Петр Капица - Ревущие сороковые
— Вот видите, треплет языком и не остановишь, — обратился ко мне за сочувствием гарпунер. — Распустил прежний капитан, не матросы, а хулиган на хулигане.
— Да и вы, товарищ Кротов, не меньше нашего понаторели, — заметил обидевшийся за матросов рулевой. — С вами никто не может состязаться… умеете оскорбить и унизить. Обозлишься, когда тобой помыкают.
— И тебе уже нехорошо со мной? — свирепо обернувшись, спросил у рулевого гарпунер. — А я от жалости не гоню с мостика. Ни одной команды, когда к киту подходим, в точности исполнить не можешь. Видно, сговорились перед новым капитаном дразнить меня и оговаривать. Требую оградить, — вновь обратился он ко мне.
Должность обязывала меня быть справедливым и строгим, поэтому я взял мегафон и сказал:
— Слушать всем! Советую выбирать выражения, когда ведете разговоры на вахте. Считайте это приказом. Больше напоминать не буду, повторения не в моем характере. Взыщу!
Мое замечание, видно, не понравилось гарпунеру, потому что он отвернулся и замолк. Я видел, как над его челюстью ходят желваки. Этот человек был наполнен злобой.
— Есть! Засек фонтаны! — вдруг радостно заорал бочкарь. — Штучек семь будет!
— Товарищ Чувахин! — окликнул я марсо-вого. — Когда докладываете — сообщайте точнее направление и породу замеченных китов.
— Ишь чего захотели! Откуда этому олуху породу знать? Он всплеска от фонтана не отличит. Может, и китов-то вовсе нет, проверить надо, — ворчливо вставил Кротов.
— Мой совет насчет выражений и к вам относится, — напомнил я гарпунеру.
— А мне советчики не нужны, — с вызовом ответил Кротов. — Я сам себе хозяин.
Выйдя за барьер, он хлопнул дверцей, не спеша перебрался по переходному мостику на полубак. А там, став у пушки, небрежно поднял руку над головой. Это обозначало, что гарпунер берет на себя управление судном.
Кротов как бы наглядно показал мне, что он легко может лишить меня власти.
Не вмешиваясь в его распоряжения на судне, я молча наблюдал за начавшейся суетой.
Отовсюду на верхнюю палубу выбегали на ходу одевающиеся заспанные косатковцы. Разве моряки могут спокойно усидеть в кубрике, когда показались киты?
На некоторых судах подвахтенные и отдыхающие грудятся где-нибудь на корме и боятся лишнее слово проронить, чтобы не мешать охоте. Но на «Косатке» все было по-иному: кочегары, механики и матросы палубной команды вмиг облепили ванты, борта, надстройки и сделались нетерпеливыми подсказчиками.
Впереди виднелись четыре кита, которые не спеша плыли в сторону далеких айсбергов.
— Вон к тому крайнему давай! — требовал один из наблюдателей. — Он пожирней будет.
— Зачем? Средний ближе, — возражал другой.
Гарпунер, слыша выкрики за спиной, досадливо морщился и жестами показывал, что он решил идти в обход китам. Бочкарь, не понимая его, старался всех перекричать:
— Да не туда, рулевой! Что ты делаешь? Право руля!
Сбитый с толку рулевой перекладывал руль в другую сторону. Судно поворачивало не туда, куда хотел гарпунер, и тот орал:
— Лево руля! Кого слушаешь, подлец! Стоп машина!
Взбурлив воду и содрогаясь, судно развернулось по инерции «на пятке»,
— Зашаманил наш псих, — ворчал рулевой, исправляя ошибку. — Угадай, чего он хочет.
— Полный вперед!
Судно дернулось и ушло слишком вправо. Гарпунеру надо было на ком-то отвести душу.
— Не могу с таким рулевым, гоните его к черту! — вспылив, потребовал Кротов. — Он мне на нервы действует.
Есть люди, для которых доводы разума — пустой звук; раз они «завелись», то их не остановишь.
Старпом вызвал к штурвалу другого рулевого. Но и тот не мог поспеть за часто сменяющимися противоречивыми командами. Судно рыскало, шло нелепыми зигзагами. После каждого промаха в маневре гарпунер поворачивался в мою сторону и как бы в изнеможении опускал руки. Смотрите-ка, с какими олухами приходится иметь дело. Разве с такими помощниками настигнешь кита?
А нетерпеливые «помощники», взобравшиеся на ванты, в свою очередь негодовали;
— Чего ты все на мостик оглядываешься? Там киты не водятся!
— Кончать психовать, нечего пантомиму разыгрывать, работать надо!
Гарпунер, не найдя во мне сочувствующего, остервенело сплюнул в сторону крикунов, отвернулся и стал более сдержанными жестами управлять судном.
