, когда в актовом зале читаются лекции, в которых освещается история Европы восемнадцатого века. Маша узнавала, и Маркизов бывал несколько раз на этих лекциях.
А сейчас в университете читал курс лекций профессор, приехавший из Москвы, специалист по истории дипломатии. Если бы Маркизов знал об этом, он непременно пришел бы. Значит надо, чтобы он узнал.
Была огромная тоска в сердце, тоска от разлуки. Маше вспомнился младший братишка. Мама, желая отучить его от груди, положила себе под блузку жесткую платяную щетку. Володька не знал, он простодушно протянул губы к материнской груди и вдруг навстречу появилась колючая щетка. Он заплакал и посмотрел так обиженно, так непонимающе, что даже маме, придумавшей все это, стало его жалко. Но ему шел второй год и пора было переходить на кашу.
Она не хотела вызывать Семена на объяснения. Сам всё понимает, сам придумает выход. Не пойдет же она к нему на поклон. А вот увидеть его хоть на миг, увидеть издали — хорошо бы!
— Семен Григорьич, здравствуйте. Вы просили дать знать о лекции академика… Приехал. Шестого в двенадцать в актовом зале. Спасибо, у меня все по-прежнему. Лучше всех.
Маша увидела его, когда он уже подымался по лестнице в актовый зал, увидела со спины, с затылка. Плечистый, в синем пушистом свитере, он не спеша подымался вверх, рассматривая объявления на площадке лестницы и в вестибюле. Черноволосый затылок был подбрит высоко, — Маркизов не любил отпускать космы. Добродушный, почти детский затылок!
В коридоре возле двери в актовый зал стоял маленький столик, с которого свешивалась бумажная афиша. За столиком сидела старушка в очках, — она продавала театральные билеты. Маша только что взяла у нее два билета на гастроли китайского театра Мей Лань-фаня.
Маркизов задержался возле столика с афишей. Маша видела, как он взял билеты и расплатился.
— Кажется, вы тоже на Мей Лань-фаня? — спросила Маша, поздоровавшись с Маркизовым. — И я только что взяла. Послезавтра, пятнадцатый ряд…
— О, да мы рядом! — Маркизов взглянул на свои билеты.
Зазвонил звонок. Маша с Маркизовым прошла в зал.
Она села в стороне, чтобы не стеснять его своим присутствием. Когда лекция пришла к концу, Маша заметила, что она даже не уловила, о чем говорил лектор. Не слышала ни слова.
Маркизов поискал глазами Машу, собираясь уходить. Он забыл сказать ей спасибо за то, что сообщила вовремя, — прежде он не забывал. На вешалке они оделись одновременно. Вынимая из кармана перчатки, он достал лимон, потом положил снова. «К чаю купил, — подумала Маша. — К чаю, который заварит ему Лизонька».
«Что же ты молчишь? Куда же исчезли все твои красивые мысли о необыкновенной любви?» — мучительно думала Маша. Он шел с ней рядом до трамвая и молчал. Она не могла задавать ему вопросы, она оцепенела от его присутствия. Семен! Семен Григорьич, товарищ Маркизов! Что же ты наделал? Что же будет дальше?
Накануне спектакля Маша заранее волновалась. Места у них рядом! Как будет чувствовать себя этот человек, сидя между двумя женщинами: меж нею и Лизой? Неужто совесть не подскажет ему ничего? Неужто его слова о будущем ребенке, его простосердечные, добровольные слова могут быть брошены на ветер? И неужели он лгал ей, когда, обнимая, шептал бессвязные слова любви?
В театр Маркизов не пришел. Лиза явилась с его старшей сестрой, некрасивой пожилой женщиной.
Маша обменивалась впечатлениями с братом. Слева от нее сидела Лиза. Она то и дело щебетала с сестрой мужа. Казалось, ничего не произошло, и она ни о чем не знает. Свеженькая и милая, как всегда. И достаточно веселая.
Спектакль кончился так поздно, что решили идти домой пешком. Лизе было не по пути с ними, но сестра Маркизова жила недалеко от Маши, и Лиза вздумала проводить ее.
Весенний ветер летал над лужами, над грудами тающего снега по краям дороги, над голыми ветвями деревьев. Сева шел рядом и молчал, — он всегда сначала молчал, пережив что-нибудь значительное, и только позднее высказывал свое мнение. Маша хотела, как всегда, сразу же высказаться, сразу же поделиться со спутниками впечатлением от необыкновенного театра. Это было похоже на диковинные миниатюры, на китайские цветные рисунки, виденные Машей в книгах и на вазах. Декорации на сцене не менялись, все было очень условно. Но и без декораций актеры двигались и играли так, что создавали иллюзию, которая требовалась. Одна сценка происходила на берегу, и девушка-китаянка сидела в лодке. Девушку играл сам Мей Лань-фань, он был хрупок, изящен и женствен. И под ним тихо покачивалась невидимая лодка.
И музыка удивляла, какая-то тоненькая, хрупкая, словно кто-то пересыпал льдинки или хрусталики с люстры. Маленькие звоночки, легкие ритмы восточной мелодии, весенняя капель… Будь рядом Оська или хоть не будь рядом этих двух чужих женщин, Маша говорила бы и говорила об этом.
Но две чужие женщины шли рядом и громко болтали. Они болтали совсем не о театре.
— Современные девушки до того распустились, что готовы вешаться на шею любому встречному, — говорила сестра Семена. — В нашей больнице одна санитарка отколола такой номер, что просто стыдно за молодежь. Нет, мы вели себя не так. А помнишь, Лизочка, как наш Сеня был совсем еще мальчиком и как ухаживал за тобой? А потом вы уехали в Ленинград учиться. И вдруг одна знакомая сообщает: ваш Сеня женился! На ком, боже милостивый? — На Лизе. — Ну, слава богу, мы боялись, чтобы он какую-нибудь не подхватил вроде Надьки Кучеровой. А Лиза — своя, Лизу мы знаем. Лиза ему пара.
