Константин Ваншенкин - Большие пожары
Малахов поднялся наверх по крутой лестнице, постоял на площадке, стал рассматривать в коридоре фотографии на Доске почета. «Лучшие люди базы: Бавин, летчик-наблюдатель, Голубева, бухгалтер, Лабутин, инструктор ППС».
Сзади опросили:
— Товарищ, вы ко мне?
— Вы... э... Андрей Васильевич?
В кабинете Гущин снял китель и повесил его на спинку стула.
— Что у вас?
Малахов представился и предъявил документы.
— Очень приятно.
Малахов давно привык к тому, что его встречали везде с большим уважением, и понимал, что это относится не столько к нему, сколько к его газете и вообще к печати.
— Ну, что вас интересует? Время очень грудное для нас. Нет дождей, лето очень жаркое. Поэтому пожары. Леса, как вы знаете, занимают пятьдесят процентов территории страны, около этого. А жара почти везде. Даже во Франции сейчас, не помню в каком департаменте, лесные пожары.— Он усмехнулся. — Депутаты делали запрос. Но понимаю, что там может гореть?
— Вам бы их заботы.
— Да, вот смотрите,— он кивнул на огромную карту на стене,— десятки миллионов га обслуживает наша база. А в каких условиях мы работаем? Хорошо бы, если б вы написали об этом, ведь это жилой дом. Обещают отселить, но пока безрезультатно. Да, ну так вот, условия тяжелые. Тайга глухая, захламленная, мох до метра высотой. Представляете? Откуда пожары? Да нет, не от гроз. Всякие промысловики, ягодники зажигают. Геологоразведочные, поисковые партии. Мы запросили схему их расположения, наложили на карту, и она точно совпала со схемой очагов пожаров.
Входили люди, Гущин брал из их рук бумаги, подписывал приказы, изучал донесения и сводки. Звонил телефон, он поднимал трубку:
— Знаю, знаю. Мне этот бензовоз нужен позарез. Бензин перелить в емкости. Конечно. Вертолеты будут.
Он сидел в этом маленьком кабинетике, под окном висело белье и кричали мальчишки, а он говорил в трубку несколько слов, и на громадных зеленых пространствах происходили перемены: выбрасывались парашютные десанты, поднимались, будто подпрыгивали, вертолеты.
Вошла пожилая женщина, внесла бутылку молока и булочку на блюдце.
— Не завтракал сегодня,— улыбнулся Гущин,— закрутился. Один. Жена на курорте. Не хотите? — Он стал есть булку, зашивая молоком.— Понимаете, какая история? Мы ничего как будто на создаем, ну, аэросев, скажем, кое-где проводим, мелочь. Но тем, что мы сберегаем, мы тоже создаем ценности. Вы напишите об этом, если считаете нужным. Люди работают самоотверженно. Отважные ребята. Защитное оборудование проходило этим летом испытания, чтобы прыгать можно прямо на лес. Хорошие отзывы, будут внедрять. Но практически и теперь прыгают на лес. Места глухие, площадок нет, человека два на площадку попадет, хорошо, остальные на лес. Стараемся прыгать поближе к пожару, иначе нет смысла: пока они дойдут туда, да все на себе таща, там знаете как разгорится. В общем, что вам сказать? Дело очень тяжелое, очень нужное, люди делают все, что могут.
— Я хотел бы...— начал Малахов.
— ...увидеть действующий пожар и как его тушат? Конечно, конечно. Куда же вам лучше поехать? К Бавину. Очень хороший летнаб, и команда очень хорошая. Но горит Бавин,— он вздохнул и покрутил головой,— ох, как горит! Теперь, как туда добраться. С этим сложнее. У нас должен быть оттуда самолет, но когда — неизвестно. Может, завтра, может, через неделю. Когда будет возможность. Нам нужно туда ребят-практикантов послать и, главное, шофера забросить. Там наш бензовоз стоит. Бензин завезли высокого сорта — Б-95, для МИ четвертых. Но вертолеты к ним еще не перегнали. А у шофера вдруг аппендицит, сделали операцию. Теперь нам нужно туда послать водителя, чтобы обратно бензовоз получить. Вы на всякий случай идите завтра на автобусную станцию, только пораньше, купите билет туда на послезавтра и поедете автобусом. Дорога, правда, тяжелая, с утра до вечера, но что сделаешь. А если будет самолет, я вам позвоню. Вы где остановились?
«Действующий пожар»,— подумай Малахов,— это звучит, как «действующий вулкан».
