Иван Щеголихин - Должностные лица
Шибаев любил шахматы, играл вполне прилично, во всяком случае с Голубем у них счет ничейный. Деловому человеку шахматы полезны, приучают терпеливо смотреть на несколько ходов вперед. И все-таки в башке у него не укладывался вот этот альянс проходимца с юристом. Впрочем, адвокаты нередко дружат с преступниками, не то, что прокуроры.
— Вполне достойный будет тебе партнер, вместе будете играть в скором времени…
— Где, в зоне?
— Нет, почему же, на комбинате.
Ни тени сомнения в том, что Шибаев Горобца примет, иначе они ему дадут пинка. Гриша гнет свою линию в присутствии лагерного хмыря, хочет заверить, в обиду его не даст.
— Только ты не злоупотребляй служебным положением, — продолжал Голубь, — он человек интеллигентный, в очках.
— Хорошо видит, где плохо лежит, — в тон ему продолжал Шибаев. — Ладно, беру. С двумя судимостями у меня людей нет, он будет первым.
— Буря в стакане воды не рентабельна, — сказал Гриша. — Тебе пора уяснить что выгодно, а что в убыток. Время бесплатных услуг прошло, и притом навсегда.
— Нам надо бы встретиться, — сдержанно сказал Шибаев.
— Я не могу прервать партию, тем более Яша выигрывает. А по какому вопросу?
— Про лекала тебе известно, — утвердительно сказал Шибаев.
— Какие лекала? — изумился Голубь и как будто присел там возле телефона. Шибаев поскрипел зубами.
— Приехали твои ребята, забрали лекала, дело стоит.
— Впервые слышу, дорогой. На каком таком основании?
— Твоя работа, говорят.
Голубь на «твою работу» ноль внимания.
— Что теперь, нужна помощь?
— Да. Приезжай, забери чемодан, который я вчера унес от тебя по пьянке.
Глава одиннадцатая Монеты царской чеканки
Прилетел Шевчик бодрый, молодой, веселый, загорел в Кутаиси, будто там не март, а уже июль. Дело провернул удачно, наладил кое-какие связи на будущее. Нагрузка, в основном, выпала на обратную дорогу, когда вез деньги, советские при себе, а царские в багаже.
Монеты Шевчик нашел не сразу. Дело оказалось не таким простым, как с норкой. Шкурки он сдал оптом Тамаре по кличке Кармен, на нее нацелил Кладошвили еще в Каратасе. Она не сразу доверилась, ходили вместе на междугороднюю, она переговорила с Додиком Кладошвили, и только тогда взяла у него все триста штук по сто рублей. И тут же выдала наличными, приятно с такими кадрами работать. Не сможет ли она помочь с монетами? Тамара сказала — зайди завтра, наведу справки. Если у человека есть деньги, ему можно доверять. На другой день Тамара вывела его на одного студента — «скажешь, от Тамары». Шевчик поехал, студент оказался уже аспирантом из Ленинграда, числится при Эрмитаже, но живет здесь. Его интересуют иконы, монеты, картины и всякий антиквариат — не то. Николаевские деньги, по его просвещенному мнению, не антиквариат. Аспирант дал еще адресок, но опять сорвалось, еще адресок… То ли они его проверяли, то ли у них и на самом деле товара не было. Все встречи только на улице и с паролем — в сквере, на набережной, возле кинотеатра, никаких квартир, просто уговор, завтра во столько-то тебя будут ждать, скажешь, что от Важи, от Жоры, от Тамары. Пару раз он услышал кличку Колымчан. Наконец, через пятого или шестого Шевчик попал в селение Кулаши к старому сапожнику в очках, он говорил по-русски сразу с двумя акцентами — с кавказским и с одесским. Он мимоходом признался, что собирается переехать и, поскольку монеты много весят, ему бы хотелось заменить тяжелое золото на один легкий бриллиант. Когда Шевчик сказал, что ему нужно сто пятьдесят штук, старик спросил, когда расчет. «Сразу», — ответил Шевчик и показал на свой дипломат. Старик почмокал губами: «Молодой человек, вы уже послушайте старого человека, я вас удавлю шнурком и плакали ваши семнадцать тысяч. Кто же так работает? Вы, случайно не из ОБХСС? Хотя, извините, я вам охотно верю, откуда в ОБХСС такие деньги, там нищие. Примите мой совет, никогда не ходите один, наша жизнь ничего не стоит. Я вас угощаю чаем с цитрусами, после чего вы засыпаете здесь, а просыпаетесь в раю». Он отсчитал Шевчику, сколько нужно сияющих золотых монет с изображением Николая II и датой 1899. Шевчик расплатился, поблагодарил за совет. «Вы настолько уже нравитесь старому еврею, что посмотрите на мои тонкие руки, это ваш интерес заставил меня придти в сапожную лавку, а у меня кристально чистая работа, я классный ювелир, мой дед был ювелиром, мой отец ювелир, мои внуки тоже будут ювелирами, только пусть этот разговор останется между нами». — Среди валютчиков, оказывается, бывают такие откровенные, милые люди.
