Сергей Львов - Спасите наши души
Отец тяжело вздохнул, а мать ответила ему, улыбаясь. Ася не видела лица матери, но услышала ее улыбку.
— Молодость! Сегодня кажется: все, нашла, вот это мое счастье. Завтра — где же оно? Упустила! А было ли? Ты вот ребят учишь — Асю, Андрея: прежде чем дело какое-нибудь начинать, узнай, как его люди делают, не старайся сам до всего своим умом дойти, что без тебя придумали. Так?
— Так! — согласился Владимир Михайлович. — А чего тут плохого?
— Почему же сразу плохого? — сказала мать и — стало слышно — отодвинула от отца чайник. — От такого чая и у здорового сердце выпрыгнет, тем более среди ночи... Умный ты человек, Володя, а вот как до дочери доходит, тут твой ум кончается.
— Как это кончается?
— А так! Хочешь ты взять и ей на плечи наши головы переставить, да еще не одну, а две сразу. Мы когда-то разве не мучились, не ошибались? Или забыл? А она пусть нашим умом живет? И ей легче, и нам спокойнее? Зачем самой решать, если мы посоветовать можем?
— Вот ты как все поворачиваешь! — удивился Владимир Михайлович. — Значит, по-твоему, она пусть себе хоть голову сломает, только уж чтоб ломала самостоятельно, а я и беспокоиться не должен?
— А ты думаешь, я не беспокоюсь? — сказала мать, и теперь у нее был усталый голос. — Только не сломает она себе голову. Не такая! Иди... Спи... Ночь кончается...
Ася легла, хотела обдумать то, что услышала, но сразу уснула, как провалилась куда-то. Если бы не будильник, спала бы еще и спала.
Она вышла на кухню. Там сидел Андрей, ел холодную картошку со сковородки и косился в учебник. Он поглядел на Асю так, будто видит ее в первый раз, но ничего не сказал, а уткнулся в книгу.
— Чего ж картошку не разогрел? — спросила Ася. — И брось книгу. Сколько раз тебе отец говорил!
— Холодная вкуснее, — ответил Андрей. — А тебе отец тоже много чего говорил. Не очень слушаешься.
— Ах, Андрей, Андрей, ничего-то ты не понимаешь!
— Вот еще! Не понимаю! Генка вчера приходил: «Ася дома?» — Андрей карандашом нарисовал на полях газеты человечка с вопросительным выражением физиономии. — Говорим: «Нет ее». — Андрей что-то сделал с рисунком: физиономия вытянулась. — Спрашивает: «Когда будет?» Говорим: «Сами не знаем». — Он карандашом еще сильнее вытянул физиономию. — Вечером еще раз приходил. Сказали: «Еще не возвращалась». Ушел...
И он нарисовал нового человечка. Тот спускался по лестнице, горестно повесив голову, и ронял на ступеньки большие слезы.
Ася рассмеялась:
— Дай мне, я Генке покажу.
— Вот еще, — сказал Андрей. Но потом спросил самолюбиво: — А что, похоже?
— Не скажу. Ты и так зазнаешься.
Они вышли на лестницу вместе, но когда Ася стала звонить в дверь Марининой квартиры, Андрей крикнул:
— Привет! — Он пошел вниз, не дожидаясь Аси и независимо насвистывая, но остановился на следующей площадке.
— Наташка уже ушла, — сказала Марина. — Чего-то она сегодня торопилась. А я сейчас, только волосы заколю. Мыла вчера голову. Поглядишь, какой у меня теперь оттенок. Называется «Тициан». Очень модно!
— Андрей! — крикнула Ася в пролет лестницы. — Чего стоишь? Ушла уже Наталья, слышишь?
— А мне-то что?.. — громко буркнул Андрей.
Но когда Марина и Ася вышли из дому, они увидели, что он медленно идет к школе, а перед ним шагах в десяти так же медленно идет Наташка, не оглядываясь, но и не ускоряя шага.
Марина и Ася засмеялись.
— Ох, Аська, какие же мы с тобой старые! — протянула Марина, а потом спросила с любопытством: — Ты это где вчера пропадала до ночи? Неужели с Павлом была? Значит, у вас все в порядке? Отец твой сердился, мать волновалась, а я им сказала: «Владимир Михайлович, Анна Алексеевна, ваша Ася — вполне самостоятельный человек. У каждого самостоятельного человека может быть личная жизнь и личные переживания». Отец твой говорит: «Пусть дома переживает». Нет, родители этого не понимают. Мои тоже. Значит, у тебя с Павлом все в порядке? Я рада. Хотя он, по-моему, не очень интересный. Ну ладно, не сердись. А вот у меня, у меня-то... Мы чуть совсем не поссорились. И я уж к нему по-всякому: и на пяточках и на пальчиках. Помирились. Петя вчера заявляет...
Но Марина не успела сказать, что заявил Петя.
— Смотри-ка, на той стороне — сейчас умереть! — Геннадий стоит! Тебя дожидается. Ох, Аська, гляди у меня!