Потом он бродил по городу, по длинным прямым улицам, по их деревянным тротуарам, мимо маленьких домиков с окошками в тюле, и по другим тоже длинным, но уже современным улицам, с новыми домами, со строительными кранами вдали. Его обогнал трамвай. Через все три вагона тянулась надпись: «Изготовлено из металла, собранного учениками средней школы № 5». Малахов останавливался около памятников, иногда фотографировал, здесь было много памятников русским землепроходцам и ссыльным революционерам. Он вышел на набережную, там делали гранитный парапет, подъезжали самосвалы с раствором, подъемные краны осторожно клали каменные глыбы, работали экскаваторы. И рядом с этой оживленной суетой своей, совсем особенной жизнью жила река. Там, оде парапет уже был готов, Малахов облокотился на теплый гранит и долго смотрел на быстро идущую, но все равно спокойную, светлую воду, на катера и пароходы, занимавшие так мало места в жизни этой красивой холодной стихии.
Поздно вечером он позвонил домой. Витька сдал математику.
Утром Малахов купил билет на автобусной станции, расположенной, как в большинстве городов, на рынке. Хорошо, что пришел пораньше, за полчаса билеты были распроданы. У входа на рынок стоял целый ряд — не меньше десятка — новых автоматов для газированной воды, похожих на нарисованные в давних детских книжках умывальники — Мойдодыры. Потом он снова бродил по городу, прокатился по реке на речном трамвае, пообедал в ресторане «Тайга» и вернулся в гостиницу.
— Тут вам звонили,— сказала дежурная, протягивая ключ,— сейчас, сейчас, ага, Гущин. Просил позвонить.
Малахов снял трубку.
— Гущин. Кто? Товарищ Малахов, есть самолет. Подъезжайте к нам и от нас «а аэродром. Вы на чем поедете? Автобусом долго. Я сейчас за вами пришлю «газик».
Собрав вещи и сдав номер, Малахов, помахивая сак-вояжиком, сошел вниз. У подъезда стоял зеленый «газик» с нарисованной на борту десантной эмблемой: парашют, перекрещенный крылышками.
— Корреспондент? — осведомился шофер деловито.— На базу? Пожалуйста,— и газанул с места. На тыльной стороне ладони у него синела наколка — взъерошенная птица и подпись к ней: «Так улетела моя молодость».
— И давно улетела? — спросил Малахов, кивая на татуировку.
— Давно,— улыбнулся тот, обнажая золотые зубы.
Во дворе базы ждал грузовик, практиканты побросали в кузов свои рюкзаки. На крыльце стоял Гущин:
— Тележко, ставь машину и залезай. А вы, товарищ Малахов, с шофером садитесь.
— Ничего, все равно,— ответил Малахов, влезая в кабину.
— Ну, счастливо. Самолет ждет. Бавин вас встретит.
Гущин взмахнул рукой, и машина тронулась.
На аэродроме выехали прямо на край летного поля, где стояли АНы вторые, шофер все бормотал:
— Не знаю, можно ли тут ездить?
И действительно, один АН стал разворачиваться на месте, и на них заорали:
— Куда претесь!
Они все же подъехали к своему «Антону», и Тележко поздоровался с обоими пилотами, помахал им, сидящим в кабине. Малахов поразился (в который раз такое с ним было!), какие молоденькие ребята, эти летчики, совсем мальчики, почти как Витька. Молодость людей других профессий обычно не удивляла его, а здесь был как бы особый случай — летчики!
Они вышли из самолета и, не обращая ни на кою внимания, зашагали по полю к видневшимся вдали аэродромным строениям.
— Валька! — окликнул Тележко. — Когда полетим?
— Полетим, полетим,— ответил тот важно, не оборачиваясь.
Пришли техники, раскрыли мотор, стали в нем копаться.
— Ну, можно отдохнуть, пока они самолет сломают,— сказал Тележко, опускаясь на траву,— садитесь, товарищ корреспондент. Теперь будем ждать, сколько — неизвестно. В авиации так всегда, но зато полетим. Это вам повезло, что самолет, автобусом ехать больно уж тяжко, жара, пылища, как все равно эта... А дорога, правда, знаменитая, на прииски вела. Золотишко мыли!..
«Как народ называет точно, — подумал Малахов,—золотишко! Сколько в этом презрения к богатству, к блеску, к жадности, и, наоборот, сколько любви и нежности в другом слове, в шахтерском: «уголек!» Рабочее слово. Нужно будет это вставить при случае».
На открытом месте было еще жарко, но день уже явственно переходил в вечер, в светлый, летний, длинный, но вечер. В стороне, на крыше ангара, сидели голуби.
— Смотрите, как взлетают,— сказал Тележко, — не сразу .крыльями машут, а сперва просто спрыгивают, вроде как затяжку делают при прыжке.— Он повернулся на бок.— Где же наши пилотяги? Лететь надо, Бавин небось ждет не дождется.
— Хороший человек Бавин? — спросил один из практикантов, маленький, кудрявый.
— У нас все хорошие в нашей системе. А Бавин правильный человек: не пьет, не курит и бреется электробритвой. Не гонится, говорит, за барышами, а хочет сравнять шею с ушами. Но трудно ему, уж больно горит.