Шибаеву Шевчик рассказал без подробностей, в общих чертах, после чего поинтересовался, какие новости на комбинате, как здесь идет норка, все-таки много было несортовой.
Норка идет неплохо. Город пока не видел настоящего меха и берет какой есть, за одно название. Спроси у Шибаева, что можно сделать из шкурки ценой три пятьдесят, он не сможет ответить, хотя специалист. Берут и дорогую, даже пачками. У народа дурные деньги, откуда? Да оттуда же, откуда и у тебя. Ну, что еще по комбинату? Пошивочный цех взялся бороться за звание коллектива коммунистического труда.
— Правильно, девчонки стараются.
— У многих десятилетка, три поступили в техникум, одна даже заочница в педагогическом.
В обеденный перерыв собрались в кабинете Шибаева посмотреть на Шевчика, посидеть. Роман Захарович распорядился приготовить стол, сели с коньячком, водочкой, закуской, балык, колбаса, крабы — Соня вертелась, как на эстраде, ей ужасно это приятно. Тут же ошалелая Каролина, вернулся ее ненаглядный. Явился Яша Горобец — «по поводу запчастей», невысокий, в обвислом пиджаке, штаны гармошкой, одутловатые щеки, вид бродяжки, не то, что Гриша, противоположность полная, правда, в очках.
Сели, выпили. Цитрусы, закуски. Разговор пошел.
— А что вас особенно поразило на Кавказе? — пропела Соня. Каролина даже челюсть приостановила с куском за щекой, такую мелодию в голосе подала секретарша.
Больше всего Шевчика поразило кладбище. Он такого даже вообразить не мог. Видел в кино и в Риге на экскурсии — красота, сам бы лег, да жить надо. Но кладбище в Цхалтубо — чудо из чудес, судите сами. Тамошние жители городят над могилой, хотите верьте, хотите нет, по меньшей мере кооперативную квартиру! Здесь у нас как хоронят? В «Металлобытремонте» заказывают стандартную пирамидку из железа, на ней приваривают железную звезду или крест по уровню сознательности, красят сверху донизу, чем попало, втыкают над гробом, — и вся тебе вечная память. Там же — ничего похожего. Там стандарт на десятки тысяч рублей. Никаких тебе железяк — гранит, малахит, редчайшие камни и обязательно фотография в полный рост, в натуральную величину, причем стоит усопший не просто на лоне природы, на фоне Казбека, нет, обязательно на фоне своей машины. А сверху на машине ковры сложены так умело, показательно, чтоб можно было пересчитать все до одного — вот так некоторые хоронят на Кавказе. Причем машина должна быть последней модели или, наоборот, первой, конца прошлого века.
— Алесь, а вам не кажется, что это пошлость? — кокетливо спросила Соня.
Вишневецкая аж заикала и ответила за Алеся:
— Если у тебя в кармане вошь на аркане, то, конечно, пошлость. Уважающий себя человек с малолетства стремится к богатой могиле, чтобы каждый подошел и увидел — покойник не зря прожил свою жизнь.
— А я бы туда добавила Уголовный кодекс, — сказала Соня, — сразу видно, жизнь была полна приключений.
— А сколько такая могила может стоить? Тысяч за сто можно купить? — заинтересовался Махнарылов.
— Василий Иванович, мне такую даром не надо.
— Это не могила, это захоронение, олухи, своего рода мавзолей.
— Ну, мавзолей в Москве гораздо скромнее, — определил Шевчик.
— Алесь, скажите, а вы что окончили?
Каролина, забыв о правилах хорошего тона, переложила вилку из левой руки в правую. Шевчик заметил, но пока не мог угадать, кого она сейчас пырнет спьяна, Соню или же его самого в честь приезда.
— Ну, живут! — восхитился Вася. — А какой, интересно, будет у меня, это самое… мавзолей?
— Без нулей не построишь мавзолей, — изрек Шибаев. — Какой человек, такая у него могила.
— А вот великие люди завещают хоронить их без всего, — манерно продолжала Соня, не замечая состояния Каролины, или, вполне возможно, не боясь ее. — Они бессмертны делами, а не могилами.
— Засыпет нас всех в один прекрасный момент атомным взрывом, а потом через тыщу лет откопают, и по этим могилам узнают, как мы жили. Под Алма-Атой нашли золотого воина, на нем полторы тысячи украшений.
— Жили не тужили. А где наше золото, Алесь, покажи товарищам. Шевчик внимательно посмотрел на Шибаева, тот уверенно кивнул —
давай без всякого. Шиберу надо утвердиться, при нем все можно, вон какой гужевон устроили, пьют, едят, и пусть тут сидит Яша Горобец, стукач Голубя, никому не страшно.