На той стороне действительно стоял Геннадий. Он держал в руках большой квадратный конверт.
Геннадий увидел Асю, постоял немного, сердито набычившись, посмотрел на нее через улицу, потом засунул руки в карманы и вразвалочку перешел через мостовую.
— Нашел я твоего попрошайку... Где живет и все такое...
— Что ж ты не здороваешься? — удивилась Ася.
— Ну, здравствуй, — хмуро ответил Геннадий.
— Приятно с самого утра встретить вежливого молодого человека, — сказала Марина. — Здравствуйте и до свидания. А ты, Ася, на работу не опоздай. — Она ушла, стрельнув в Геннадия глазами.
— Ты чего такой злющий? — спросила Ася.
— Ничего.
— Ну, если ничего, проводи меня до метро. По дороге все расскажешь.
— Ладно, — угрюмо согласился Геннадий, — провожу. Мальчонку этого зовут Мишкой, фамилия ему Сотичев.
— Верно, Сотичев, я теперь вспомнила, — обрадовалась Ася.
— Живет он в доме, где булочная. Отца нет. Мать работает лифтершей. Но сейчас она в больнице. А в церковь его тетка какая-то затащила. Не родная. Торгует тут рядом в овощной палатке. Вот его адрес, фамилия. Все, — сказал Геннадий.
Он не стал объяснять, сколько времени потратил, чтобы выполнить Асино поручение. Обещал — надо сделать! Даже если девушка, которой ты обещал и которая с тобой неделю назад ездила по городу, все следующее воскресенье неизвестно где пропадает, а возвращается домой в двенадцать ночи и не замечает, что ты как проклятый стоишь во дворе напротив ее подъезда и держишь в руках ни на что не похожий подарок.
— Я пошел, — сказал Геннадий.
— А ты еще меня проводи, — попросила Ася.
Они свернули за угол и шли теперь в толпе, спешившей к метро и становившейся чем ближе к вестибюлю, тем плотнее.
— А что у него с ногой? — спросила Ася.
— Не знаю. Я не с ним, а с ребятами с его двора разговаривал. Могу узнать, если надо, — вдруг предложил он, хотя утром твердо решил, что не будет больше встречаться с Асей. Расскажет ей, что узнал, отдаст подарок и баста, крест на этом.
— Вместе узнаем, — сказала Ася. — Ты ведь обещал мне помочь.
И вот, вместо того чтобы, отдав ей записку, раз и навсегда сказать «прощай» и уйти, не оглядываясь, как уходили герои любимых картин, Геннадий, которому на работу к десяти и в другой конец города, спускается с Асей вместе в метро. Он придерживает захлопывающуюся дверь переполненного вагона, чтобы Ася успела войти, а потом зачем-то сам втискивается в этот вагон, едет с ней и еще провожает ее до самой проходной и чувствует: хотел бы, но не может он на нее сердиться. А все потому, что поглядела на него своими ясными глазами и сказала своим голосом, всегда веселым, а сегодня вроде бы грустным, но доверчивым:
— Мне очень нужно, чтобы ты мне помог, Генка. Ну, что я одна буду с этим мальчиком делать?
Ася ушла. Генка стоит перед проходной, смотрит ей вслед и думает: что же это такое в конце концов с его стороны? Отсутствие воли? Ну, нет! Это «всепоглощающее чувство», вот что это такое! Теперь, когда он вспомнил, как называется то, что с ним происходит, он перестает на себя злиться. Конечно, если вдуматься, очень странно, что это происходит именно с ним. Ему всегда казалось, что чувства — это очень простая штука, тем более теперь, когда времени на технику и то не хватает: так быстро она развивается. Каждый день новое. А про переживания все давно известно. Тут нового ничего не изобретешь. Но уж раз оно так получилось и это обрушилось на него, придется себя вести сообразно с обстоятельствами. Геннадий любил делать все по-настоящему, как полагается...
Пожалуй, напрасно он не отдал ей конверт, который весь вечер держал наготове вчера и принес с собой с самого утра сегодня.
Генке давно хотелось рассказать Асе, как он ее увидел первый раз, как тогда утром на лестнице все слилось вместе: солнце, которое било в окно, вспышка ее волос в солнечном луче, ритм песенки, которую он насвистывал, а Ася подхватила перестуком каблучков по ступенькам.
Но как все это перескажешь словами? А ведь достаточно ему у себя дома включить магнитофон с пленкой, где записана эта песня, чтобы ясно увидеть все: и лестницу, и солнце, и Асю...
У Аси был простенький проигрыватель: Геннадий сам его не раз налаживал. И ему вдруг пришло в голову переписать песню, с которой все началось, с пленки на пластинку, подарить Асе эту пластинку, а уж заодно объяснить, в чем смысл этого подарка.
С самого утра в воскресенье Геннадий отправился на улицу Горького в ателье звукозаписи. Ему предложили подождать. Старик, который сидел в стеклянном ящике, выводил серебряной краской и затейливыми буквами надпись на огромной фарфоровой чашке: «Маленький подарок с большим чувством уважаемому...»