Часа через два мы приблизились к одному из финвалов метров на сто. Для стрельбы дистанция была сверхдальней, а нетерпеливые зрители в азарте настаивали:
— Чего ждешь? Вей!
— Не копайся, целься живей! Кит ведь не айсберг, уйдет.
— Пали, говорят, не волынься! — негодуя, требовали многие.
Поддавшись общему настроению, Кротов выстрелил преждевременно. Пятипудовый гарпун, вылетевший из ствола пушки, не воткнулся в кита, а, пройдя по касательной, сорвал с его спины вместе с плавником широкую ленту жира и упал в воду у головы…
Взорвавшаяся граната звонке хлопнула. Оглушенный кит закружился на месте, затем взвился вверх, упал на брюхо и, словно огромный черный мяч, отскакивающий от волн, дикими прыжками помчался прочь. Другие фин-валы также принялись улепетывать.
— Теперь поминай как звали. Сто миль в час!
— Эх, мазила ты, мазила! — укорил кто-то с вантов.
— Тоже гарпунер! Только животных калечит, — добавил другой. — Не брался бы, раз не можешь!
— С вами кто хочешь опозорится. Прицелиться не дадут, гады, орут под руку как полоумные. С меня будет! — в запале выкрикнул Кротов. — Довольно нервы портить, больше не подойду к пушке!
Сорвав с рук меховые рукавицы, он хлопнул ими о палубу, затем одну за другой зафутболил в море.
— Давно бы так! — обрадовавшись, сказал отстраненный рулевой. — Может, вместо психа нормального человека пришлют.
— Товарищ капитан, вы слышите… Слышали, что этот стервец сказал? — трясясь и брызжа слюной, обратился ко мне Кротов. — Если вы его сегодня же как непригодного не спишете с «Косатки», я пожалуюсь… Распоряжения гарпунера не выполняются.
— Ну вот еще! Какие у тебя распоряжения? — запротестовали другие. — Ты его всякий раз обзываешь. А рулевой что ж — молчать должен? Он не человек, что ли?
Поднялся такой галдеж, что я вынужден был сказать старпому: «Успокойте их» — и уйти к себе в каюту.
Когда страсти на «Косатке» улеглись, я приказал лечь в дрейф и собрать экипаж.
В кают-компанию пришли все косатковцы, свободные от вахты, не было лишь гарпунера. Он показывал характер: выгнал камбузника, пришедшего звать на собрание, надеясь, что я сам приду его уговаривать.
Я не люблю заносчивых и вздорных людей, поэтому начал разговор без гарпунера.
— Вот что, друзья-товарищи, обижайтесь не обижайтесь, но поглядел я на вашу работу и понял: не на боевое судно пришел. На «Косатке» — плавучий пингвинный базар. Так дальше не пойдет! К концу рейса вы все здесь передеретесь. С вами страшно будет сороковые широты пересекать. Чтобы этого не случилось, ввожу новые порядки: запрещаю всем, кроме марсового, гарпунера и его помощника, находиться на верхней палубе ближе трубы. Любопытным отводится корма, и то с условием, если они сумеют наблюдать молча, без реплик. За всякие выкрики и советы гарпунеру буду удалять и наказывать. Довольно базара. Иначе мы с вами не вылезем из прорыва.
— Надо гарпунера сменить, — убежденно сказал усатый стармех, которого по-старомодному звали Дедом. — Пока он на судне, порядка не будет. Всех против себя сумел восстановить. Потому что мажет по китам: то раньше, то позже палит, а потом психует. Слова не может сказать по-человечески, так и норовит обидеть. А кто это стерпит? Даже самые тихие огрызаются.
— А у нас всякий огрызается, — вставил боцман, носивший бороду на голландский манер: она у него росла под гладко выбритым подбородком, обрамляя узкое, продолговатое лицо от виска до виска. — Больно много строптивых развелось. Никому слова не скажи, сразу губы надуют. Обидчивых надо бы убрать. А насчет Кротова — верно. Из-за него мы ничего не заработаем, зря только мучаемся…
Закончить свою речь боцману не удалось. Прибежавший наблюдатель сообщил, что какие-то киты сами подошли к судну.
— Фонтаны метрах в пятистах, — уверял он.
Мне пришлось прервать собрание и отдать команду всем занять свои места.
Киты действительно выпускали фонтаны невдалеке от нас. Это было небольшое стадо финвалов.
— Где гарпунер Кротов? — спросил я у вахтенного матроса.
— Он послал меня к чертям и сказал, что не выйдет, — ответил тот.
— Ну что ж, пусть пеняет на себя. Чува-хин, назначаю вас своим помощником. Боцмана прошу занять место в бочке.
— Есть!
— Есть! — донеслось до меня.
С мостика я перешел на полубак и, зарядив пушку, жестами стал передавать рулевому и вахтенному штурману, как вести судно.
